Введение

Исследователи ранней истории казачества, независимо друг от друга поражались тому обстоятельству, что практически одновременно, со второй половины XVI века, по-являются письменные сообщения о вольных казаках во многих районах Евразии. Доку-менты пестрят сообщениями о казачьих отрядах на Волге, Дону, Тереке, Днепре, Яике и т.д. Неожиданно появившиеся на исторической арене хорошо организованные казачьи общины представляли собой внушительную военную силу, с которой были вынуждены считаться не только представители царской администрации порубежных русских горо-дов, но и многочисленные кочевые орды, терпевшие от близкого соседства с ними весо-мые людские и материальные потери.
В сложившихся обстоятельствах народы степи были вынуждены определенную часть своих лучших сил расходовать не на совершение опустошительных рейдов в пре-делы русских земель, а держать воинский контингент вблизи своих кочевий, оберегая от возможных происшествий собственные семьи и охраны многочисленных стад. Дошло до того, что могущественный турецкий султан Сулейман I Великолепный, вызывавший обоснованный трепет у европейских государей, был вынужден незамедлительно искать себе союзников уже в 1551 году для противодействия распространению влияния казаче-ства на соседние народы и близлежащие степные территории [1].
Русский царь Иван IV Грозный, проводя политику усиления самодержавной власти, всячески стремился обезопасить от вторжения орд кочевников южные рубежи и расши-рить по возможности пределы государства. Для выполнения этих задач лучше всего подходили родственные по происхождению и вере казачьи общины, разбросанные по всему пространству “Дикого поля” и поддерживающие между собой хорошо налажен-ную связь. Ведя подвижный военно-промысловый образ жизни, независимые казачьи социумы нуждались в надежной поддержке сильного союзника, каким зачастую высту-пало российское правительство, поставляющее им за выполнение периодических пору-чений продовольствие и припасы для огнестрельного оружия.
Царские воеводы из южных регионов страны, часто сталкивающиеся с мобильными казачьими отрядами в пограничных районах, очень быстро оценили их боевые качества. В отличие от большинства “государевых” служивых людей, казаки были прекрасными наездниками и бесстрашно сражались в скоротечных конных атаках, стойко держались в пешем строю на открытой местности. Первоначально вольные сыновья “Дикого поля” на взаимовыгодных условиях исполняли, главным образом, функции разведчиков, проводников, сопровождали посольства к степным кочевьям, охраняли всевозможные грузы и выполняли другие незначительные поручения.
Однако ближе к середине XVI века государственные структуры, путем постоянных контактов с казачьей вольницей сумели заручиться их поддержкой в общероссийских предприятиях. Так, в одной из челобитной донцов говорилось: «В которое время царь Иван стоял под Казанью и по ево государеву указу отоманы казаки выходили з Дону и с Волги и с Яику и с Терка, ему отоман Сусарь Федоров и многие отоманы казаки яму го-сударю под Казанью служили» [2]. Дальнейшее развитие событий отечественной исто-рии со всей очевидностью показало, что именно вольному казачеству, с берегов заполь-ных рек принадлежит основная заслуга в присоединении к России огромных территорий, в том числе и кавказских земель и создание могучего многонационального государства от Карпатских гор до Японских островов в Тихом океане.
В течение нескольких десятилетий берега Волги являлись своеобразным сборным пунктом для многочисленных вольных казачьих групп, находивших на них богатую до-бычу и в случае необходимости беспрепятственно переходивших с одной реки на дру-гую. Однако постройка разветвленной сети городов-крепостей по волжским берегам, размещение в них постоянных стрелецких гарнизонов, означали автоматическое и не-медленное включение близлежащих прибрежных территорий в сферу централизованно-го Московского государства. Казачьим общинам на берегах Волги оставался небольшой выбор: либо пойти на компромисс с царскими чиновниками и поступить хотя бы вре-менно на службу в одно из военных подразделений, либо срочно переселиться на другие казачьи реки.
С каждым годом российское правительство все более осваивало южнорусские сте-пи по всем возможным направлениям. В состав российского государства окончательно вошли многие народы Поволжья, взаимоотношения с которыми не всегда оставались безоблачными. У степных феодалов турецко-крымской ориентации повсеместно конфи-сковались принадлежащие им владения, которые незамедлительно передавались их бывшим рабам, принявшим христианство [3]. Продолжался непрерывный процесс пере-селения из центральных областей страны крестьянских семей, основывались новые рус-ские города и села, распахивались целинные залежи, приносящие невиданные урожаи. По всему течению Волги многократно возросла роль и значимость царской администра-ции, в крепостях увеличивалась численность воинских подразделений, контролирующих стратегически важные пункты.
В сложившейся ситуации радиус казачьих поселений и район их самостоятельных действий на Волге непрерывно ограничивались. Вместе с тем казачьи общины на волж-ских берегах в сложной обстановке сохранились в окружении многочисленных против-ников и, несмотря на свою малочисленность, сумели выстоять и отстоять свою незави-симость. Однако повсеместно изменившиеся местные реалии были таковыми, что для того чтобы полностью не исчезнуть с исторической арены и не раствориться в общей массе российских подданных, волжские казачьи группы одна за другой были вынужде-ны поступать на долговременную государственную военную службу.
Если первоначально союзнические договоры носили кратковременный характер, на что с удовольствием соглашались и царские воеводы, то с усилением позиций Москвы на берегах Волжского торгового пути подобный союз равноправных субъектов стал просто невозможным. Не желавшие расставаться с неограниченной свободой, казачьи ватажки покидали насиженные места и отправлялись в районы, еще не доступные фео-дально-крепостническому государству. Те же, кто предпочел остаться в обжитых при-брежных станицах, главным образом, казаки, успевшие обзавестись добротными семей-ными домами, оставались и поступали в разряд служивых людей.
С течением времени, волжские казаки, так же как и их собратья на других заполь-ных реках, окончательно были подчинены местным государственным администрациям. Им выплачивалось в соответствии с их заслугами денежное вознаграждение и продо-вольственное довольствие из бюджета, за которым периодически отправлялись специ-альные “зимовые” станицы. Причем выдвинувшиеся военные предводители отрядов на-граждались в гораздо большей степени, чем рядовые участники походов [4]. Тем самым, правительство исподволь приучало верхи казачества к долговременному сотрудничест-ву и сделало решающий шаг к полному контролю за остальной частью общин, в которых все еще пробивались ростки вольной жизни.
Во время плодотворного правление Петра I кардинальному изменению под-верглись и взаимоотношения государственной власти с различными казачьими сообществами, оказавшимися непосредственно уже на территории подконтрольной царским чиновникам либо в непосредственной близости от их постоянного местопребывания. Многолетняя политика по “прикармливанию” и приручению военных предводителей казачьих отрядов возымела положительные результаты. Именно на авторитет еще выбранных атаманов и их ближайшее окружение опирался преобразователь России, когда в марте 1720 году подчинил северокавказское казачество ведению астраханского губернатора. А уже на следующий год специальным указом казачьи общины южных регионов перешли в окончательное ведение Военной коллегии [5].
Для укрепления пограничной линии на Волге и охраны торговых путей в месте, наиболее близком к донским трактам, указом императрицы Анны Иоанновны от 20 ян-варя 1734 года были поселены тысяча пятьдесят семей донских казаков «между Цари-цына и Камышинска… по реке Иловле… от донских городов до пригорода Дмитриев-ска». Несмотря на то, что правительство в категоричной форме потребовало от пересе-ляемых казаков «больше вышеописанного числа казаков не записывать, и пришлых лю-дей в те места… не принимать под жестоким наказанием и вечным разорением» [6], нельзя однозначно утверждать, что в указанное число семей не вошли казаки, ранее жившие и промышлявшие на берегах Волги и впоследствии ушедших на донские берега, либо сразу же влившихся в общины своих переселившихся собратьев.
Первоначально казаки основали на правом берегу Волги четыре новые станицы: Балыклейская (Средняя), Караванская (Волжская), Антиповская и Дубовская с пребыва-нием Наказного атамана Макара Никитича Персидского, утвержденного Правительст-вующим Сенатом и войсковой канцелярии. Впоследствии образовались еще две стани-цы: Краснополинская и Суводская (См. карту на странице 12). В отличие от войскового атамана, казаки все еще выбирали своих старшин и есаула, и многие важнейшие вопро-сы, особенно на начальных этапах, продолжали решать на общем кругу, а то что «ре-шить будет не можно», предпочитали спрашивать совета у царицынского коменданта. Волжскому казачьему войску от правительства были навечно пожалованы символы ата-манский власти: насека «с оправою сребрянною», бунчук, два знамени, печать [7].
На обустройство на новом удобном месте, которое подобрали специально назна-ченные царские чиновники, каждой казачьей семье российское правительство выделило по 12 рублей. Согласно штатному расписанию, всем служащим казакам определили ежегодное денежное и продовольственное содержание. Волжским станицам предоста-вили хорошие речные рыбные промыслы, на которых они осуществляли круглогодич-ный лов «безоброчно». Казакам предоставили достаточное количество юртовых земель-ных наделов в непосредственной близости от границ со степными владениями кочевых улусов, дружественных российскому правительству, на которые им, во избежание не-нужных «ссор» было приказано «отнюдь не ходить» [8]. Занимались в станицах и вино-курением, отчего казачьи семьи имели постоянные неплохие доходы.
Едва успев водвориться на указанных местах, взрослые мужчины моментально приступили к несению беспрерывной патрульно-сторожевой службы на прилегающих берегах. По количеству казачьих семей, войско обязали единовременно выставлять 1057 хорошо вооруженных всадников на собственных конях. Служба их в строю, как прави-ло, начиналась с пятнадцатилетнего возраста и была пожизненной, после чего по насту-плению старости и дряхлости или за полученными ранами и болезнями, казаки освобо-ждались и уходили в отставку. На место выбывших незамедлительно поступало молодое поколение казачат, продолжавших выполнять все функции, возложенные на волжцев царскими губернаторами в прежнем объеме.
В течение всего своего существования на Волжских берегах войско никогда не со-стояло из отдельных полков и сотен, а делилось на отдельные подразделения, необхо-димые в конкретный временной отрезок. В казачьи команды, численностью более 100
человек, назначался обыкновенно походный атаман, которому помогали войсковые чи-ны, имевшие звание есаула, сотников, хорунжих и урядников. Активная служба волжан в мирное время продолжалась погодно, после чего происходила равнозначная замена из своего же войска, и казаки отправлялись на отдых по своим станицам. В случае участия в военных действиях либо ухудшения политической ситуации в Поволжье выставлялись усиленные пикеты, разъезды, и все войсковые структуры становились под ружье и ожи-дали распоряжений от Астраханского губернатора или Царицынского коменданта.
По официальному учреждению Волжского казачьего войска, ему было вменено в непременную обязанность «нести службу при Саратове и Астрахани», а также и в дру-гих местах, «где нужды того востребуют», кроме Царицынской пограничной линии, ко-торая, по планам Военной коллегии, должна была постоянно охраняться конными разъ-ездами Всевеликого войска Донского. В то же время, кордонной охраной в ближайших окрестностях Саратова и Астрахани не ограничивалась служба Волжского казачьего войска. Подвижные мобильные отряды полностью занимали передовые посты вверх по течению Волги от Царицына до Дмитриевска (Камышин) и вниз до местности Черный Яр, где также осуществляли срочную доставку правительственной почты.
Кроме того, выделялась отдельная команда из 60 казаков для круглосуточной охра-ны соляного правления в Дмитриевске и казенного озера, из которого поставлялась до-бываемая соль. Вместе с тем, в случае острой необходимости, связанной с провокация-ми сопредельных владетелей, направлялись усиленные казачьи отряды до 300 человек в крепость Кизляр. В низовьях Терека волжцы выполняли поручения царских чиновников, тем самым оказывая посильную поддержку и своим собратьям из родственных терско-гребенских общин [9].
Однако в период русско-турецкой войны донские казачьи конные полки практиче-ски в полном составе в срочном порядке были отправлены на театр военных действий. По этой причине, волжане с 1736 года, наравне со своим участком границы, были вы-нуждены постоянно выставлять до 200 человек и на круглосуточную охрану Царицын-ской линии. Подобное положение, несмотря на неоднократные протесты Волжской вой-сковой канцелярии, продолжалось до 25 сентября 1752 года, пока Военная коллегия в далекой столице не решила отменить свое постановление и провести их замену донцами, но с условием добавления к 200 имеющимся волжанам в районе Астрахани еще 100 человек. Тем самым высвобождались 100 донцов с астраханских форпостов для отправ-ки их поближе к своим станицам, на службу под Царицыном [10].
Во время очередной кровопролитной войны с Османской империей (1735-1739) за преобладание в Северном Причерноморье, волжские казаки под начальством Захара Полякова принимали непосредственное участие в успешных военных операциях рус-ской армии на берегах Кубани в 1736 году. В отряде походного атамана числилось 3 есаула, 3 хорунжих, 1 квартирмистр, 1 писарь и 288 казаков, итого 297 человек. На сле-дующий год в лихих делах против турецких войск участвовали три сотни, при которых находилось 3 есаула, 2 хорунжих, 1 квартирмистр, 1 писарь, 1 обозный и уже 359 каза-ков – итого 367 человек. Остальные строевые казаки, совместно с отставными стариками и подростками, с особой тщательностью прикрывали пограничные линии от враждебных действий степняков на Волжском рубеже. Помимо этого, в течение всего продолжения войны станичники неоднократно сопровождали и охраняли караваны верблюдов с необходимыми припасами для действующей армии [11].
Дошедшие до нас отрывочные сведения за XVIII век позволяют установить, что с 1755 года волжане количеством в 200 человек под командованием походного атамана Климова начали осуществлять регулярную доставку корреспонденции на важнейшем тракте от Черного Яра до Катериновского острова. В октябре следующего года астра-ханский губернатор Бекетов, после согласования с военным ведомством приказал вой-сковой канцелярии, оставить на форпостах 150 человек и срочно отправить 50 казаков «в Енотаевск для службы при калмыцких делах». Помимо того предписывалось доба-вить к ним еще 50 волжцев. Итого 100 казаков посменно менялись и, находясь в кал-мыцких степях, пришли «в крайнее состояние», но продолжали выполнять свои нелегкие служебные обязанности [12].
Подобное положение просуществовало еще несколько лет, пока перед всем Волж-ским войском правительство не поставило важнейшую стратегическую задачу по пере-селению на Северный Кавказ. Тем самым, усилившаяся империя опиралась «прежде всего, на собственный военно-экономический и политический потенциал, а это выводило российско-северокавказские взаимоотношения на качественно новый уровень» [13]. И уже в начале июля 1765 года графу Н.И.Панину специальным указом предписывалось приступить к переводу части волжских казаков на среднее течение Терека. Однако ре-альное основание пяти укрепленных станиц: Наурской, Мекенской, Калиновской, Ищёрской, Галюгаевской и создание Моздокского казачьего полка относится только к 1771 году [14].
С возросшей активизацией политики Российской империи в Северном Причерно-морье, связанной со скорейшей ликвидацией последних осколков Золотой Орды, вызы-вало мощное противодействие со стороны правящего кабинета Блистательной Порты, что и привело к хорошо прогнозируемому продолжительному российско-османскому вооруженному столкновению одновременно на нескольких театрах военных действий (1768-1777). Перед императрицей Екатериной II, помимо срочного увеличения военного контингента действующей армии, одним из первоочередных встал вопрос и о безопас-ности южных границ государства [15], в том числе и на Волжских просторах, охраняе-мых от грабительских вторжений степняков заметно ослабленными регулярными частя-ми из местных гарнизонов и немногочисленными казачьими разъездами.
С этой целью специальными правительственными указами от 23 мая и 2 сентября 1769 года предписывалось создать два отдельных подразделения из нескольких регу-лярных кавалерийских, пехотных полков и казачьих команд из разных войск, получив-ших название – Петербургский и Московский легионы. Находившийся в 1771 году в столице атаман Волжского войска М.Н.Персидский информировал Военную коллегию о желании его подчиненных поступить на службу в Московский легион. Просьба атамана оказалась своевременной, и в формируемый легион поступило 300 волжских казаков.
Московский легион в течение ряда лет выполнял различные функции на берегах Волги и в предгорьях Северного Кавказа и сыграл свою положительную роль в усиле-ние позиций России на южных рубежах. Однако неоднородный состав отдельных под-разделений, разбросанность по дальним гарнизонам и громоздкость управления созда-вали определенные неудобства для армейского командования. Поэтому в феврале 1780 года вице-президент Военной коллегии генерал-аншеф светлейший князь Г.А.Потёмкин Таврический подал особый доклад на имя российской императрицы.
В нем Правительствующему Сенату предлагалось незамедлительно упразднить оба легиона, создав из них самостоятельные драгунские и пехотные части, а казачьи коман-ды расформировать и отправить для несения службы по своим войскам. После роспуска легионов еще одна часть волжцев осталась на Северном Кавказе в новообразованных станицах Моздокского полка [16].
В середине 70-х годов многие народы, населяющие южный и средний Урал, При-камье, Поволжье и другие соседние области пережили череду страшных потрясений, в основном связанных с широкомасштабными карательными действиями правительствен-ных войск по жестокому подавлению казачье-крестьянского выступления под предво-дительством донского казака Е.И.Пугачева (1773-1775). Не остались в стороне от мощ-ного всенародного движения и станицы Волжского казачьего войска, оказавшиеся в эпицентре важнейших событий на юге. Астраханский губернатор Кречетников сразу по-сле поражения восставших, посетив станицы волжских казаков и ознакомившись с по-ложением дел, помимо прочего сообщал: «При приближении же злодея Пугачева, каза-ки не только в толпу его предались, но и Балыклейская станица, например, не впустила к себе посланную от Кречетникова легкую полевую команду с калмыками и не имея еще у себя никого из злодейской толпы, стреляла по этой команде из своих пушек и тем ко-манду от входа в станицу удержала, а злодея приняла. Хотя атаман Персидский со старшинами и ушел в Царицын, где явился у коменданта и пребыл в верности, но если бы он порядочно свою команду смотрел, то такого недозволенного не устройства в вой-ске могло не быть» [17].
Народное движение, первоначально расцененное императрицей Екатериной II как «глупая казацкая история», вскоре приобрело общероссийское значение, потребовавшее даже кратковременного перемирия в войне с Турецкой державой. После повсеместного поражения повстанческих отрядов, правительство железной рукой приступило к наве-дению твердого порядка, зачастую прибегая к мало популярным методам. Пришедшее в себя от всех ужасов гражданской войны российское дворянство перешло в открытое на-ступление и многократно ужесточило феодально-крепостнический режим по всей стра-не. Так, повсеместно отменялись сохранившиеся вольности, и существенному измене-нию подверглась географическая карта всех казачьих земель от Днепра до далекого Яи-ка, переименованного в Урал [18].
Волжские казаки, так же как и их собратья с других рек, подверглись многочислен-ным репрессиям со стороны царских чиновников. Астраханский губернатор для искоре-нения мятежного духа казачества, считал крайне необходимым «по немногочисленности их, переселить в три станицы с тем, чтобы при каждой из них было поселено по не-скольку солдат при офицере, оставшиеся же излишними две станицы проектировал от-дать в поселение солдатам, где считал возможным поместить по батальону» [19]. Одна-ко светлейший князь Г.А.Потёмкин Таврический рассудил иначе. Вскоре указом рос-сийской императрицы от 5 мая 1776 года следующая часть Волжского казачьего войска должна была переселиться на постоянное жительство в предгорья Кавказа и обустроить новый участок кордонной линии [20].
Здесь же необходимо отметить, что во время движения Е.И.Пугачева в районах среднего Поволжья произошло трагическое происшествие во всех станицах волжских казаков. Воспользовавшись повсеместным ослаблением кордонной службы, занятостью правительственных войск и отсутствием большинства взрослых мужчин в своих домах, киргиз-кайсаки в количестве более 1500 человек совершили дерзкое нападение на место дислокации Волжского казачьего войска. Набег оказался настолько стремительным и внезапным, что сторожевые конные разъезды из-за Волги были вынуждены прорываться с боем к своим частям, «сквозь ряды атаковавшей… орды» [21].
Станичники понесли ощутимые потери погибшими, ранеными и уведенными в плен. Также варварскому разграблению подверглось нехитрое имущество казачьих семей и домашний скот, который степняки угнали с собой. В организованной погоне, помимо ближайших армейских частей с конной артиллерией, участвовали все наличные казаки, «не исключая отставных и малолетков». В дальнейшем, уже после подавления казачье-крестьянского восстания, было проведено запоздавшее расследование. На высказанные губернатором упреки, что войсковые чины допустили «себя до разграбления киргизами» казачьи старшины просили извинить их, оправдываясь тем, что столь губительный для всего войска набег «был неожиданно произведен для них» [22].
С заключением выгодного Кючук-Кайнарджийского мирного договора с Оттоман-ской Портой в 1774 году, по которому впервые Большая и Малая Кабарда признавались сферой влияния петербургского кабинета, заметно упрочилось положение России на Центральном Кавказе. Кроме того, возвращалась портовая крепость Азов, Таганрогская бухта с устьем Дона и присоединялись некоторые территории в различных частях на многокилометровой общей границе. Вековой соперник – Крымское ханство объявлялось независимым, то есть официально объявлялось о выходе его из вассальной зависимости, что многократно повышало уровень безопасности южнорусских земель [23].
С подобным положением политических реалий, зафиксированных международны-ми соглашениями, правительство турецкого султана не собиралось долго мириться и считаться. Покидая пределы Крымского полуострова, османские военные стратеги на-всегда могли лишиться поддержки многотысячной татарской конницы и возможности дальнейшей экспансии в южнорусских степях с очень удобного плацдарма. Наступила всего лишь временная передышка для накопления сил (это прекрасно понимали обе сто-роны), после чего интересы двух соседних держав непременно должны были столкнуть-ся вновь в вооруженной борьбе за полное преобладание в приграничных землях.
Невозможность проведения активной наступательной политики в странах Европы и в районе Средиземноморья ставили перед пошатнувшейся династией Османов, в череду важнейших задач, скорейшее возвращение утраченных позиций в Северном Причерно-морье и на ранее подвластных землях Кавказа. Контролируя несколькими мощными крепостями западное побережье Черного моря, турецкие войска, несмотря на то, что ме-стные горские народы практически им не подчинялись, в любой момент могли оказаться на берегах пограничной Кубани. Оттуда открывалось несколько стратегически важных направлений, в том числе и наиболее перспективное – северо-восточное, с выходом не-посредственно в район Пятигорья, далее на территорию неспокойной Кабарды, в кото-рой местные князья вели бесконечные междоусобные дрязги, с продолжением движения к берегам Терека [24]. Подобное развитие событий, вполне прогнозируемое в армейских штабах, могло отбросить границы России далеко на север и вернуть ситуацию на не-сколько десятилетий назад, когда степняки безнаказанно совершали массированные вы-лазки на русские земли.
Вместе с тем, существенному изменению подверглись и российско-северокавказские отношения, начиная со второй половине XVIII века. В течение не-скольких столетий присутствие вооруженных контингентов России в Кавказском регио-не служило сдерживающим фактором для агрессивных устремлений турецко-крымских и персидских войск. Но ослабление, а затем и полная ликвидация Крымской угрозы, кардинальным образом изменили расстановку политических сил и приоритетов северо-кавказских владетелей, в первую очередь, в среде кабардинских феодалов, открыто пре-тендовавших на полную гегемонию над всем Центральным Кавказом [25].
В сложившихся условиях, уже имеющиеся русские постоянные гарнизоны и каза-чьи сотни на Тереке являлись препятствием уже для кабардинской знати, чьи честолю-бивые амбиции непомерно возросли. Объединившись в крупные конные отряды, они ре-гулярно совершали вооруженные наскоки, пытаясь подчинить своему ослабленному влиянию соседние горские общества. И вскоре превратились в серьезную угрозу не только для местных народов, но и для малочисленных российских воинских континген-тов.
Заметно возросла роль и стремительно набирающего силу мусульманского духо-венства, зачастую ориентированного на единоверную Турцию, постоянно вносившего свой весомый вклад в разжигание напряженности на пограничных территориях. В то же время, представители северокавказских народов, которые при прямой поддержке и с разрешения российской администрации покинули горные ущелья и поселились на пло-дородной равнине [26 и др.] или избавились от нежелательной опеки пришлых феода-лов, также приступили к целеустремленным вылазкам за добычей. Все чаще ближайшие города, станицы и селения становились желанными объектами нападения для стремив-шихся отличиться в глазах сородичей горских князей и молодежи [27 и др.].
Политические коллизии, с которыми в случае серьезной внешней опасности не могли справиться самостоятельно кавказские народы, требовали срочного воо-руженного вмешательства России, к которой они обращались то в роли просителей, то пытались выдвигать настоятельные требования о помощи. А с исчезновением причин для беспокойства, целеустремленно приступали к попыткам закабаления более слабых соседей. И после очередного вмешательства России, как правило, заканчивающегося разведением противоборствующих сторон, их предводители, не переставая конфликтовать друг с другом, параллельно приступали к поискам подходящего объекта для нападения, вслед за чем уже следующие участники непрекращающейся вражды требовали защиты, и так до бесконечности в течение многих десятилетий. Однако при удобном случае, объединившись с помощью подходящей в данный момент идеи, выходцы из этих же народов очень быстро находили общий язык в традиционных походах за добычей уже на российские поселения.
Горские народы, получив возможность от Российского правительства переселиться на плоскость, где имели все возможности заниматься самой разнообразной хозяйствен-ной деятельностью, не могли расстаться с устоявшимися веками местными традициями и ни на минуту не прекращали вести межклановую вражду. И при благоприятных об-стоятельствах тысячными толпами устремлялись (в случае малейшей неудачи также стремительно расходились по своим селениям) именно за захватом добычи на россий-ские поселения, в какие бы формы “национально-освободительного” либо “антиколони-ального” движений не пытались вырядить эти предпринимательские рейды.
Напряженная обстановка во всем Предкавказье практически не оставляла времени на долгие колебания и требовала от Российского правительства принятия срочных мер по отстаиванию своих национальных интересов в специфическом регионе. Опыт оборо-нительной борьбы, еще со времен древнерусских князей подсказывал, что, в первую очередь, необходимо в сжатые сроки возвести непрерывную цепь из нескольких удобно расположенных сильных гарнизонов на вновь присоединяемых землях.
В Санкт-Петербурге приступили к подробному обсуждению возникшей ситуации на южных рубежах и подготовке необходимых материальных средств для проведения масштабных строительных работ. Пока в течение нескольких ближайших лет между столицей и отдаленной окраиной в интенсивной переписке шел обмен мнениями, а спе-циально отправленная военная топографическая экспедиция, в состав которой входил и офицер Генерального штаба подполковник И.И.Герман, обследовала обширные терри-тории Центрального Кавказа. После чего, в начале 1777 года, правитель в новороссий-ских землях, имеющий широкие полномочия губернатора, князь Г.А.Потёмкин Таври-ческий предоставил обстоятельную записку с проектом обустройства государственной границы.
В обстоятельном докладе предполагалось, несмотря на огромные финансовые рас-ходы, соединить пограничную российскую линию в Предкавказских степях путем соз-дания на стратегически важных направлениях крепких крепостей с постоянным контин-гентом из регулярных войск, вооруженных артиллерийскими орудиями. По мнению светлейшего князя, осуществление этого грандиозного плана позволит обезопасить юж-ные земли и отделить «разного звания горских народов… от тех мест, коим нашим под-данным пользоваться следует». Продолжая свои мысли, фаворит отмечал, что «положе-нием же мест своих подает способ учредить виноградные, шелковые и бумажные заво-ды, размножить скотоводство, табуны, сады и хлебопашество» [28].
Одновременно с предложением о возведении крепостей, Григорий Александрович, продолжая подробно знакомить императрицу с положением дел во вверенном ему ре-гионе, отмечал, что «1) дистанция, занимаемая Моздокским казацким полком, поселен-ным по самому Тереку в пяти станицах, весьма слаба. 2) Что от Моздока до Азова про-стирающаяся на пятьсот верст граница против черкес и кубанцев совсем не прикрыта и 3) что, напротив того, внутренняя ея с другими губерниями граница по Волге безплод-ным образом Волжским войском заселена так, что оное, пользуясь исключительными привилегиями, по положению места своего никакой военной службы не отправляет, а угнетается единственно мелкими и до прямой службы совсем не принадлежащими ко-мандировками».
В дальнейшем, как бы мимоходом спрашивая совета у Правительствующего Сена-та, светлейший князь просил «указать, как для необходимо нужного обезпечения границ по Тереку, так и для удобнейшей связи оных от Моздока до Азова отверстное на пятьсот верстах против кубанцев пространство заселить Волжским войском, расположа его по самой границе в шести укрепленных ретрашаментами станицах так, как и ныне оное по-селено». В заключении предлагалось «пожаловать на каждый двор по 20 рублей, кото-рые издержки несравненно награждены будут впредь откупною суммою от винной в сих старых станицах продажи, а сверх того, поселить в необходимо нужных местах несколь-ко из отставных от военной службы» [29].
Тем самым, правящие круги России преследовали несколько целей одновременно. Наказывали Волжское войско за непосредственное активное участие в движении Е.И.Пугачева, предлагая казачьим общинам загладить свои провинности перед прави-тельством верной службой на неспокойном кордоне. Получали дополнительные поступ-ления денежных средств в бюджет от продажи алкогольной продукции на перекрестке нескольких торговых дорог. Надежно закрывали многокилометровый участок россий-ской границы на Центральном Кавказе, тем самым, создавая необходимые условия для его освоения и дальнейшего заселения подданными империи. И, наконец, освобождали ранее обжитое место для отставных семейных солдат, дети которых без особых расхо-дов со временем вполне могли заменить казачьи общины, в частности, в доставке почты вдоль волжского речного тракта.
На этот раз царские чиновники учли ошибки прошлых лет и начали по прямому указанию императорского фаворита князя Г.А.Потёмкина Таврического заблаговремен-но готовиться к следующему переселение станичников. В течение нескольких лет про-должались подготовительные работы на берегах Волги, Дона и Терека. Не менее чем за год были окончательно определены состав и численность казачьих семей, предполагае-мых к переводу на Кавказскую Линию. Назначены лица из местных администраций, от-вечавшие за синхронное выдвижение групп и нормальное продвижение их по всему длинному маршруту. Шла кропотливая работа между всеми коллегиями по согласова-нию и скорейшему решению всех возможных вопросов.
После многомесячной подготовки к переселению волжских казаков и подробного доклада об уже проведенных приготовлениях, предложенный проект, в основном, ока-зался приемлемым, и 24 апреля Екатерина II собственноручно утвердила его именным указом [30]. Деньги в количестве 2925 рублей, предназначенные на расходы по пересе-лению станичников, заранее приготовили и выделили из статс-конторы Астраханской губернии, незадолго до отправления волжцев на Центральный Кавказ. Помимо этого, каждой переселенческой семье, как и было запланировано ранее, предоставили по 20 рублей на обзаведение, «а всей суммы было роздано… 12445 рублей» [31].
По получению правительственного указа, в начале лета 6 июня 1777 года, когда грунтовые наезженные тракты окончательно просохли, и по намеченному пути в дос-татке должно было оставаться подножного корма и пресной воды, казачьи семьи вместе с имуществом и запасами провианта на несколько ближайших месяцев выдвинулись в сторону Царицына, откуда совместно с казачьими общинами Хопёрского полка и регу-лярным Владимирским драгунским конным полком, также отправляемых на новую кор-донную линию под начальством своих походных атаманов и армейских офицеров, от-правились в путь через знакомые астраханские и донские степи. В район Маныча, где обычно происходили внезапные нападения разбойничьих шаек горцев, предусмотри-тельно были отправлены и выставлены несколько военных прикрытий усиленных двумя артиллерийскими конными орудиями [32].
Несмотря на выбор удачного времени года для многоверстного перехода, разра-зившаяся засуха внесла существенные коррективы в запланированный график движения нагруженных под завязку обозов. Полковник Шульц, осуществлявший общее руково-дство трех колон, в одном из своих донесений с тревогой сообщал, что от жары и бес-кормицы лошади стали падать [33]. Наконец, достигнув в конце лета урочища Маджары на реке Куме, волжским казакам, которые предварительно разделились на оговоренные группы, приказали в сопровождении местных проводников двигаться к заранее опреде-ленным к поселению местам. Новые станицы основывались при урочище Бештамак – Екатерининская, на реке Куре – Павловская, на реке Золке – Марьинская, у слияния Ку-ры и Подкумка – Георгиевская и на реке Карамыке – Андреевская [34].
В каждую из образуемых линейных станиц селили не менее сотни взрослых муж-чин, способных к быстрому возведению оборонительных сооружений, семейных домов, сторожевых вышек, складов и т.д. А также, готовых к несению конной службы по охране создаваемой границы. Таким образом, образовывался новый казачий полк, получивший название – Волжского. По утвержденному Военной коллегией штату, в нем должно было состоять не менее пятисот верховых служащих казаков при командире полка в чи-не полковника. Помимо этого, в каждой станице полагалось иметь по одному атаману, есаулу, сотнику и хорунжему.
По имеющимся сведениям, во втором прибытии волжцев на Северный Кавказ уча-ствовали 620 семей, в которых насчитывалось около 3000 человек. Они расселились следующим образом по новым станицам: Екатерининская – 720 казаков, Павловская – 637 казаков, Марьинская – 654 казаков, Георгиевская – 762 казаков. В Дубовке, куда в основном перебрались оставшиеся на Волге семьи, насчитывалось всего 486 казаков [35].
На следующий год еще одна группа казаков отправилась на новую кордонную ли-нию, но большинство не торопилось покинуть добротно построенные дома. Оконча-тельному переселению препятствовали оставшиеся наиболее преуспевающие в различ-ных промыслах казачьи старшины, не желавшие расставаться со своим многочисленным имуществом. Неоднократно возникал вопрос об окончательном водворении всего на-личного состава Волжского войска на Кавказе, но зачастую безуспешно [36]. Лишь в 1801 году ответственные гражданские лица, устав от бесконечной переписки, не желая обременять себя излишней бюрократической волокитой, по обоюдному согласию с во-енным командованием, решили признать оставшихся на Волге казаков «неспособными к переселению по не имуществу» и оставили их в покое [37].
Совершив переселение необходимого количества казаков, и продолжив Кав-казскую Линию до черноморского побережья, светлейший князь Г.А.Потёмкин Таврический, подводя черту под проделанной многолетней работой, одним из пунктов своего указа от 10 июля 1785 года распорядился: «Земли, стоящие во владении старшин бывшего Волжского войску казачьего полку, оставить без отбору за ними, исключая, буде о том какие-либо имеются споры или иски от казенных селений, или частных людей, в каковом случае дела обыкновенным судом». И в заключении добавлено «селение волжских казаков Дубовку, по выгодности его положения, обратить в посад» [38].
Говоря иначе, наиболее активные и лучшие силы волжцев были окончательно пе-реселены на территорию Центрального Кавказа, где началась для них полная опасностей и трудностей жизнь. Те же, которые остались на прежнем месте, по всей видимости, старики и бездетные вдовы, не представляли особой ценности в глазах военного командования. А бывших казачьих старшин Волжского войска, всячески упиравшихся с переездом и державшихся за свое не проданное имущество, посчитали лучше оставить в крестьянской слободе, чтобы они своим поведением не подбивали состоявших казаков в новых кавказских станицах к побегам. Тем самым, получая правдоподобную причину для собственного ухода со службы и приезда на Волгу якобы для их поиска и возвращения обратно в строй.
Необходимо отметить, что оба переселения волжских казаков на Северный Кавказ были осуществлены под общим начальством И.Д.Савельева. За свои предыдущие под-виги на Царицынском кордоне он пользовался полным доверием станичных масс и, бу-дучи выбранным самими казаками походным атаманом еще на волжских берегах, Иван Дмитриевич получил от Военной коллегии звание полковника русской армии. Под его непосредственным контролем и руководством в течение нескольких лет были основаны и обустроены десять новых станиц на южной границе, большинство из которых до сих пор находятся на своих местах.
С предоставлением армейских чинов казачьей верхушке, предоставляющих обшир-ные права и возможности, царское правительство доступно давало понять станичным общинам, что времена казачьей вольницы, когда можно было открыто участвовать в вы-ступлениях против властей, остаются в безвозвратном прошлом. Каждый может отли-читься в служении интересам страны на пограничных рубежах, за что и будет вознагра-жден. Поэтому и ставка, в первую очередь стала делаться на верных старшин и казаков, находившихся на четко регламентированной государственной службе [39].
В дальнейшем Правительствующий Сенат, отдавая должное военным и админист-ративным заслугам И.Д.Савельева, произвел его в генералы русской армии, с предос-тавлением в потомственное владение небольшого имения Владимировка в малообжитой местности на реке Куме, на границе с полузасушливой караногайской степью. Впослед-ствии оно было отдано в качестве приданого его единственной дочери, превратившееся под бдительным контролем А.Ф.Реброва в одно из наиболее преуспевающих помещичь-их хозяйств на юге России [40], известное даже за границей. Волжские казаки еще дол-гое время с уважением вспоминали своего достойного походного атамана. Один из крупнейших хуторов на Терском левобережье был назван его именем, который едино-гласным «приговором, состоявшимся 18 декабря 1883 года» получил статус станицы, вскоре утвержденный в администрации Терской Области [41].
Прибыв в конце лета на заранее определенные места для основания новых поселе-ний, волжцы немедленно приступили к возведению первоначальных оборонительных «укрепленных селений с промежуточными редутами между ними» [42] и постройке первых домов в необжитой степи. Параллельно с этим они привлекались, наравне с сол-датскими ротами, для скорейшего завершения строительства в запланированных рус-ских цитаделях и конной охране ближайших подступов к ним. Несмотря на их совмест-ные усилия, объем работ на всем пространстве запланированной кордонной линии дос-тиг таких чрезмерных масштабов, что взрослого населения катастрофически не хватало на всех объектах.
По этой причине, военное командование было вынуждено временно ослабить сто-рожевые посты на Кизлярской линии по всему Терскому левобережью, включая бли-жайшие подступы к Моздокскому укреплению. В срочном порядке направлялись до-полнительные сотни и рабочие команды для совместных действий на наиболее опасных направлениях в районе Центрального Предкавказья. В частности, ранее прибывшие с Волги станичники из Моздокского казачьего полка помогали своим переселившимся сородичам на строительных работах в крепости Святого Георгия, чем заметно облегчи-ли и ускорили строительство необходимых на первое время военных строений [43].
Всего же, кроме пяти новых станиц Волжского казачьего полка, в Предкавказье обустраивались еще и хопёрские казаки, переселяемые с верховьев Дона. Помимо этого, военное командование предполагало одновременно возвести с востока на запад десять мощных крепостных укреплений. Но за исключением обозначенного как Владимирское, было построено девять крепостей. А именно: 1) Святой Екатерины на реке Малке, 2) Святого апостола Павла на реке Куре, 3) Святой Марии на реке Золке, 4) Святого Геор-гия на реке Подкумке, 5) Святого апостола Андрея на реке Карамыке, 6) Святого Алек-сандра Невского на реке Томузловке, 7) Ставропольская на реке Ташле, притоке реки Грачёвик, 8) Московская на реке Ташле, притоке реки Егорлык и 9) Донское на реке Ташле, притоке реки Егорлык [44].
На строительство цитаделей на Азово-Моздокской линии из государственного бюджета выделялось 50000 рублей, из которых к 1781 году было уже потрачено 23764 рубля [45]. Все русские цитадели внесли свою положительную лепту в дальнейшее ук-репление позиций российской государственной власти на Кавказе и в Северном При-черноморье. Однако в рамках поставленной задачи, нас более всего интересует одна из наиболее крупных из них, «заложенная 15 октября 1777 года, державшая под контролем верховья рек Малки и Кумы, ее притоков Подкумка и Золки» [46].
Свое название крепость получила во имя хорошо известного Георгия Победоносца – святого великомученика, издревле особо почитаемого в русской армии, а также кав-казскими христианскими народами осетинами и грузинами. Цитадель поставили на са-мом берегу, тогда еще глубокого и стремительного Подкумка, в месте единственно воз-можного удобного брода на оживленной торговой дороге. За всем ходом успешных строительных работ наблюдал и руководил уроженец Саксонии подполковник россий-ской армии Герман фон Ферзен и уже в конце года в укреплении смог поселиться посто-янный вооруженный гарнизон и благополучно пережить первую зиму [47].
В 1778 году, к моменту окончательного возведения оборонительных сооружений, крепость представляла собой неправильный пятиугольник с несколькими удлиненными выступами-бастионами (См. карту на странице 22). В добротных казармах, помимо сол-датских рот, разместились и несколько эскадронов Владимирского драгунского полка. Помимо глубокого рва, высоких земляных валов, сторожевых вышек в укреплении Свя-того Георгия имелись, в отличие от большинства крепостей на Кавказской Линии и ка-менные фортификационные сооружения с заостренными бойницами, которые возможно появились немного позже. В задачу гарнизона, главным образом, входило прикрытие российских рубежей в Центральном Предкавказье от нежелательных вторжений враж-дебных отрядов с территории Кабарды и турецкого Закубанья.
В скором времени крепость Святого Георгия превратилась в место пребывания ко-мандующего Кавказской Линии, с прочными каменными казармами, складскими поме-щениями, различными рабочими командами и др. [48]. Из цитадели, при первой воз-можности, усилиями всех наличных в пограничной полосе сил были проведены времен-ные грунтовые дороги в сторону Константиногорской крепости через западные Бештав-ские ворота на Ставропольский тракт, минуя северные Ставропольские или Алек-сандровские ворота, и через восточные Моздокские ворота путь пролегал по направле-нию к станице Екатериноградской и Моздоку. Тем самым, построенная крепость Святого Георгия находилась, практически, в центре Кавказской Линии и представляла собой важное связующее звено во всей системе российской обороны.
Гарнизон крепости совместно с расположившимися казачьими сотнями Волжского полка, представлял из себя внушительную военную силу, оснащенную современным, по тем временам, огнестрельным и холодным оружием. Вместе с тем, на земляных валах и в построенном подвальном арсенале хранилось 24 пушки, 10 мортир и 4 дальнобойные гаубицы [49]. Все это вооружение, в комплексе с имеющимися воинскими подразделе-ниями в Кавказском регионе позволяли России, в первую очередь, обезопасить свои границы на южных рубежах от нежелательных прорывов горских всадников и проводить более уверенную политику с соседними азиатскими державами.
Таким образом, в течение 70-х годов XVIII века произошло практически полное переселение Волжского казачьего войска на Северный Кавказ. Составив два боеспособбоеспособных пятисотенных конных полка, подавляющее количество волжских казаков, окончательно связали свою дальнейшую судьбу с соседними терско-гребенскими общинами. Построенные десять укрепленных станиц, совместно с круглосуточными постами, пикетами, ночными секретами и т.п., стали неотъемлемой частью многокилометровой оборонительной линии, протянувшейся от Каспийского до Черного моря, сыгравшей неоценимую роль в закреплении за Россией огромных территорий.
Казачьи конные сотни, непрерывно находясь на военной службе, прикрывали наи-более опасные участки кордонной линии от возможных проникновений вражеских от-рядов между построенными на Кавказе русскими крепостями. Тем самым, российскому правительству предоставлялась прекрасная возможность проводить активную внешнюю политику на юго-западных границах и вскоре приступить к целенаправленному освое-нию и заселению плодородных земель, ставших в следующем столетии, благодаря ско-ординированным действиям всех структур власти, неразрывной частью многонацио-нальной России.

1.2. Заселение и хозяйственное освоение территории Центрального Кавказа.
Основание Незлобной

Военной службой на дальних рубежах не ограничивалась деятельность казачьих станиц Волжского полка. Получаемого денежного и продовольственного жалованья от правительства было явно недостаточно для безбедного существования. С учетом того, что станичники снаряжались на царскую службу полностью за свой счет, постоянно на-ходились в многодневных экспедициях либо на пограничной страже, становятся вполне очевидными те трудности, с какими приходилось сталкиваться их семьям, особенно в первые годы жизни, проведенные достаточно тревожно на возводимой Кавказской Ли-нии.
Первоначально казачьи общины занялись разведением домашних животных на ближайших к укрепленным станицам пастбищах. В последующем, ознакомившись с кавказским сельскохозяйственным календарем и, возможно, получив более приспособ-ленные к местному климату семена у соседних горцев либо у земляков из Моздокского полка, уже освоивших своеобразие засушливых земель, волжцы приступили к посевам яровых и озимых зерновых культур. Однако долгое время станичные юрты не были ос-ведомлены о количестве их земельных наделов, в тоже время с каждым новым сезоном продолжали засевать все новые десятины целинной пашни. Залежные земли, мало ис-пользуемые кочевыми народами даже под выпас скота, приносили неплохие урожаи, тем самым позволяя казакам обустраивать свой спартанский быт и в какой то мере спо-собствуя более поздним переселенцам из центральных областей российского государст-ва основывать новые крестьянские селения.
Невозможно однозначно утверждать, какими соображениями руководствовался царский фаворит Г.А.Потёмкин Таврический, когда во время освоения мало заселенных южнорусских земель настоятельно предложил отводить казачьи наделы в следующей пропорции: полковым командирам – по 300 десятин, казачьим старшинам – по 60 деся-тин, служащим казакам – по 30 десятин, а отставным – всего по 15 десятин [22]. Не-смотря на то, что казачьи паи оказались менее необходимого, после обмена мнениями высказанная точка зрения светлейшего князя нашла свое воплощение в указе Прави-тельствующего Сената от 23 декабря 1798 года [23].
Однако только к 1800 году после соответствующей переписки бюрократическая машина государственной власти наконец-то сработала, и на Кавказской Линии провели первое наиболее полное предварительное размежевание территорий, занимаемых ка-зачьими станицами и ближайшими крестьянскими поселениями. По указу российского правительства и были нарезаны еще “не официальные” юртовые наделы, в основном со-гласующиеся с рекомендациями бывшего наместника Новороссийских земель.
Командир Волжского полка, назначаемый из прикомандированных кавалерийских офицеров регулярной армии, получал пай только на время исполнения должности в раз-мере 300 десятин, старшины – по 60 десятин и рядовые казаки – всего по 15 десятин земли, так же как и их собратья в остальных кавказских станицах [24]. При этом, ни одно казачье подразделение на Северном Кавказе не получило соответствующих карто-графических планов и документов на владение землей, заверенных в соответствующих инстанциях [25].
При переселении на Кавказскую Линию казачьим общинам обещали предоставить им ту же земельную пропорцию, которой они владели на берегах Волги, а именно не менее 103 десятин на каждую мужскую душу [26]. Вместе с тем, волжцам выделили и рыбные промыслы за десятки километров от их домов, на побережье Каспийского моря, между Кизляром и рекою Кумою. Из-за дальности расстояния и занятости на военной службе, казаки практически не смогли воспользоваться подобным благодеянием прави-тельства и вплоть до середины XIX века на них кочевали степные народы, доставляющие одни беспокойства для командования полка [27, 28].
Подобное отношение властей в выполнении своих обязательств, вызывало скрытый ропот многих казачьих семей, большинство из которых до назначенного срока пересе-ления так и не сумели дождаться покупателей с деньгами на берегах Волги и были вы-нуждены оставить часть своего имущества при уходе на кавказские земли [29], где сразу же попали в горнило непрекращающихся военных действий. Недовольство особенно яр-ко выражалось, когда дело касалось спорных сельскохозяйственных угодий вблизи рос-сийских крепостей, самовольно присвоенных армейскими гарнизонами, которое реша-лось далеко не всегда в пользу станичных общин.
Случающиеся земельные недоразумения пытались разрешить местные военные и гражданские чиновники. Но, не имея нужных инструкций и утвержденных положений из далекой столицы, они поступали по своему собственному усмотрению, зачастую про-тиворечиво, продолжая многолетнюю переписку [30]. Это, в свою очередь, приводило к еще большим непониманиям заинтересованных сторон и вызывало шквал жалоб в раз-личные инстанции, которые достигали и Санкт-Петербурга. Не имея возможности не-медленно разобраться в сложившейся ситуации, Правительствующий Сенат 18 апреля 1801 года постановил доставить сведения о казачьем землевладении на Северном Кавка-зе, а до тех пор «оставить их при тех землях, коими они владеют» [31].
В то же время споры за близлежащие у крепостных стен земли привели к тому, что с налаживанием кордонной службы, казачьи общины уходили все дальше от своих до-мов и постепенно включали в сельскохозяйственный оборот все новые степные терри-тории. Вскоре к процессу освоения незаселенных пространств Центрального Предкавка-зья подключились и тысячи крестьянских семей из внутренних губерний страны.
Указом от 22 декабря 1782 года императрица Екатерина II объявила о раздаче сво-бодных земель под поселения на Азово-Моздокской линии. Документ вызвал небывалый ажиотаж среди беднейшего населения Российской империи. Несмотря на то, что правительственное распоряжение об отводе земельных участков на территории Север-ного Кавказа, в основном относилось к государственным крестьянам, оно было расцене-но по-своему. Начиная с конца XVIII века, закабаленные помещиками общинники стре-мились вырваться из жестких тисков крепостной зависимости и самостоятельно отправ-лялись на незаселенные пустоши, где и рассчитывали отыскать свободный надел [32].
Царское правительство принимало меры по скорейшему созданию на Северном Кавказе помещичье-крепостнического строя. С этой целью раздавались огромные зе-мельные участки придворным вельможам или их родственникам, иногда достигающие нескольких тысяч десятин земли, с условием заселения их крепостным населением в те-чение нескольких лет. Как правило, крупные латифундии так и не были созданы, чему препятствовали значительные финансовые расходы дворянства и климатические усло-вия, не совсем благоприятные для жителей из более северных регионов страны. После чего выделенные участки отбирались и возвращались в ведение государственных чи-новников, с дальнейшим перераспределением [33].
По этой причине крепостническое землевладение практически не прижилось в Предкавказских степях. Дальнейшие попытки местных дворян присвоить себе исключи-тельные права на жизни поселенцев и освоенные земли вызывали массовые выступления и протесты [34]. Именно поэтому вслед за казачеством с берегов Терека, Волги, Дона, Днепра основная заслуга в заселении и быстром освоении обширных просторов, ставших хлебной житницей России, принадлежит российскому крестьянству, которое своим трудом и упорством превратило пустующие пространства в богатый и цветущий край.
Стоит отметить выводы, сделанные одним из дореволюционных исследователей, долгое время подробно исследующим проблемы крестьянской колонизации новых зе-мель. В своих научных работах он неоднократно подчеркивал, что «существеннейшее отличие русского переселения от миграционных явлений, наблюдаемых в других стра-нах», в первую очередь заключается в том, «что избытки русского населения переселя-ются не в чужестранные государства и даже не в заморские колонии, а в местности, вхо-дящие в состав русской государственности территории и составляющие как бы прямое продолжение районов, выпускающих переселенцев». Подобное высказывание в полной мере относиться и к переселенческим процессам на Северном Кавказе, при котором на новые осваиваемые южные территории смотрели не на как кратковременный источник наживы, откуда высасывались все природные ресурсы, а как на как полноправное целое единого государства, требующее еще большего внимания и заботы, чем внутренние обустроенные губернии страны [35].
Малоземелье в центральных областях Российского государства, неустроенность в обжитых областях, вынуждали к переселению на юг все новые категории крестьянства, рассчитывающие официально получить в свою собственность надел в 15 десятин земли. Помимо однодворцев, монастырских и др. на Северный Кавказ прибыло и значительное количество крепостных крестьян, самовольно покинувших дворянские имения. Правя-щий кабинет, заинтересованный в скорейшем заселении и освоении пустующих терри-торий подданными России, при этом, избегая лишних денежных трат, вынуждено остав-лял беглецов в местах их прибытия и, все же стоя на страже интересов помещиков, вы-давал им рекрутские расписки на утраченных крестьян [36].
В течение нескольких лет по всему степному Предкавказью поблизости от посто-янной дислокации армейских гарнизонов и казачьих общин стали возникать новые по-селения, быстро растущие и заселяемые новыми переселенцами из разных уголков стра-ны. По имеющимся данным поблизости от крепости Святого Георгия уже в 1784 году были основаны первые поселения, относящиеся к гражданскому ведомству, а именно Александрийское, Новозаведенное и Обильное, а еще через два года – Незлобное и Под-горное. Таким образом, на сегодняшний день, принято считать датой основания насе-ленного пункта под названием Незлобное – 1786 год, что и нашло свое отражение в дос-таточно подробном учебном пособии по географии, изданном в 2005 году заслуженным учителем Российской Федерации Анатолием Владимировичем Елисеевым [37].
В недавно обнаруженном, хорошо сохранившемся документе, озаглавленном «Ле-топись о Михайло Архангельской церкви станицы Незлобной Владикавказской Епархии Пятигорского отдела Георгиевского благочиния», составленном на основании приход-ских записей, говорится о еще более раннем возникновении поселения. Необходимо от-метить, что в советский период «Летопись» долгое время находилась в семье потомст-венных незлобненских казаков, спасенная от уничтожения во время варварского разру-шения станичной церкви. Сохраненная несколькими поколениями достойных всяческого уважения людей, она в начале нынешнего XXI столетия была безвозмездно передана представителем этой старинной фамилии, отставным офицером М.А.Богдановым, в фонды Пятигорского краеведческого музея ввиду частого закрытия на продолжитель-ный ремонт Георгиевского здания “хранителя древностей”, в городе, ставшем свидете-лем судьбоносных исторических событий, коренным образом повлиявших на судьбы соседних государств и всех, без исключения, народов Кавказа.
Со времени основания и заселения Российским государством Кавказской Линии, беря во внимание сложившуюся обстановку на пограничных рубежах, основная часть документации относилась к расквартированным гарнизонам русской армии, их числен-ности, вооружению, дислокации, различному обеспечению и т.п., да и те сохранились не в полном объеме. Переписка же по “малозначимым”, с точки зрения военного командо-вания пунктам, отображающим повседневную жизнь гражданских обывателей, практи-чески отсутствовала. По этой причине, с течением десятилетий многие важнейшие со-бытия, позволяющие пролить свет на события, произошедшие в XVIII веке, были не ясны уже в завершении XIX столетия и требовали своего освещения.
Иерархов Владикавказской епархии, отвечавших за распространение православия и недопущение сектантства всевозможного толка, интересовало время возникновения христианских религиозных сооружений во всех населенных пунктах, находившихся в их ведении. Ознакомление с церковной «Летописью» станицы Незлобной показало, что данные вписывались в типографский журнал, по-видимому, стандартный, отпечатанный не позднее 1893 года. Вполне вероятно, что такие же применялись приходскими свя-щенниками и в других населенных пунктах, дубликаты которых оставались на месте. Во всяком случае, подобные “книги” с целым пластом исторических сведений должны бы-ли существовать во всех станицах Терского казачьего войска, которые, возможно, также сохранились и ждут своего дальнейшего изучения.
Священник станицы Незлобной, сообщая о времени основания прихода, писал сле-дующее: «До 1821 года неизвестно, что в том селе была церковь или нет, хотя церковно-богослужебные книги начинаются с 1782 года и сохранились до сего дня. Следует за-ключить, что ни церкви, ни молитвенного дома в том селе не было. А в 1821 году досто-верно известно, что были здесь церковь и причт при ней» [38].
Из вышесказанного вытекает, что религиозный служитель не смог самостоятельно разобраться со всеми историческими нюансами и не совсем понимал, каким образом церковно-приходские книги оказались на тридцать девять лет старше от официальной даты открытия культового здания. К тому же, в рукописи, в контексте дальнейших со-бытий, без дополнительных комментариев неоднократно упоминается 1800 год, как крайняя точка отчета поселения, а где находилось селение и люди, проживавшие в нем, как минимум еще восемнадцать лет до этого, совершенно не сообщается. Так, напри-мер в обнаруженном нами документе говорится: «шестьдесят лет (1800-1860) (выделе-но нами - авторы) незлобненцы жили на реке Золке, где теперь станица Урухская» [39].
Родовой терский казак, краевед С.В.Клочков десятки лет занимающийся сбором исторической информации о родной станице Незлобной обнаружил, помимо прочего, на местном погосте старинный надмогильный каменный памятник. Это хорошо сохранив-шийся христианский крест высотою от поверхности земли чуть более одного метра, с постоянной шириною 12 сантиметров, перекрестие ровно 9 сантиметров в обе стороны, с отломанным витиеватым верхом округлой формы.
Древний памятник изготовлен не из местного материала, а из привезенного ракуш-ника (возможно, из карьера, около современного села Бурлацкого, Ставропольского края) со следующей надписью «Здесь покоится Св. Мария Торжичка искончавшиеся в феврале (возможно, 4 числа - авторы) 1705». (См.: фотографию на странице 35).
Находка, совместно со смутными воспоминаниями старожилов, позволила Сергею Владимировичу высказать предположение о более раннем поселении на месте нынеш-него местоположения станицы Незлобной и возвращения казаков в 1861 году на свое прежде покинутое селение, откуда они были вынуждены уйти в силу сложившихся об-стоятельств.
Как видно, на сегодняшний день не существует однозначного мнения о наиболее раннем периоде истории станицы Незлобной. Это вызывает несомненный научный ин-терес, в том числе и для определения начального периода времени заселения территории современного Ставропольского края. В случае принятия указанной даты – 1782 год, требующей дальнейшего уточнения, приведенной в «Летописи о Михайло Архангельской церкви станицы Незлобной», вытекает, что еще до вышеупомянутого указа императрицы Екатерины II от 22 декабря 1782 года в районе Центрального Кавказа уже существовали какие-то селения, возможно, появившиеся без разрешения государственных органов власти и состоящие из христианского населения.
Собрав у «семидесяти-восьмидесятилетних жителей» сведения о «первоначальном возникновении сей церкви и станицы», приходской священник подробно записал: «На-чало существованию станицы положили однодворцы, прибывшие из Курской, Воронеж-ской, Саратовской и других губерний в 1800 году в количестве тридцати семей. Место для своего поселения они по своему усмотрению избрали земли при реке Золке в пятна-дцати верстах от города Георгиевска, к востоку земля эта была удобная во всех отноше-ниях, на ней на реке Золке много было строевого леса и фруктовых садов. Поселение свое они назвали Незлобной в противоположность Злому-Злобному от реки Золки. На-званию им не понравившемуся. Изобилие леса дало им возможность построить хорошие дома и заняться службой. Хлеб родился хорошо, сена много, что много способствовало им к разведению скота. Таким образом, они счастливо зажили на новом месте, где ныне станица Урухская. Лет через пять в село Незлобное прибыли еще дворов тридцать и душ до 150, которые назвали себя тоже однодворцами, а в действительности они были бе-жавшими от помещиков господские крестьяне с переименованными именами и фами-лиями. Земли достаточно было и для них, то есть в селе Незлобном было до семидесяти дворов и до 300 душ. Все они были православной веры, с христианскими требами обра-щались к священнику села Обильного-Карамыка и в городе Георгиевске, где эти и гове-ли» [40].

Прибывали новые жители на постоянное поселение в село Незлобное и немного позднее, во время нашествия многонациональных полчищ Наполеона на Москву, о чем сохранились документальные свидетельства в фонде «Войскового правления Терского казачьего войска». В частности, по сведениям бытовавших среди незлобенцев и зафик-сированных бригадным начальством, семья Воронкиных поступила в общину в 1812 го-ду и прибыла откуда-то из России [41]. Следует отметить, что представители этой семьи до сих пор проживают в станице и хорошо известны незлобненцам.
Всего же, по достоверным сведениям, собранным приходским служителем культа, почерпнутым из не дошедших до нас служебных клерикальных записей, «первоначаль-но, 1800 по 1833 года однодворцев» проживало 172 человека мужского пола и 176 жен-ского, а всего 348 жителей, включая пожилых людей и уже родившихся на новом месте детей [42]. По тем временам, учитывая расстояние от внутренних губерний России до пограничных селений, количество жителей прочно обосновавшихся на плодородных землях реки Золки было, если и не большое, то достаточное для дальнейшего обустрой-ства и освоения все еще мало заселенного края.
Заслуживает внимание и упоминание о малоизвестном факте, связанном с первым поэтическим опытом описания еще малоизвестного Кавказа и повседневной жизни рос-сийских подданных, датируемым 19 сентября 1795 года, написанным в Георгиевском укреплении. Известный литературовед, обнаруживший забытое произведение, В.А.Мануйлов сделал вполне обоснованное предположение, что автором, подписав-шимся инициалами «А.С.» является Аркадий Алексеевич Столыпин, родной брат ба-бушки поэта М.Ю.Лермонтова. Прожив «по службе, долгу и чести» несколько лет на Кавказской Линии, он имел хорошую возможность наблюдать из крепости чарующую картину, которую и попытался изобразить в стихотворных слогах.

               Вот что встречает здесь обвороженный взор:
               Там представляются хребты Кавказских гор,
               Вздымающих чело за облака густые;
               От снега вечного и льду они седые,
               Их отрасль лучшая, двуглавый Эльбрус там,
               Картину подает прекрасную глазам,
               Как солнце восходя иль заходя блистает.
               И белый верх его лучами позлащает.
               Тут черных гор ряды, поближе к нам в виду,
               Являют новую приятность, красоту;
               Льют между них ревущи водопады:
               Тут камни дикие, развалин тут громады…»

В дальнейших своих строках молодой человек сообщал, что «край здоровый, до-вольно населен Российскими людьми; обилен хлебом он, обилен овощами, зверьми и птицами и всем, что в жизни нужно…». Описание благодатной и уже обжитой области, с таким пылом рассказанное в кратких фразах, полностью гармонировало с выводами академика П.С.Палласа. Занимаясь всесторонними научными исследованиями, посетив немного ранее крепости Азово-Моздокской линии, в 1793-1794 годах, он оставил в сво-их путевых заметках следующие записи: «Окрестности Георгиевска состоят из пахотной земли замечательного качества, лугов, пастбищ, леса и полны дичи; весь путь отсюда к горам… представляет все необходимое для существования многочисленного на-селения» [43].
К началу XIX века волжские казаки прочно обосновались на новых территориях Северного Кавказа. Укрепили свои станицы, создали непрерывную цепь кордонных по-стов, выстроили дома вместе со всевозможными хозяйственными постройками, освоили ближайшие плодородные залежные угодья и др. При этом конные сотни непрерывно от-бывали государственную службу на пограничной линии, куда Волжский полк выставлял ежегодно уже 510 хорошо подготовленных бойцов [44]. В то же время, помимо хлебо-пашества, скотоводства и других не менее важных занятий, станичники с успехом заня-лись и новой отраслью хозяйства, получившей широкое распространение по всему Тер-скому левобережью.
Российское правительство использовало малейшую возможность для превращения пригодных северокавказских земель в сплошные виноградные сады. Виноградарство и виноделие в начале позапрошлого столетия переживало пик своего подъема. Благопри-ятная конъюнктура внутреннего рынка, связанная с началом периода наполеоновских войн в Европе и дальнейшей континентальной блокадой, при которой ввоз в Россию французских вин полностью прекратился, благоприятствовала процветанию кавказских виноделов. Продукция местных виноградарей пользовалась повышенным спросом в центральных областях страны и постоянно увеличивалась [45]. Поэтому нет ничего уди-вительного в том, что жители Волжского казачьего полка приступили, вслед за своими ближайшими соседями, к возделыванию виноградной лозы, приносящей стабильные до-ходы.
В 1804 году директор народных училищ из Астрахани И.В.Ровинский, помимо прочего, составил и описание кавказского виноделия [46]. (См. приложение, таблица № 1). Приведенные материалы показывают, что и в Волжском полку виноградные сады в количестве 95 находились только в четырех станицах и занимали 20 десятин земли. Не-большое количество площадей, по сравнению с соседними казачьими подразделениями, объясняется тем, что следующая партия переселившихся волжцев приступила к культи-вированию винограда несколько позже своих собратьев. В дальнейшем, эта сельскохо-зяйственная отрасль имела все возможности развиться на удобных землях Центрального Кавказа, о чем позволяет судить численность молодых виноградников, превышавших своим количеством даже имеющиеся в станицах Терско-Семейного войска, где казаче-ство занималось этим перспективным промыслом уже не одно десятилетие.
Однако ряд субъективных и объективных взаимосвязанных причин помешали дан-ному процессу продолжиться. Это связано с кардинально изменившимися действиями российского правительства, неоднократно повышавшего акцизные сборы на продукцию притеречных виноградных садов, что и привело к их повсеместному сокращению [47], а позднее, и значительному сознательному уничтожению. А также в связи начавшимися полномасштабными военными действиями в северокавказском регионе, при которых со слов очевидца событий «беспрестанные опасности от набегов со стороны горцев, отни-мают всякую уверенность у жителей в прочном пользовании своими трудами» [48].
В результате, к 1825 году на территории Волжского казачьего полка только в двух станицах из пяти сохранились виноградные сады на площади 16 десятин 1077 саженей. С них только в станице Екатериноградской выделали 625 ведер   добротного красного вина и всего 38 ведер с чапрою, предназначенных для спиртокурения. Несмотря на то, что в последующие два года количество виноградников оставалось неизменным и вино-дельческое производство возобновилось в станице Павлодольской, ни одно ведро гото-вой продукции не поступило в продажу. Лишь некоторые казачьи хозяйства станицы Екатериноградской в 1826 и 1827 годах смогли реализовать на местном рынке, соответ-ственно 51 и 45 пудов свежих виноградных кистей [49]. (См. приложение, таблица № 2).
Все же, жители селений Центрального Предкавказья должны были самостоятельно заботиться о пропитании своих близких. Главы семей при удобном случае производили необходимые запасы, так как в неурожайные годы стоимость хлеба на местном рынке, если таковой вообще имелся в продаже, достигала астрономических сумм. И если ар-мейские гарнизоны крепостей в полном объеме обеспечивались продовольствием, как правило, доставляемым из внутренних районов страны по волжскому пути, то казачьи семьи лишь частично, за счет служащих мужчин, получали съестные припасы. По этой причине они наравне с казенными поселянами, которые вообще были лишены каких-либо подношений от правительства, основное внимание были вынуждены обращать на хлебопашество.
Периодические засухи, налеты саранчи, испепеляющие ветры, пыльные вихри, гра-добитие и другие неблагоприятные события могли поставить точку на всех предыдущих усилиях и привести к непредсказуемым последствиям. Избегая угрозу голода, еще в 1810 году командир 19-й пехотной дивизии С.М.Булгаков «на случай неурожая хлеба» предложил Командующему войсками генералу А.П.Тормасову учредить сельские запас-ные магазины (хлебные склады) «во всех казачьих войсках, поелику таковые запасы в здешнем краю, отдаленном от пособия внутренних хлебородных губерний и долженст-вующем снабжаться собственными произведениями, будут служить с пользою… для людей» [50]. Но и в урожайные годы первоначально с жителей казачьих станиц собира-лось только по четыре гарнца зерна «с души» для засыпки в зернохранилища, «для под-держки оных при неурожае» [51, 52], что позволило создать небольшой запас.
Однако подобные запасные хлебные магазины в казенных селениях Северного Кавказа были повсеместно организованы на несколько лет раньше, куда систематически засыпалось и хранилось собранное с «ревизских душ» зерно. Документы, сохранившие-ся в фонде «Канцелярии гражданского губернатора Кавказской губернии», позволяют сделать вывод о том, что 1805 году, а возможно и ранее, уже функционировали продо-вольственные склады, специально созданные на случай возможного голода в крестьян-ских деревнях [53]. (См. приложение, таблица № 3).
В 1805 году со 135 незлобненских жителей собрали 9 четвертей 3 четверика и   гарнца зерновых, которые засыпали в два добротно выстроенных амбара. Всего же к концу сельскохозяйственного сезона в них хранилось 200 четвертей 5 четверика и   гарнца, причем запасов озимого во всех амбарах было больше. Несмотря на меньшее количество хлеба, по сравнению с соседними деревнями, в Незлобной на «ревизскую душу» его приходилось немного больше. С учетом того, что ни из одного склада совер-шенно не было выдано «в ссуду» зерна, можно судить о собственных запасах семян у жителей для весеннего и осеннего посева [54].
В дальнейшем, сбор хлебопродуктов неукоснительно продолжился для засыпки в зернохранилища. Стабильные и высокие урожаи на залежных землях позволяли хлебо-пашцам год от года увеличивать запашку, чему способствовал и продолжающийся рост численности населения. В 1811 году Георгиевский уезд прочно занимал второе место по количеству жителей после Ставропольского. Так, в крае, окончательно вошедшем в со-став Российской империи, проживало 34525 мужчин и 29194 женщин, всего 73719 жи-телей, без учета казачьих подразделений и расквартированных частей русской армии. Из них в районе Георгиевской крепости, под защитой которой и основывались российские поселения, насчитывалось: 8314 мужчин и 6719 женщин, всего 15033 людей всех воз-растов или каждый пятый житель Кавказской губернии [55]. (См. приложение, таблица № 4).
В течение этого года жители Георгиевского уезда посеяли около 20000 четвертей зерновых и получили немногим более 111561 четвертей, что составило урожайность около Сам – 6. Это очень хороший выход зерновых для того времени и гораздо больше, чем получаемый в некоторых районах России. Вместе с тем, разделив собранный хлеб на продовольствие и посев будущего года, в остатке оставалось еще 40584 четверти и 7 четвериков, с чем вполне можно было смело смотреть в будущее [56].
Через два года количество жителей казенных селений еще более увеличилось и со-ставило 11224 мужчин и 10039 женщин, а всего 21263 людей всех возрастов. Увеличе-ние народонаселения на 6230 человек, соответственно привело к распашке дополни-тельных земельных площадей. Всего жители Георгиевского уезда в 1813 году произвели посев озимого в количестве 13568 четвертей, 2 четвериков и ярового хлеба 6804 четвер-тей, 6 четвериков. При жатве было собрано 67859 четвертей, 1 четверик озимого и яро-вого урожая 36611 четвертей, 2 четверика [57].
Подобный выход зерновых в окрестностях Георгиевска позволил гражданскому гу-бернатору отчитаться в том, что после отделения во всех селениях хлеба на будущий посев и питание – «в годовое продовольствие» недостатка нет. Запас зерновых 1813 года составил: 6474 четвертей, 5 четвериков и ярового ровно 3145 четвертей, что позволяло без лишних осложнений продолжать освоение северокавказского региона [58].
Наличие свободных плодородных земель, достаточно высокие урожаи, относитель-ное спокойствие в Центральном Предкавказье привели к тому, что всего лишь за одно десятилетие население Георгиевского уезда выросло более чем в два раза. Это, несмотря на то, что в 1814 году здесь свирепствовала эпидемия кори. По сообщениям местного земского исправника, «умерло 427+50+315+59», итого 851 человек обоего пола [59]. А именно, проживали 17420 мужчин и 16371 женщин, всего 33791 человек, которые по распоряжению местной администрации на собственные средства возвели под зернохранилища сорок четыре строения. Или половину из имеющихся хлебных магазинов, числившихся в ведении гражданских чиновников Кавказской области, что лишний раз подчеркивает перспективность хлебной запашки в этом районе [60]. (См. приложение, таблица № 5).
Выявленные нами в архивохранилище документы за 1822 год позволяют сделать вывод, что далеко не все крестьянские хозяйства быстро освоились на новых кавказских землях. Наличие «недоимок» и получение хлеба «взаимообразно» из сельских амбаров, достигнувшее солидных масштабов, свидетельствует о первоначальных трудностях, связанных с обустройством переселенцев в северокавказском регионе. В то же время, многие семьи добились успеха и регулярно сдавали хлеб «на основании Высочайшего указа 14 апреля 1822 года» в запасные магазины. Его количество составило более поло-вины от всего собранного чиновниками гражданского ведомства по всей Кавказской об-ласти [61].
К 1825 году количество жителей в Георгиевском уезде снова увеличилось на 754 человек и составило всего 34545 мужского и женского пола. Кроме того, количество по-севных оказалось больше, чем в три раза по сравнению с предыдущими данными, но меньше по сравнению со Ставропольским уездом. По всей видимости, это может быть вызвано изменением потоков переселенцев подальше от передовых постов Азово-Моздокской линии, военно-политическая обстановка на которой с каждым годом ухуд-шалось, что в первую очередь, связано с активизаций набегов северокавказских горцев. В то же время средняя урожайность в Георгиевском уезде была на порядок выше, чем в соседних районах и составила озимого хлеба, в основном ржи, более Сам – 8, и ярового более Сам – 6 [62]. (См. приложение, таблица № 6).
В ведомости «О состоянии хлебных запасных магазинов в казенных селениях Кав-казской области за 1825 год» приводятся несколько иные данные о количестве народо-населения в Георгиевском уезде, что, видимо, связано с использованием устаревших сведений. Согласно архивным материалам следует, что увеличилось не только количе-ство собранного в закрома озимого и ярового хлеба, но и основательно понизилась за-долженность крестьянских хозяйств, в графах «в заимообразной раздаче» и «в недоим-ках». Они составили, соответственно, 10163 четвертей и   гарнца, а также 974 четвер-тей, 6 четвериков и   гарнца. Из этого следует, что крестьянские семьи, ранее ходив-шие в должниках, сумели выбраться из долговой ямы и, если не полностью, то частично расплатиться с государственными инспекторами [63]. (См. приложение, таблица № 7).
По прошествии двух лет количество жителей в Георгиевском уезде снова увеличи-лось, но видимо за счет естественного прироста и составило 34128 человек. При этом количество «недоимок» с 1822 года вновь уменьшилось и составило всего 577 четверти и 3 гарнца, также как и «в заимообразной раздаче» составившего уже 9732 четверти, 3 четверика и   гарнца. Всего же «на лицо» в сельских зернохранилищах находилось 25540 четверти, 6 четверика и   гарнца, увеличившиеся за пять лет более чем на 21000 четверти [64]. (См. приложение, таблица № 8).
В 1827 году жители в ближайших окрестностях Георгиевска посеяли 22365 четвер-ти озимого и ярового 15117 четверти, всего 37482 четверти ржи и пшеницы. Несмотря на то, что сбор урожая оказался ниже обычного из-за не неблагоприятных погодных ус-ловий, общее количество оказалось почти в два раза больше по сравнению с 1811 годом. Как видно, всего лишь за краткий отрезок времени в пятнадцать лет простые переселен-цы при минимальной поддержке органов государственной власти вдвое увеличили за-пашку ранее пустующих просторов степного Предкавказья [65]. (См. приложение, таб-лица № 9).
В примечании к отчетному документу имеется подробная приписка, объясняющая создавшееся положение с продовольственными товарами во всем обширном регионе: «Жители Кавказской области уездов Ставропольского, Георгиевского и Моздокского по случаю урожая в 1827 году хлеба недостатка в оном не имеют, к тому же еще служат им пособием разные овощи, как-то огурцы, арбузы и дыни. В декабре 1827 года существо-вали цены на рожь за четверть девяти пудового веса без куля им высшая 6 рублей 24 ко-пейки, низшая 5 рублей 93 копейки. Восьми четвериковая мера без куля пшеница выс-шая 4 рубля 58 копеек, низшая 4 рубля   копейки, овса четверть высшая 6 рублей   копейки и пуда 6 рублей   копейки» [66].
В фонде 79 «Общее управление Кавказской области», помимо прочего, также хра-нится архивное дело, заслуживающее внимания. В нем названы населенные пункты, от-носящиеся к гражданскому ведомству и входящие с 1827 года в состав Георгиевского уезда, в которых занимались посевом хлебов. Показаны зерновые культуры, которым хлебопашцы отдавали предпочтенье и количество высеваемого зерна на одну десятину, а именно, не более полутора четвертей озимого и еще менее, ярового посева [67] (См. приложение, таблица № 10), что с учетом отсутствия минеральных удобрений, было по-всеместным явлением.
Всего же, в двенадцати казенных деревнях, с различным количеством населения, под озимую рожь на 2844 десятинах посеяли 3214 четвертей, а под пшеницу на 5045 де-сятинах использовали 5496 четвертей семян, в среднем немногим более одной четверти на десятину пахотной земли. Под яровой посев на 5051 десятине земледельцы посеяли 6077 четвертей, в среднем немного больше озимого посева. Всего же в сельскохозяйст-венном обороте под посевами находилось более 10000 десятин плодородной пашни. При этом поля, используемые под посевы яровых и озимых культур, были, практически, одинаковыми [68].
Стоит отметить, что в селение Незлобном наличный земельный фонд распределялся строго поровну между сезонными посевами. Подобная тенденция продолжилась и в распределении пашни уже между озимой пшеницей и рожью. При этом земельные уча-стки, которыми владела сформировавшаяся община, были достаточно хорошими и удобными для максимального посева, принятого в Георгиевском уезде. В ближайших селениях сеяли на порядок меньше. В них, в основном, засевали по полторы четверти на десятину при озимом посеве и одном с тремя четвертями при яровом засеве [69].
Помимо хлебопашества и остальных, не менее важных сельскохозяйственных заня-тий, в казенных селениях поблизости от Георгиевского укрепления занимались и шел-ководством – совершенно новым производством для уроженцев центральных губерний страны. Сохранившиеся в архивных документах отчетные ведомости свидетельствуют, что в 1825 году в некоторых сельских общинах занимались производством шелка [70]. В большинстве своем дополнительный трудоемкий промысел, который не приобрел ши-рокого распространения среди местного населения, существовал по приказанию столич-ных чиновников, отвечающих за доставку сырья для нарождающихся российских фаб-рикантов.
На рубеже XVIII-XIX веков Российское правительство принимало титанические усилия для скорейшего налаживания производства шелка в северокавказском регионе. Быстро развивающейся отечественной текстильно-ткацкой промышленности требова-лось все больше качественного сырья. Император Павел I специальным постановлением обязал каждую семью, проживающую в Предкавказье, ежегодно высаживать по десять шелковиц, в противном же случае, за каждое недостающее дерево полагался штраф в 10 копеек [71].
Инспектора над шелководством вели подробную отчетность по всем районам и ре-гулярно совершали поездки по всем уездам губернии с разъяснениями о пользе нового производства. Все же большая часть русского населения Северного Кавказа очень не-охотно приступала к разведению шелковичного червя, поэтому власти были вынуждены перейти от методов убеждения и поощрения семей, наиболее преуспевших в шелковод-стве, к принудительным мерам. В специальном указе Правительствующего Сената от 5 мая 1803 года местному начальству прямо предписывалось штрафовать тех домохозяев, которые не высадили необходимого количества тутовых деревьев в 1800-1801 годах [72].
В конечном итоге, комплекс принимаемых государственных мер дал положитель-ные результаты. Во многих населенных пунктах Северного Кавказа в первой четверти XIX века, помимо посадки требуемого количества тутовых деревьев, стали получать и шелк, выработанный в домашних условиях. Так, с 1798 года в казенных селениях Герги-евского уезда, трудами местного населения было разведено 83268 шелковиц и 9385 се-янцев, из которых к 1825 году соответственно осталось 69024 и 6509, а всего 75533 ту-товиц. В течение года земледельческие общины, насчитывающие 2390 семей, высадили вновь 6439 деревьев и получили 1414 из ранее посеянных, итого 7853 новых шелковиц. С этого количества тутовых деревьев за один сезон жители сумели получить 2 пуда и   фунта шелка-сырца [73]. (См. приложение, таблица № 11).
В селении Незлобном, насчитывавшем уже 85 крестьянских семей, было разведено 3017 тутовиц, из числа которых за много лет погибло только 80 штук. Совместно с по-саженными шелковицами в 1825 году их общее число достигло 5627 взрослых деревьев и молодых отростков. С этого количества незлобненцы сумели получить 8 фунтов шел-ка-сырца. Больше добыли только в двух больших селениях Георгиевского уезда [74]. Это свидетельствует о том, что несмотря на небольшие объемы готового продукта, жи-тели уже освоились с новой для них отраслью производства, и можно было рассчиты-вать на ее дальнейшее развитие.
Однако, неблагоприятные условия последующих годов, в частности, массовое на-шествие саранчи на поля незлобненской общины в 1826 году, от чего вред «произра-стающему хлебу причинили всевелико», создали немало трудностей [75]. Вслед за этим последовавшие всевозможные проблемы в Незлобной внесли свои коррективы в полу-чение готового шелка, которое полностью прекратилось [76]. Оставшееся в распоряже-нии общины количество тутовых деревьев оставляли надежду на возобновление уже знакомого промысла. Но последующие военные действия в данном регионе со всей оче-видностью продемонстрировали, что проживание на осваиваемых пограничных терри-ториях в непосредственной близости от враждебных северокавказских народов – задача очень сложная.
Таким образом, в течение всего одного поколения российских переселенцев значи-тельные пространства степного Предкавказья были заселены, и во многих местах по-строены казачьи станицы и крестьянские селения. Многие тысячи десятин целинных земель в кратчайшие сроки под неусыпной охраной казачьих сторожевых разъездов и крепостных армейских гарнизонов были засеяны различными сортами озимых и яровых культур. Огромные участки ранее свободных земель предназначались для выпаса до-машнего мясного и молочного скота. Вблизи построенных домов переселенцами разво-дились ухоженные огороды и фруктовые сады с различными сортами плодовых деревь-ев.
Наличие свободных и плодородных земель в окрестностях крепости Святого Геор-гия привлекали все новые потоки переселенцев из центральных областей Российской империи, особенно много в первой половине XIX века. Казачье-крестьянское население мирно сосуществовало в новых поселениях, и редкие недоразумения разрешались без лишнего напряжения [77]. Осознавая себя единым целым, гражданами одной большой страны, жители станиц и деревень своим ежедневным трудом преобразили целые рай-оны ранее пустынного степного Предкавказья, позволив более поздним переселенцам приходить и приступать к хозяйственной деятельности уже не в бескрайнем поле, а в обжитых местах.
Обнаруженные нами документы позволяют говорить о более раннем основании се-ления Незлобного, чем принято было считать. Вместе с тем, на сегодняшний день со-вершенно не ясно, находилось ли поселение, названное в противовес речке Злой, до 1800 года на месте нынешней станицы Урухской? А если – нет, то где оно располагалось до этого? А также кто, когда и при каких именно событиях его основал на территории Северного Кавказа? Доподлинно известно, что в начале XIX века в поселении на реке Золке неоднократно принимали переселенческие семьи из российских пределов, которые безболезненно вливались в уже состоявшуюся сельскую общину и вместе со старожилами приступали к освоению мало обжитой полулесистой местности, неподале-ку от одного из политических центров края.
Незлобненцы с успехом занимались хлебопашеством, показывая результаты, ино-гда превосходящие аналогичные показатели ближайших соседей. Наличие пастбищ и достаточного количества кормов позволяли разводить крепкий выносливый скот, ис-пользуемый на тяжелых сельскохозяйственных работах. Занимались и другими, не ме-нее трудоемкими и важными производствами, в частности, шелководством, требующим определенных знаний, навыков и умений. Словом, существовали все условия для даль-нейшего благополучного развития устоявшейся общины на берегу Золки, но вмешалось вооруженное нашествие северокавказских горцев, в корне изменившее и поломавшее сложившееся многолетнее положение вещей.

1.4. Перевод селения Незлобного из гражданского ведомства в подчинение
Военному министерству

Разразившиеся военные действия с горскими народами на территории Северо-Восточного Кавказа, поставили перед правительством Российской империи сложную задачу по немедленному наращиванию военных сил на всем пространстве от Каспий-ского до Черного морей. Отсутствие дополнительных воинских контингентов, форми-руемых на устаревшей системе рекрутского набора и категорический отказ Николая I передислоцировать необходимые пехотные дивизии и кавалерийские полки к южным границам, заставляли высших офицеров Отдельного Кавказского корпуса искать реше-ние возникшей проблемы самостоятельно с использованием местных немногочислен-ных людских ресурсов и привлечением гражданских слоев населения [108].
На повестку дня со всей очевидностью выходило предложение о скорейшем во-оружении нескольких казенных поселений, расположенных в непосредственной близо-сти от Азово-Моздокской оборонительной линии современным оружием, с обращением их жителей в казачье звание и переподчинением командирам русской армии. Тем более, что подобный положительный опыт уже был опробован в низовьях Терека начиная с 1808 года [109], а позднее был успешно продолжен при непосредственном участии и ру-ководстве генерала А.П.Ермолова во время его наместничества, начиная с 1823 года [110].
В 1827 году командующий на Кавказской Линии и Черномории генерал Г.А.Емануель, воспользовавшись кратковременным проездом через Ставрополь началь-ника Главного штаба российской армии И.И.Дибича, высказал несколько замечаний о мерах по дальнейшему обеспечению безопасности края. Высказанные мысли были на-столько интересны, что ему было предложено в кратчайшие сроки подготовить пись-менный доклад, который и был готов к 6 марта 1828 года. В нем говорилось о создании второго эшелона российских укреплений от Черного до Каспийского моря, для чего требовалось, помимо прочего, и увеличение численности казачьих станиц в районе Цен-трального Кавказа. Военизированные станицы предполагалось учредить «из двадцати казенных селений ставропольского и георгиевского уездов, считавших у себя 16327 душ». Однако хорошо подготовленный проект, из-за целого ряда причин, остался не реализованным и был отвергнут российским императором [111].
В то же время в Санкт-Петербурге понимали, что против участившихся набегов се-верокавказских горцев необходимо срочно увеличить количество передовых частей на ослабленной кордонной линии. В 1827 году в Военном министерстве принимается ори-гинальное решение о направлении на Северный Кавказ (вместо Сибири или зачисления в действующую армию) различных молодых бродяг на долгосрочное перевоспитание в пограничные поселения. Тем самым, российское правительство пыталось переложить на плечи порубежного казачества присмотр за лицами, не вызывающими доверия [112]. А также считалось, что «для поощрения же их к хорошему поведению и для умножения со временем населения на Линии, положить срок по истечению которого, бродяги с свиде-тельства старшин в станицах о хорошем и надежном их поведении, могут поступить в сословие казаков и водвориться между ними» [113].
Однако в 1830 году капитан Пономарев, ссылаясь на многочисленные рапорты ко-мандиров передовых подразделений, неоднократно просивших избавить их от мало на-дежных помощников, отправил докладную записку на имя начальника Кавказской об-ласти генерала Г.А.Емануеля. В ней сообщалось о полнейшей нецелесообразности ис-пользования деградировавших личностей и предлагалось прекратить их дальнейшее от-правление на Азово-Моздокскую линию [114]. В заключение опытный штабной офицер, много лет прослуживший в кавказских частях и досконально изучивший вопрос, пред-ложил переселить из российских губерний крестьян «в немалом количестве с семейст-вами», так как существовала надежда, что они более «бродяг оправдают благодетель-ную цель правительства, которою дозволено принимать в казаки» [115].
Тем не менее, столичные чиновники придерживались совершенно противополож-ного мнения. В 1831 году появился новый правительственный указ, подтверждающий возможность и необходимость отправлять в приграничные районы «людей, зашедших в Кавказскую область…, проживших здесь от двух до двенадцати лет, способных к ка-зачьей службе». Также, в очередной раз, обязательно предписывалось всех физически крепких бродяг «не старше двадцати пяти лет отсылать на Кавказскую линию для отдачи в работники к казакам» из южных губерний страны [116].
Лишь в апреле 1833 года, после выхода известного указа о переводе казенных селе-ний Кавказской области вместе с «их землями и угодьями в военное ведомство» [117], вышел окончательный запрет о присылке деклассированных элементов на передовую линию, где они являлись помехой для действующих частей и устоявшихся земледельче-ских общин. Поэтому вряд ли обоснованными можно считать выводы советских иссле-дователей о том, что присылка различного сорта бродяг была произведена в интересах казаков, которые пользуясь положением принимающей стороны, якобы нещадно экс-плуатировали их [118, 119, 120 и др.]. При этом совершенно не учитывалось то обстоя-тельство, что пока мужское население станиц поголовно находилось на государственной службе, разномастные бродяги с преступными наклонностями представляли реальную угрозу для их семей, что не раз и случалось.
За счет присылки толп бродяг в пограничную полосу, российское правительство, в первую очередь стремилось сократить и финансовые расходы, основательно расстроен-ные войнами с азиатскими державами и перманентными столкновениями с подвижными отрядами северокавказских горцев. По этим причинам в ближайшее время не могло быть и речи об организации крайне дорогого переселения тысяч семей малоземельных казенных крестьян из внутренних губерний страны, которого государственный бюджет просто не потянул бы. К тому же построение нескольких мощных укреплений на возво-димой границе и без основания новых казачьих поселений требовали огромных денеж-ных расходов. Поэтому снова возник вопрос о пополнении воинского контингента на Северном Кавказе за счет перевода некоторой части гражданских селений под контроль Военного министра и вооружения их мужского населения.
Между тем, пока в высоких правительственных инстанциях развивались очередные долгие дебаты по мерам укрепления пограничной линии, а финансовые отделы подсчи-тывали возможные государственные траты, «в 1830 году к приходу селения Незлобного были приписаны крестьяне помещиков Найдёнова, Аристова и Толмачёва. Так, при Ми-хаило Архангельском молитвенном доме значилось сто два двора и 432 души обоего пола. И были у них приходские священники Отец Иоанн Данилов и дьячок Герасим Хо-ванский. Из Моздокского Духовного Правления высланы были метрические книги из трех частей. Как видно, что в селение Незлобном в 1830 году с 2 сентября по 24 была холера, от которой умерло 16 душ» [121].
Согласно церковным метрическим записям, сохранившимся с 1830 года, можно су-дить, что совместно с крепостными крестьянами в незлобненском приходе числилось 233 мужчин и 199 женщин. При этом было совершено всего четыре бракосочетания, ро-дилось 16 детей и скончалось 40 человек. Несомненно, на высокую убыль населения по-влияли эпидемические болезни, но все же смертность на порядок превышала рождае-мость. На следующий год количество заключенных браков возросло ровно в три раза и более чем в половину увеличилось количество новорожденных.
В то же время смертность среди жителей вплоть до 1834 года продолжала превы-шать рождаемость. Это в первую очередь свидетельствует о том, что в течение несколь-ких ближайших лет община селения Незлобного никак не могла оправиться после не-давней кровавой катастрофы. По всей видимости, здесь сказывались и трагизм ситуации, постигший родных и близких односельчан, а также отсутствие опытных повивальных бабок, умевших своевременно оказать помощь роженицам. Но, несмотря на все трудности и бедственное положение, жизнь на пепелище не прекращалась, а стараниями оставшихся немногих семей продолжалась и пробивалась все новыми ростками моло-дых сил [122]. (См. приложение, таблица № 12).
В течение ряда лет лучшие полководческие умы российского генералитета совме-стно с чиновниками из местных гражданских учреждений, знавших досконально поло-жение дел в южном регионе, предлагали всевозможные проекты по обустройству и при-ведению в надлежащую обороноспособность государственной границы на южных ру-бежах [123]. В далеком Санкт-Петербурге, после окончания успешных внешних войн с сильными азиатскими державами в конце 20-х годов, нашли возможность и финансовых ресурсов для претворения в жизнь давно задуманных замыслов в северокавказском ре-гионе. В очередной раз были затребованы предложения от Командира Отдельного Кав-казского корпуса, который, собрав и обобщив все имеющиеся статистические сведения и положение дел на кордонной линии, представил на рассмотрение императорского ка-бинета свой проект.
Отношение Военному Министру генерал-адьютанту графу А.И.Чернышову
командира Отдельного Кавказского корпуса генерал-адьютанта барона
Г.В.Розена от 21-го апреля 1832 года за № 280.
«В отношении от 12-го ноября прошлого года за № 137 имею честь излагать Ваше-му Сиятельству опасное положение Кавказской линии, если предприимчивые предводи-тели успеют достигнуть согласия действиям горских народов. Большая часть набегов их произведенных с некоторым сообращением была сопровождаема успехами, кроме мно-жества не столь важных случаев в 1825 году они истребили станицу Солдатскую, в 1828 году селение Незлобное, в 1831 году хищничества их были ещё значительнее.
Слабое и не надежное положение Линии поражает каждого посещяющего ее.
Южная Кубань глубиною своей служит некоторым оплотом для правого фланга Линии, на левом фланге южнее Терека, хотя менее представляет преграды, но несколько передовых за оным укреплений затрудняют прорывы хищников, даже внутрь границы и оные обыкновенно ограничиваются грабежами близ самого Терека. Пространство же между Горским Линейным казачьим полком и нижней Кубанью, составляющие центр Линии, представляют все удобства для хищников. Неожиданно и быстро прорвавшись через слабую пограничную черту, они внутри границ, по не имению кавалерийских ре-зервов не встречают ни какое препятствие. И по плоскому удобному для конницы мест-ности могут наносить безнаказанно разорение селениям Кавказской области располо-женные и само сообщение по “Большой дороге”от Ставрополя к Георгиевску делают часто крайне опасным. Дерзость эта и беззащитность жителей на этом пространстве превосходят иногда всякое вероятие. В прошедшем году, в сентябре месяце шестнадцать закубанцев… ограбили проезжавших купцов и навьючили товарами их около тридцати лошадей, потянулись спокойно в горы. Жители, собравшись в числе около двадцати человек, преследовали их вместе с несколькими донскими казаками, которые рас-положены небольшими партиями по всей дороге от Ставрополя до Тифлиса для конвои-рования почт и проезжих. Горцы отразили неоднократные нападения, сей неустроенной толпы, и успели скрыться в горы с большей частью своей добычи.
Вот обыкновенные явления небольших набегов их. Прокравшись скрытно сквозь передовую Линию, они приближаются пустыми необитаемыми местами к селениям на-шим и так как в оных ныне нет возможности принимать надлежащих военных предос-торожностей, то хищники не будучи ни кем наблюдаемые выжидают спокойно удобного случая к успешному нападению и потом возвращаются назад и проходят за погра-ничную черту… Донские казаки на постах по «Большой дороге» наблюдающих, извес-тясь о хищничестве собираются на ближайшем к месту происшествия посту и отправ-ляются для преследования хищников, иногда через сутки и более удалении их.
Сильными партиями горцы производят набеги еще большей дерзости. Зная, что мы не можем, в скорости соединить значительного конного отряда и пехота догнать их не может, они открыто переходят через Линию, устремляются к избранному пункту напа-дения и с добычею своею, удаляются по другому направлению, дабы избежать встречи преследующих их команд.
Бывший начальник Главного штаба Его Императорского Величества генерал граф И.И.Дибич Забалканский,… убедившись в необходимости больше обеспечить Кавказ-скую Область, поручил генералу от кавалерии Г.А.Емануэлю составить проект сформи-рования новых казачьих полков из ближайших селений расположенных позади станиц на Линии находящихся. Генерал Г.А.Емануэль присовокупил к сему мнение вообще по укреплению Кавказской Линии, представил свои соображения графу И.И.Дибичу 1 мар-та 1828 года при рапорте за № 237. По Высочайшему повелению…передан на рассмот-рение Главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом генерал-фельдмаршалу князю Варшавскому графу И.Ф.Паскевичу Эриванскому. Его Светлость, признавая не-обходимым сходно с предложениями генерала Г.А.Емануэля сформировать четыре ка-зачьих полка. В отношении к Вашему Сиятельству от 28 декабря 1828 года за № 598 просил сверх того присоединить к Горскому казачьему полку Моздокского уезда селе-ния Курское и Государственное… Генерал Г.А.Емануэль находит удобнейшим отложить до окончания Турецкой войны.
Ваше Сиятельство, от 29 марта 1829 года за № 60 уведомили князя И.Ф.Паскевича, что Его Императорское Величество соглашаясь с мнением Его Сиятельства, Высочайше повелеть соизволили приведениями всего предполагаемого в действие сообразно по окончании войны с турецкой армией. Селения же Курское и Государственное причис-лить без отлагательства к Горскому казачьему полку, что тогда же исполнено и крестья-не этих селений ныне уже…употребляются на службу, наравне с казаками.
Из дел 1830 и 1831 годов видно, что князь И.Ф.Паскевич, имея в виду исполнения вышеизложенной Высочайшей воли, находит полезным переименовать таким же обра-зом в казачье сословие и казенных крестьян Кизлярского уезда. Причислить их к Ли-нейным казачьим полкам поселенных поблизости Кизляра. В черновом отношении при-казания Его Сиятельства уже заготовленным Вашему Сиятельству, в апреле месяце ми-нувшего года, но по получению сведений о Кизлярском уезде неотправленном было ска-зано, что во время пребывания своего на Кавказской Линии Его Светлость удостоверил-ся несомненной пользы, каковую можно ожидать вообще, от увеличения числа поселен-ных казачьих войск. И что хотя ущерб по Министерству Финансов от причисления кре-стьянских селений в казачье сословие будет значителен, но с другой стороны, очевидно, что для усиления обороны Кавказской Области и скорейшего водворения спокойствия в этом крае же представляется дешёвейшего способа содержанием на сей предметов регу-лярных войск и особенно регулярной кавалерии подобно, как сие было до 1812 года, по-требует всегда гораздо больших издержек и тягостнее для правительства по всем про-чим отношениям… Убедившись, как в опасном положении внутренней части Кавказской Области, так и в пользе и необходимости увеличения Линейных казачьих полков по сему по рассмотрении бывшей по сему предмету переписки просил я генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова представить свое мнение о формировании на предложение генерала Г.А.Емануэля новых казачьих полков на пространстве между Горским казачь-им полком и Черноморского вообще и всем, что он находит необходимым предпринять для обеспечения Кавказской Линии…
В Высочайшем соизволении, объявленным в отношении ко мне Вашего Сиятельства от 11 января сего года за № 641, касательно о сформировании новых казачьих Линейных полков полагаю полезнейшим следующее:
1) Обратить в казаков жителей тех же деревень, какие были для сего предназначены князем И.Ф.Паскевичем и генералом Г.А.Емануэлем. С прибавлением… четырех се-лений… для достаточного усиления Кубанского казачьего полка, прочие необходимы для обеспечения окрестностей Ставрополя и «Большой дороги» от нас к Тифлису.
Большую часть предназначенную в казачье сословие селений предлагаю, сходно с мыслями князя И.Ф.Паскевича причислить к старым казакам, дабы новопоступавшие казаки, служа вместе со старыми скорее образовывались, а между тем составляли вто-рую Линию, служили для них резервами, со временем же когда окончить внутреннее их устройство, если признается удобнейшим, мирно будет из станиц сформировать новые полки. Генерал-лейтенант А.А.Вельяминов предпочитает теперь же приступить к фор-мированию четырех новых полков. Состав двух из селений… между Ставрополем и Ге-оргиевском, и другие два из некоторых станиц нынешних Кавказского и Кубанского Линейных полков присоединенным к ним ближайших селений. Но как полковое форми-рование было бы сопряжено с большими издержками для казны, а сверх того встрети-лось бы затруднения… для четырех новых полков, достаточное число благонадежных офицеров и исправных урядников, то полагаю удобнейшим большую часть селений причислить к старым полкам, как это означено в прилагаемой ведомости. Нахожу весьма полезным, из селений близлежащих к Ставрополю сформировать особенный сильный казачий полк под названием Ставропольского, оный будет обеспечивать окрестности Ставрополя, куда хищники проникают, будет служить резервом для усиления… И со временем с большею пользою может быть преимущественно употребляем для насту-пательных действий, для чего ныне части слишком ослабляются полки на самой погра-ничной черте расположенные. Впрочем, при появлении в горах предприимчивых хищ-ников подобно Кази-Мулле, для безопасности нападения необходимо, чтобы все окре-стные селения принадлежали военному сословию. Обоснованность чего чувствуют и сами жители… В конце октября минувшего года окрестные Ставропольские крестьяне подали мне просьбу о снабжении их оружием и порохом для обеспечения своего против хищников, я разрешил выдать им сколько попрошено было.
2) Терское-Семейное и Кизлярское Терское войска сходно с мнением генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова, полагаю полезным по малочисленности в оных казаков соединить в одно начальство, назвав Терским Кизлярским казачьим полком, в коем и по соединении будет только пятьсот служащих казаков.
3) К Ставропольскому, и другим Линейным казачьим полкам весьма полезно было прикомандировать по несколько опытных офицеров из регулярных кавалерийских пол-ков для успешного заведения желаемого в оных устройствах.
4) Дабы крестьяне, предназначаемые в казаки, скоро имели приличное оружие, не будучи обременены приобретением другого, выдать им ружья и сабли на первый раз от казны из числа находящегося ныне в Георгиевском арсенале. В случае недостатка оных, из Тульского завода, высылая для сабель одни клинки, к коим названные казаки приде-лают сами по образцу шашек употребляемых горцами, которые для успешного употреб-ления гораздо лучше.
5) В Кизлярском уезде русских казенных крестьян вовсе не оказалось, но находится одно селение татарское и пять армянских, в одном из коих половина жителей грузины. Я спрашиваю генерал-лейтенанта А.А.Вельяминова не находится ли какого препятствия и будет ли полезно причислить оные к Кизлярскому полку…
6) Прочие Линейные казачьи полки останутся в нынешнем их состоянии, а именно Горский, Моздокский и Гребенское войско с переименованием полезно Гребенским ка-зачьим полком.
Для утверждения безопасности Кавказской Линии, по общему мнению, знающих здешний край, необходимо привести в исполнение вышеизложенные предложения, осо-бенно же весьма нужно обратить в казаки жителей селений по “Большой дороге” от Ставрополя до Георгиевска. Оная не имеет казачьих поселений и весьма мало постов, представляет удобство к вторжению хищников, от чего большая часть поселений их об-ратилась в ту сторону и хищники на сем пространстве проникают очень далеко в наши границы. Сих набегов нельзя приостановить, если бы и увеличить число постов их дон-ских казаков, но когда достаточно усилить Линейное казачье войско, то без сомнения покушения хищников много уменьшилось, а со временем и уничтожится.
Ущерб для Министерства Финансов от предполагаемо увеличения Кавказского Ли-нейного казачьего войска, на первое время будет действительно значителен. Число жи-телей в селениях для сего предназначенных составляет около 2200 душ, из коих каждая платит в казну подушного и других окладов по 12 рублей 30 копеек ассигнациями. Сле-довательно, весь ущерб по Министерству Финансов будет составлять около 270000 руб-лей, но в замену сего представляются следующее сокращение расходов по Министерст-ву Военному.
На Кавказской Линии постоянно находится семь Донских казачьих полков и менее оных невозможно иметь по нынешнему охраняемому числу Линейных казаков. От уве-личения же числа сих последних весьма возможно будет уменьшить число Донских ка-зачьих полков, служащих на Линии по следующему примерному расчёту. Через год по вступлении предполагаемых селений в состав Линейного казачьего войска, можно будет отпустить Донской полк, расположенный в Ставрополе и от оного расположенного по “Большой дороге” до станицы Павловской, первого поста Горского Линейного полка. Через два года полк, следующий подкреплением Кубанскому Линейному полку, распо-ложенный в Прочном окопе и Григориполисске. Через три года полк, расположенный в Невинномыской станице в подкреплении Хопёрскому Линейному полку. И через четыре года полк для сего же назначения находящийся в Баталпашинске. Затем оставленные на Линии три Донских полка, коих не предвидится возможности в скором времени заме-нить Линейными казаками…, один при Минеральных Водах, другой в Нальчике и третий по Военно-Грузинской дороге от Екатеринограда до Коби.
По нынешним ценам, полное содержание каждого Донского полка на Линии обхо-дится ежегодно в 106286 рублей и 68 копеек ассигнациями. Следовательно, от предпо-лагаемого увеличения числа Линейных казаков по Министерству Военному… оконча-тельно сократятся расходы на содержания на Линии Донских казачьих полков.
В первый год около 106000 рублей ассигнациями.
Во второй год около 212000 рублей ассигнациями.
В третий год около 318000 рублей ассигнациями.
В четвертый год около 424000 рублей ассигнациями.
Расходы на содержание Ставропольского и Кавказского Линейных полков, и каза-ков, вновь причисленных к другим полкам, по положению, существующему для Линей-ных полков, будут следующие. Полагая, что от крестьян предназначенных в казаки по-ступит около десятой части, из всех ревизских душ, в число следующих казаков, кото-рые одни пользуются казенным содержанием.
Ставропольский Линейный казачий полк, полагая оный в 950 служащих казаков, обойдётся около 88000 рублей ассигнациями. Прочие вновь предполагаемые Линейные казаки, причисляемые к прочим полкам в числе около 1250 человек служащих, с при-бавлением нужного числа офицеров, будут стоить ежегодно около 114000 рублей ассиг-нациями.
Следовательно, через четыре года по предполагаемому увеличению числа Линей-ных казаков, издержки Военного Министерства на содержание на Линии Донских ка-зачьих полков могут сократиться ежегодно на 424000 рублей ассигнациями, а расходы на Линейных казаков увеличатся на 202000 рублей ассигнациями. По сему экономия по Военному Министерству будет около 202000 рублей ассигнациями, а как ущерб по Ми-нистерству Финансов от отчисления селений из крестьянского сословия составляет око-ло 270000 рублей ассигнациями на усиления Кавказского Линейного казачьего войска. Постоянные расходы правительства увеличиваются только 68000 рублей ассигнациями, сумма весьма незначительная, если через пожертвования оной можно упрочить безопас-ность обширного края в коем ежегодно от беспрерывных набегов потери претерпевае-мые жителями, а иногда и казною несравненно превосходят сие количество.
Прилагая при сем карты нынешнего и предполагаемого распространения Линейных казачьих полков, покорнейше прошу Вас Августейший Государь, все вышеизложенное повергнуть на Высочайшее Его Императорского Величества благоусмотрение» [124].
Однако в Военном министерстве не спешили с преждевременными выводами, а об-ратились за советом к предыдущему Главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом генерал-фельдмаршалу князю Варшавскому графу И.Ф.Паскевичу Эриван-скому, авторитет которого после блистательных побед на Кавказе был необычайно вы-сок, в высших сферах государственной власти. Вскоре из Польши на имя генерал-адьютанта графа А.И. Чернышова пришел обстоятельный ответ, датируемый 27 июня 1832 года за № 68.
«Милостивый Государь граф Алексей Иванович!
В отношении к Вашему Сиятельству за № 67, я уже имел честь изложить Вам Ми-лостивый Государь, часть моих мыслей касательно необходимого преобразования в ка-зачье сословие, казенных крестьян Кавказской Области…
Сколь ни слабы причины, на коих их Высокопревосходительство (барон Г.В. Розен - авторы) основывает необходимость сей меры, но тем не менее не трудно согласится в важной пользе какую несомненно причислить умножению в Кавказской Области числа поселённых казаков…
Возвращаясь в 1830 году в Тифлис из Закубанской экспедиции, я имел случай про-верить в сие на месте, и тогда же утвержденный собственными просьбами жителей, приказал раздать из Георгиевского арсенала часть оружия для вооружения крестьян, обитающих по Большому тракту от Ставрополя до Георгиевска. Ибо охранять их от беспрерывного нападения хищников, не представляя другого лучшего средства…
Я, совершенно согласен с мнением генерала-адьютанта барона Г.В.Розена, что на-чать упоминаемые преобразования полезно всего в этих двадцати шестых селениях.
Для скорейшего вооружения крестьян, обращаемых в казаки, я нахожу необходи-мым раздать им от казны на первый раз ружья и сабли. И если вещей этих недостаточно в Георгиевском арсенале, то согласен с мнением генерала-адьютанта барона Г.В.Розена, признаю наиважнейшим доставить таковые из Тульского арсенала, высылая одни клинки и ружейные приборы деревянные…
Расчет в рассуждении финансового ущерба, который может произойти от принятия сего проекта, изображен Вашему Сиятельству довольно подробно, в отношении генера-ла-адьютанта барона Г.В.Розена, но при сем упущено из виду… Немаловажные сбере-жения сохраняться от поступающего изменения на Линии регулярной пехоты, что по моему мнению несколько покроет всю потерю по Министерству Финансов, но доставит еще казне значительное облегчение расходов против настоящего времени.
Переименовать Гребенское, Терско-Семейное и Кизлярское Терское войска в каза-чьи полки, для однообразия названия с прочими, я нахожу совершенно приличным, что-бы относить соединению последних двух, согласно мнению генерала-адьютанта барона Г.В.Розена, назначить общее начальство, то в этом напротив не вижу никакой пользы, ни же надобности. Мне кажется, гораздо лучше оставить наименования и состав обоих, причислить к ним те пять армянских и одно татарское селения, кои считаются ныне в Кизлярском округе. А потом стараться причислить туда и некоторую часть людей и из будущих на Линии новопереселенцев, тем самым усилится оборона левого фланга Кав-казской Области и сохранится на Линии, вместе с вновь учреждаемым Ставропольским полком существования десяти поселенных казачьих полков» [125].
Мнение графа И.Ф.Паскевича Эриванского, с которым считался и российский са-модержец, оказалось решающим. О чем Военный министр генерал-адьютант граф А.И.Чернышов не преминул сообщить командиру Отдельного Кавказского корпуса ге-нерал-адьютанта барону Г.В.Розену. В специальном послании от 7-го августа 1832 года за № 2394, предписывалось приступить к выполнению следующих первоначальных мер по увеличению численности казачьих подразделений на Азово-Моздокской линии, а именно:
«1) обратить в казачье сословие жителей предназначенных Вами к тому двадцати шести селений Кавказской Области;
2) сверх сих селений, присоединить в Кавказское Линейное казачье войско пять армянских и одно татарское селение…, а к Гребенскому селение Шелкозаводское по изъявленному на то жителями оного желанию;
4) всем вообще в сословие казаков поступающим крестьянам выдать ружья и сабли от казны;
5)… для отвращения всякого ущерба для казны делали никакого изменения в суще-ствующем ныне в Кавказской Области питейном откупе, а также не назначались никаких в пользу поступающих в казаки крестьян особых выгод по продаже им соли» [126].
В дальнейшем, с развертыванием процесса преобразования на Кавказской Линии, из столицы поступали все новые распоряжения для выполнения местной администраци-ей. В Военном министерстве уже наметили окончательные сроки перевода казенных се-лений и спешили довести решения Главного штаба, согласованные с российским импе-ратором до командования Кавказского Отдельного корпуса. В одном из них, от 4-го ок-тября 1832 года за № 214 в незамедлительно предлагалось:
«5) крестьян поступающих ныне в казачье сословие считать в числе служащих ка-заков от 20 до 45 лет возраста, с производством им провианта и жалованья по сущест-вующему положению, от 45 до 60 лет поступать им в число не служащих казаков, но исполняющих внутреннюю службу по Войску без военного содержания от казны, по миновании же 60 лет увольнять их от всякой службы;
6) правило сие распространить вообще на всех Линейных казаков, ибо нынешний способ зачисления их на службу соответственно единожды установленному комплекту полков представляет большие неудобства:
а) в некоторых полках все казаки без исключения находятся на службе, в других многие не входя в комплект считаются в числе малолетних и вовсе не несут службы;
б) предстоящая от сего возможность для частных начальников делать произволь-ный выбор при назначении на службу, дает повод к злоупотреблениям отвратить кото-рые нельзя иначе, как постановлением вышеозначенного общего правила;
в) там, где население превышает комплект полков, Правительство лишается воз-можности иметь на службе всех способных к оной казаков, между тем как они пользу-ются наравне со служащими всеми преимуществами казачьего сословия.
7) посему служащих казаков имеющих поступить из вновь причисленных селений, добавить к нынешнему комплекту офицеров на каждую сотню по одному есаулу, одно-му сотнику и одному хорунжему, равно по четыре урядника» [127].
После многомесячной подготовительной работы, при которой произошли переме-щение массы соответствующих документов из Палаты Государственного Имущества в Военное министерство, ознакомлением всех структур органов власти Кавказской облас-ти и жителей казенных селений, предназначенных к переводу и т.д., 2 декабря 1832 года вышел указ Правительствующего Сената, подписанный императором Николаем I, сле-дующего содержания:
«1) Признав нужным усилить оборону Кавказской Линии посредством обращения в сословие линейных казаков жителей некоторых ближайших казенных селений. Повеле-ваем селения Кавказской Области: Ново-Донецкое, Ново-Малороссийское, Архангель-ское, Ильинское, Дмитриевское, Расшеватское, Успенское, Ново-Александровское, Но-во-Троицкое, Сенгилеевское, Каменнобродское, Ново-Марьевское, Рождественское, Михайловское, Надежда, Старо-Марьевское, Ново-Троицкое, Сергеевское, Калиновское, Северное, Круглолесское, Сабля, Верхне-Подгорное, Нижне-Подгорное, Незлобное, Александрия, Шелкозаводское, Парабочево, Карабаглинское, Малахалинское, Дербент-ское передать со всеми числемищя в оных жителей и находящихся в законном владении их землями и угодьями в Военное ведомство;
2) всем означенным селениям поступить в ведение начальства Кавказского Линей-ного казачьего войска с 1-го января будущего 1833 года;
3) питейный откуп и продажу соли в оных оставить без изменения, на существую-щих ныне основаниях;
Порядок управления сими новыми казаками, а равно службу и другие их обязанно-сти имеют быть определены особым положением о Кавказских Линейных казаках со-ставление коего, на основании данных нами разрешений возложено». [128].
Всего же первоначально в казачье состояние переводилось двадцать шесть кресть-янских селений, в которых проживало 22233 жителей, предназначенных к пяти отдель-ным подразделениям. Из них к Волжскому казачьему полку предписывалось только че-тыре поселения, где находилось 2106 человек [129]. (См. приложение, таблица № 13).
В упомянутой церковной «Летописи» по поводу этого события, в корне поменяв-шую жизнь и дальнейшую судьбу селения сделана следующая запись: «В 1833 году од-нодворцы села Незлобного все перечислены в казачье звание и вошли в состав Волж-ского Полка Линейного Казачьего Войска, равно и земля их причислена к Войсковой земле, равно и село. Но с того года стало именоваться станицей Незлобной» [130].
Примечательно, что священнослужитель говорит только об «однодворцах», пере-веденных в ведение Военного министерства. Согласно составленным таблицам прихо-жан, в селение Незлобном их количество в 1833 году достигло 444 человек обоего пола [131]. (См. приложение, таблица № 12). А в «Ведомости казенным селениям Кавказской Области, предназначающихся в казачье сословие в казачье сословие поселенных на Ли-нии полков», составленного военными чиновниками в апреле 1832 года, говорится толь-ко о 326 душах «в казенных селениях» [132]. Тем самым, независимые друг от друга до-кументальные источники сообщают о переводе в казаки только казенных крестьян из Незлобного. А оставшиеся 118 человек были всего лишь церковными прихожанами и по-прежнему относились к категории крепостных людей.
Таким образом, для увеличения численности кордонных постов на пограничной линии российское правительство приписывало к казачьим частям ближайшие к линей-ным крепостям горское население. Однако недостаточное количество воинских соеди-нений на границе зачастую приводило к кровавым развязкам и катастрофическим ре-зультатам. Лишь позднее, сразу же после окончания войн с персидской и турецкой дер-жавами, за что Волжский полк был удостоен почетного знамени от правительства, поя-вилась возможность заняться проблемами внутри своих земель [133]. Чиновники из Во-енного министерства, с императорского одобрения приступили к переводу в казачье со-словие несколько крестьянских селений Кавказской области.
Среди них находилось и село Незлобное, уцелевшие жители которого, относящиеся к категории государственных крестьян, в полном составе, в 1833 году поменяли свой социальный статус и становились неотъемлемым целым северокавказского казачества. Начиная с 1 января, мужское население призывного возраста под наблюдением опытных прикомандированных офицеров и урядников из “старых” линейных полков приступало к первоначальному обучению и несению многотрудной казачьей службы на постах, сек-ретах и различных дозорах, чем внесли свою посильную лепту в безопасность южных пределов территории России.

2.2. Социально-экономическая ситуация в волжских общинах

На протяжении веков представители восточнославянских народов, где бы они ни селились, в скором времени объединялись в единый сплоченный коллектив, все члены которого пользовались равными правами. Не стали исключением в этом беспрерывном процессе и незлобненцы, обосновавшиеся на берегах реки Золки. Их малочисленность в необжитых местах обусловила безболезненный прием все новых социумов, разновре-менно прибывавших из различных губерний в ряды складывающейся общины.
Известный исследователь терского казачества Л.Б.Заседателева, говоря о раннем периоде заселения края, неоднократно подчеркивала, что пастбищные места, леса и дру-гие угодья всегда оставались в общинном владении, и ими могли пользоваться все жи-тели станичного юрта [50]. Подобное утверждение в полной мере относится и к россий-ским селениям на кавказских землях, основанных на незанятых землях. Но, в отличие от давно устоявшихся общин, в которых приток переселенцев стал резко ограничен, и где появилась влиятельная прослойка “домовитых” жителей, имеющих в своем распоряже-нии зажиточные хозяйства [51], незлобненцам удалось сохранить полное равноправие всех семей.
В дальнейшем, командование волжских казаков неоднократно подчеркивало в еже-годных отчетах, что «все земли и леса находятся в пользовании станичных обществ и станичные леса охраняются от самовольных порубок лесною стражею, назначаемой из внутри служащих казаков, под наблюдением ближайшего начальства порубка лесов на необходимые надобности производится с разрешения Войскового начальства» [52, 53].
Трагические события в начале лета 1828 года еще более уравняли общинников, лишившихся большей части своего имущества. Поэтому в момент исключения села Не-злобного из гражданского ведомства и передачи в Волжский казачий полк жители вме-сте со всеми имеющимися землями перешли в ведение Военного министерства. Видимо, из-за бедности и неустроенности сожженного поселения, в казачьей станице долгое время не было ни одной переселенной офицерской семьи, и все важнейшие события в жизни общины регулировались назначенным вышестоящим начальством, уважаемым местным уроженцем, как правило, имеющим воинское звание урядника.
В течение двух десятилетий XIX века на территории Северного Кавказа не сущест-вовало специально созданного комитета, занимавшегося сугубо казачьими земельными вопросами. Лишь с назначением генерала А.П.Ермолова, неоднократно заострявшего внимание правительства на решении этого вопроса, было решено основательно присту-пить к размежеванию государственных, казачьих и крестьянских земель по всему краю. Осознавая всю важность проблемы, главнокомандующий еще до прибытия сотрудников Межевой комиссии из саратовского отделения, «желая отклонить… всякую медлитель-ность», распорядился «собрать необходимые сведения А.Ф.Реброву», что тот незамед-лительно исполнил «с совершенным успехом» [54]. Но комиссия, просуществовавшая с 1820 по 1853 год, проведя неоднократные полевые экспедиции, так и не завершила на-чатую работу, за что в народе ее прозвали «неживой комиссией» [55].
Несмотря на все усилия генерала А.П.Ермолова, предпринятые для производства размежевания и наделения установленной земельной пропорцией все население, про-должавшего заселять регион, работы межевых партий затянулись. В основном, проверка площадей происходила вблизи крупных городских центров, старожильческих станиц на Терском левобережье и недавно образованных помещичьих имений. В “глубинке” из-за явной нехватки отпускаемых из казны денежных средств и недостаточного количества сотрудников, съемки местности и подробное картографирование практически не были произведены. Лишь гражданские чиновники и представители военной администрации в полной мере наделялись положенными земельными наделами [56].
Со сменной руководства и назначением командующим генерала И.Ф.Паскевича, основное внимание российского правительства было обращено на районы Закавказья, где пришлось принимать экстренные меры по отражению агрессивных вооруженных вторжений шаха Ирана и султана Турции. Только к началу 30-х годов, после относи-тельной стабилизации военно-политической обстановки на внешних границах государ-ства, появилась возможность вплотную приступить к срочному разрешению накопив-шихся проблем, связанных с размежеванием земель Кавказской области. Однако круп-номасштабные изменения, задуманные в Военном министерстве по увеличению числен-ности иррегулярных подразделений Кавказского Линейного казачьего войска, внесли значительные коррективы в работу кавказских межевщиков.
В 1832 году в связи с переводом части казенных селений в разряд казачьих станиц, положение с предоставлением сельскохозяйственных угодий во всем крае окончательно запуталось. Командующий отдельным Кавказским Корпусом генерал-адъютант барон Н.Ф.Розен был вынужден признать, что восемнадцатилетние работы межевой комиссии «должны уничтожиться», так как для вчерашних крестьян определялись новые пропор-ции земельного надела [57]. К Волжскому казачьему полку приписывались четыре селе-ния, расположенные в непосредственной близости от Георгиевской крепости, в том чис-ле и селение Незлобное [58] вместе с имеющимися в их распоряжении сельскохозяйст-венными угодьями, которые требовали значительного увеличения.
К 1837 году в «Межевой комиссии», специально образованной для наделения ка-зачьих войск на Кавказской Линии землями, провели максимально точные замеры всех станичных юртов, имеющихся в распоряжении Волжского казачьего полка. Насчитывая 6941 мужчин, станицам всего принадлежало 196027 десятины 24 саженей земли. «Сверх того», четыре бывших казенных селения оспаривали 8232 десятины 988 саженей «земли и лесу» у станицы Георгиевской. При этом в «старых» волжских общинах «в излишест-ве» значилось 34738 десятин 1724 саженей, а «во вновь поступивших станицах» недос-тавало 46041 десятины 1700 саженей [59] (См. приложение, таблица № 28), что создава-ло дополнительные осложнения для командира полка.
В станице Незлобной, по уточненным данным, ответственные чиновники межевого отдела насчитывали всего 529 казаков, «в настоящем владении» которых имелось в об-щей сложности 7398 десятин и 1200 саженей. И до узаконенной правительственной пропорции не хватало еще 8471 десятин 1200 саженей [60], то есть более чем в два раза более от необходимого количества. Но и с этих сельскохозяйственных угодий, которых явно не доставало для нормального ведения хозяйства, незлобненцы в течение ряда предшествующих лет полностью экипировались по казачьему образцу и выставляли большую часть взрослого мужского населения на действительную и внутреннюю цар-скую службу по охране неспокойных рубежей Кавказской области.
Другой источник за 1838 год подтверждает мужское население станицы Незлобной в количестве 529 казаков. И в описании принадлежащих сельскохозяйственных угодий, составленном командиром Волжского полка полковником Зельницом Наказному атама-ну генералу П.С.Верзилину, говорится следующее: «Во владении оной (Незлобной - ав-торы) состоит земли по неимению на оную никаких документов полагается примерно, в одном участке с левой стороны по течению речки Золки в длину на четыре и попереч-нику на пять верст, и в другую с правой стороны той же реки в длину и поперечнику на десять верст с произрастанием не больших кустарников. В обоих сих участках неудоб-ной болотистой и пористой примерно до 3000 десятин» [61].
Позднее было составлено более подробное описание территории, занимаемой Волжским полком Кавказского Линейного казачьего войска с предполагаемыми изме-нениями. Всего тринадцать станиц в 1837 году, при 2 штаб-офицерах, 28 обер-офицерах и 6911 нижних чинах, итого 6941 мужчин должны были иметь в своем распоряжении не менее 210660 десятин плодородных земельных участков. В среднем на каждое казачье хозяйство приходилось по 30,35 десятин различных сельскохозяйственных угодий, что на первый взгляд, практически соответствовало утвержденной правительственными распоряжениями земельной норме для иррегулярных полков, расквартированных в Цен-тральном Предкавказье. При этом необходимо помнить, что предполагаемые наделы не полностью учитывали офицерские паи большего размера и участок полкового команди-ра [62]. (См. приложение, таблица № 29).
Однако в это количество закрепленных за казачьими общинами земель входили не только плодородные хлеборобные нивы, но и соседние выгоны для домашнего скота, сенокосные луга, лесные насаждения вперемежку с мелким кустарником, водные про-странства, заболоченные участки, поросшие камышом, всевозможные косогоры и каме-нистые участки. Поэтому необходимо было добавить кроме станичных пашенных полей, еще дополнительно для каждой станицы «на разведение лесов по 30 десятин» и «на каждый церковный причт по 99 десятин». И если в “старых” линейных станицах коли-чество земель превышало установленную пропорцию на 30456 десятин 1724 сажень, то во вновь приписанных четырех станицах, по предварительным подсчетам чиновников из «Межевой комиссии», не хватало ровно 516 десятин пригодных к хлебопашеству пло-щадей. А всего Волжскому казачьему полку не доставало до предполагаемой пропорции 46637 десятин 1700 сажень «одной удобной земли» [63]. В станице Незлобной в это время зафиксировано всего 529 мужчин, которым нарезали 15870 десятин земли или на каждого ровно по 30 [64], что с учетом «не удобных» явно не соответствовало норме, принятой в казачьих войсках.
Аналогичная ситуация, связанная с повсеместной недостачей пригодных земель, сложилась практически во всех иррегулярных полках, о чем неоднократно сообщалось в столицу. После очередного доклада из штаба войск, расположенных на Кавказской Линии и в Черномории, в ноябре 1838 года Николай I затребовал «подробные сведения об успехах… размежевания земель Кавказского Линейного казачьего войска и скоро ли оные могут быть окончены». Вскоре императору доложили, что первоначально предпо-лагалось наделить казачество землей согласно закону 1819 года. Но позднее возоблада-ло мнение о разделении всего Предкавказья «вместо двух, на три полосы». В каждой полосе, в зависимости от плодородия земли, намечалось наделить «казаков по 30, 45 и 60 десятин, обер-офицеров от 140 до 600 десятин, штаб-офицеров по 500, 750 и 1000 де-сятин. Полковым командирам еще высшая… пропорция» [65].
В результате, к 1839 году землемерными партиями были окончательно размежева-ны и составлены «специальные изменительные планы по пространству 2221982 десятин 1138 сажень удобной и неудобной земли и затем осталось к обмежеванию только 835409 десятин 191 саженей, то есть почти четвертая только часть». При этом, еще в ходе межевых работ, ответственные чиновники обращали внимание, что не все станичные общины Кавказского Линейного казачьего войска можно в полной мере наделить установленной пропорцией «по неимению там достаточного количества земель свободных» [66].
В сентябре 1839 года межевая комиссия информировала генерал-лейтенанта П.Х.Граббе о том, что станичные общины некоторых казачьих полков «терпят в земле недостаток», как «для хлебопашества», так «и для домашнего скота» [67]. В то же время, военное командование, понимая, «что в случае недостатка земель казачьих надобно бу-дет при наделении коснуться земель казенных», предложило вернуться к старой, двух-полосной системе, при которой казакам нарезалось не более 50, а офицерам только по 400 десятин земли. После многолетних согласований возобладало мнение кавказских военных, с чем согласились и в Санкт-Петербурге [68].
В 1840 году по планам Межевой комиссии станицам Горячеводской, Ессентукской, Кисловодской, Боргустанской, Беломечетенской, Пробежной и Георгиевской официаль-но принадлежало 165960 десятин 517 саженей, из них неудобной земли значилось 10663 десятин 1416 саженей. И помимо нескольких лесных участков, казачьи общины являлись владельцами «рыбных земель, на которых предположено поселения казаков Волжского полка», в количестве 123675 десятин 131 саженей удобных, 12991 десятин 953 саженей неудобной земли, а всего 136666 десятин 1084 саженей. Предварительные замеры партией межевщиков были проведены в период с 1827 по 1829 год [69], то есть еще до перевода казенных селений в ведение Военного министерства, поэтому безнадежно устарели и требовали проведения дополнительных работ.
К 1842 году казачьим станицам Центрального Предкавказья правительственными указами были окончательно определены земельные наделы, которые для штаб-офицеров составили около 300, для обер-офицеров 60 и для нижних чинов не более 30 десятин. Всего же волжским станицам принадлежало 327025 десятин 530 саженей удобных и 30643десятин 916 саженей неудобной земли. А вместе с восемью участками в Моздок-ском и Кизлярском уездах, номинально принадлежащих полковой канцелярии Волжско-го полка – 337090 десятин 185 саженей удобных и 23194 десятин 2328 саженей неудоб-ных. Из них 123613 десятин только удобных площадей были признанными «в излише-стве» и предназначались к передаче в соседние казачьи подразделения. Причем, на раз-ведение лесов при каждой линейной казачьей станице, учитывая степной характер мест-ности, решили значительно увеличить предоставляемый участок уже до 150 десятин [70]. (См. приложение, таблица № 30).
На следующий год специально уполномоченные чиновники, после проведения многолетних подробных землемерных расчетов, составили необходимые картографиче-ские планы для всех иррегулярных подразделений Кавказской линии, уже для заплани-рованного 6000 мужского населения казачьих полков. Из волжских станиц решено было сформировать два максимально укомплектованных казачьих полка, которым для полно-го земельного довольствия необходимо было выделить не менее 370487 десятин только удобных угодий, с учетом повышенных офицерских и командирских земельных участ-ков. По этой причине вносились предложения об изъятии имений, вошедших «в круг ка-зачьих земель, наделив их (помещиков - авторы) с избытком в других местах» [71], что не всегда было возможно осуществить на практике.
Таким образом, волжским общинам по этому предварительному предложению, уже не хватало до установленной пропорции, на основании прошлогодних подсчетов, около 34000 десятин земель для сельскохозяйственной деятельности. При этом, как и в других линейных кавказских полках, особо нарезались ближайшие луговые места «для трех почтовых девятнадцати троечных станций», а также наиболее лучшие для «полковой и артиллерийской штаб-квартир на выгон и сенокос» [72]. (См. приложение, таблица № 31).
В 1843 году во всех станицах Волжского иррегулярного полка значилось 6983 мужского казачьего населения, из них в станице Незлобной постоянно проживало 456 человек. Однако и после присоединения к Военному министерству 123 взрослых муж-чин «зачисленных вновь по станицам из казенных поселян», поступивших в сотенные списки, до предполагаемого полного штатного расписания не хватало еще 4894 человек, которых собирались, как и прежде, переселить из внутренних губерний страны [73]. Тем самым, российским правительством преследовалась цель не только увеличения числен-ности строевых сотен, задействованных на нескольких театрах военных действий, но и дальнейшее заселение малоосвоенного южного региона.
Катастрофический недостаток пригодной для хозяйственной деятельности земли, в частности, на левом фланге Кавказской Линии, привел к тому, что в канцелярии Наказ-ного атамана и в Главном штабе регулярных войск разрабатывались различные сцена-рии по размежеванию территории всего Предкавказья. В частности, в одном из проектов предлагалось соединить все “старые” волжские станицы воедино и образовать одну бри-гаду, добавив к ним ближайшие общины. При этом намечалось станицы Ессентукскую, Горячеводскую, Кисловодскую, Боргустанскую и Лысогорскую зачислить в соседний Хопёрский казачий полк [74]. (См. приложение, таблица № 32).
Недостаток в людях, который по данному проекту был в Волжских полках и Хо-пёрском полку, соответственно в 1208 и 3978 (всего 5186 человек только в этих подраз-делениях), как и прежде, предполагалось пополнить переселенцами [75]. Небольшие выдержки из представленных планов командования, в первую очередь, свидетельству-ют, что главным образом высшие офицеры российской армии стремились максимально увеличить численный штат Кавказского Линейного казачьего войска. Но в то же время, каждая семья, отправляя на действительную службу казака, приобретала за свои скром-ные средства полный комплект обмундирования, кавказскую шашку, кинжал и хорошую лошадь со всей амуницией. И все эти приобретения покупались за счет земельного надела, который предоставлялся правительством. Только огнестрельное оружие станич-ник получал за счет государственного бюджета [76].
Однако, оценив сложившуюся ситуацию с земельным фондом по всей пограничной линии, в канцелярии Наказного атамана пришли к выводу, что даже при урезанном на-деле, принятом в 1842 году, невозможно обеспечить все станицы установленной нор-мой, в результате чего произошли значительные изменения в штатном расписании ка-зачьих подразделений. Было решено присоединять станицы вместе с их юртовыми на-делами от соседних иррегулярных частей. Так, к самому восточному подразделению Кавказского Линейного казачьего войска – Кизлярскому присоединили две станицы от Гребенского полка, которому в свою очередь добавили станицу Калиновскую от Моз-докского полка. В свою очередь, к моздокским казачьим общинам присоединили три станицы: Курскую, Горскую и Луковскую от Горского полка и т.д. [77].
В свою очередь, в волжские общины решено было добавить «часть земли из при-надлежащей станице Саблинской» из соседнего Хопёрского полка. Совместно с казен-ными участками из близлежащей степи, на которые претендовали караногайцы, также участок земли от крестьянского села Обильного, кусок при кордонной линии и лесными участками по правую сторону рек Подкумок и Золка, волжцы получили необходимую пропорцию для успешного ведения хозяйства. Всего же станицы Волжской бригады, по проекту 1844 года, получали 373617 десятины 142 саженей только удобной земли. При этом «в излишке запасной земли» оказалось 3130 десятин 142 саженей удобной и 32035 десятины 833 саженей неудобной [78]. (См. приложение, таблица № 33). Немного позд-нее, проект представленный на рассмотрение Николая I, в общих чертах был утвержден и вступил в законную силу в 1845 году.
В 1849 году за Волжской бригадой, по официальным документам, числилось 382029 десятин полей, 865 десятин находилось под различными выгонами, дорогами, кустарниками, а также под камышовыми болотами 660 десятин. При этом добротный строевой лес находился ближе к предгорьям на территории 2-го полка в количестве 6147 десятин и дровяной во владениях 1-го полка в размере 9153 десятин. Это, в первую очередь, лесные массивы в районе рек Подкумок и Золки, откуда окрестные казачьи станицы, в основном и могли брать необходимые лесоматериалы не только для хозяйственных построек, но и для возведения жилых домов. Всего же волжским общинам принадлежало 398854 десятин 2358 саженей [79]. (См. приложение, таблица № 34).
В примечании к «Ведомости о количестве земельных угодий во владении Волжской бригады Кавказского Линейного казачьего войска за 1849 год» давались следующие пояснения: «1) В графе, где должны заключаться выгоны, дороги и кусты, по неимению первых и последних показаны одни дороги. 2) В число строевого леса показан и дровяной по невозможности отделить от первого. 3) В дровяном лесе, который удобно было отделить от первого заключается ветковой кустарник и терновник» [80].
Необходимо подчеркнуть, что размежевание земель Кавказского Линейного ка-зачьего войска в 1845 году не означало, что все казачьи общины знали отведенные им территории. Многие станицы имели только приблизительные планы, «но по неимению землемера, рассчитать, сколько имеется земли,… не было возможности» [81]. Помимо недостаточного количества полевых партий и отсутствия полного штата землемеров в специальных отделах [82], руководство Межевой комиссии, объясняя медлительность своей работы, было вынуждено в феврале 1856 года признать, во-первых, «что неодно-кратное повторение повторных межеваний знаковых земель и дач, по поводу безпри-станно возникающих недоразумений и споров. На втором, производимые в разное время разными инструментами без соблюдения научного предписания привели и не всегда добросовестному и знающими свое дело землемерами» [83, 84].
Прошло еще несколько десятилетий, прежде чем казаки были осведомлены о гра-ницах своих станичных юртов. Также необходимо учитывать, что значительными зе-мельными наделами пользовались командиры казачьих полков, назначаемые из прико-мандированных армейских штаб-офицеров. Поскольку они, в основном, не принадлежа-ли к войсковому сословию, то и не могли «участвовать в особенных поземельных наде-лах» [85]. В результате количество плодородных земель, имеющихся в распоряжении казачества, уменьшалось еще на несколько сотен десятин в каждом линейном полку.
Так, по распоряжению российского императора от 14 февраля 1845 года, 1-му Волжскому казачьему полку были предоставлены из казенных смежных участков 3005 десятин 250 саженей земли [86]. Но только через шесть лет «землемерным помощником Межевой комиссии Густафьевым» он был принят из гражданского в военное ведомство, «состоящего на Высочайше утвержденной карте под № 64», с предоставлением подроб-ного отчета о проведении межевых работ и полевого журнала [87]. Однако вскоре из-за отсутствия четких пограничных знаков в степи, возник земельный конфликт между волжскими общинами и «ногайцами Кайманова аула» [88].
В начале сентября 1854 года после продолжительной ведомственной переписки, землемеру «казачьей комиссии» хорунжему Кулешину, совместно с землемерным уче-ником урядником Густафьевым и младшим землемерным помощником Елиозовым, предписали отправиться в Волжскую бригаду Кавказского Линейного казачьего войска и незамедлительно «приступить к предварительной поверке спорных границ» [89]. По-сле выполнения необходимых замеров в присутствии всех заинтересованных сторон старший группы рапортом от 22 октября информировал свое начальство в Ставрополе, что они провели межевую границу «впредь до формального размежевания земель» [90] и определили принадлежность спорной территории «в количестве 13 десятин 1087 са-женей» [91]. Со стороны волжцев доверенность на признание означенных границ под-писали назначенные депутаты от ближайших казачьих станиц: Казьма Гнездилов, Саве-лий Безсонов, Гаврило Лаушкин, Прокофий Сундаев, Тимофей Матюхин, Дементий Шадский, Макар Дубовин и Гаврило Лещук [92].
В конце 50-х годов из за нечетких межевых знаков вновь возобновился спор между волжскими общинами и соседними ногайскими аулами. Командованию 1-го Волжского полка поступило предписание приготовить двадцать специальных столбов «и каменьев для трехсот шестидесяти межевых ям» [93]. В ходе непродолжительных полевых работ сразу же выяснилось, что кочевникам никогда не принадлежали оспариваемые ими уча-стки в количестве 1559 десятин 125 саженей [94]. Коллежский секретарь Межевой ко-миссии Ставропольской губернии Максимов [95] и совместно со старшим землемером Кавказского Линейного казачьего войска Колоколовым, в августе-сентябре 1858 года утвердили “границы” земли 1-го Волжского казачьего полка» [96] в непосредственной близости от юртовых территорий станицы Незлобной.
Командир Волжской бригады Кавказского Линейного казачьего войска полковник Суходольский, информируя в 1857-1858 годах чиновников из военного и статистическо-го отделов в канцелярии Наказного атамана о состоянии вверенного подразделения, не-однократно в самом начале ежегодных отчетов сообщал, что «пятнадцать станиц зани-мают земли удобной 383355 десятин 2430 саженей и неудобной 22467 десятин 2695 са-женей и лесу дровяного и кустарников сто шесть участков». Но «сколько находится под ними десятин по не имению планов не известно» [97, 98].
Скоротечные межевые работы по определению границ станичных юртов продол-жались и в дальнейшем. Однако полномасштабное размежевание станичных земель на территории Центрального Предкавказья намечалось только с установлением соответст-вующей погоды в середине весны 1860 года. По этой причине, местному войсковому начальству из соответствующих инстанций заранее предписывалось к 15 апреля, без промедления, заготовить «во всех станицах 1-го Волжского и 1-го Хопёрского полков достаточное количество жердей для постройки легких сигналов и вех» [99].
Из Межевой комиссии Кавказского Линейного казачьего войска была назначена специально подготовленная экспедиция во главе со старшим землемером титулярным советником Цырином, в которую вошли младшие землемеры: губернский секретарь Ланденберг, хорунжие Яров и Есаулов. Им помогали землемерные помощники: млад-ший регистратор Шутов, урядники Захаров, Густафьев и Цымлянцев. А также земле-мерные ученики: Василий Иноземцев, Иван Карагичев, Максим Цымлянцев, Михаил Аникушин, Дмитрий Говорущенков, Виктор Савин и Яков Объедков, итого – пятнадцать специалистов, разделенных на несколько отдельных групп [100].
Помимо них, для быстрейшего проведения межевания, командиры линейных под-разделений получили стандартное уведомление об оказании необходимой помощи зем-лемерным партиям. А именно, помимо прочего предписывалось «…Ж) Назначить на все время проведения полевых работ к каждому съемщику, для носки инструментов, в их других работах по съемке по шесть казаков прислуги, а начальникам партий, к каждому по два грамотных казака для переписки и по два конных для посылок. И) Разъезды на-чальников партий и съемщиков по их участкам на работах, должны быть произведены без платежей прогонов на обывательских подводах, которые должны быть наряжены по требованиям начальников партий и съемщиков. К) Начальникам партий, съемщикам и состоящим при тех и других командах нижних чинов, во все время полевых работ отво-дить в станицах 1-го Волжского и 1-го Хопёрского полков удобные квартиры, по требо-ваниям начальников партий и съемщиков» [101].
Но и этого количества землемерных отрядов для полномасштабного проведения межевых работ в Центральном Предкавказье, по мнению начальства, оказалось не дос-таточно. В срочном порядке из Тифлиса командировались из «Военно-топографического отдела Главного штаба» два офицера со специальными предписания-ми. Штабс-капитан Ступников получил прогонных денег «на шесть лошадей, как от-правленному с инструментами 87 рублей 56 копеек, а прапорщик Сухоруков на три ло-шади 43 рубля 78 копеек ». А также «порционы по положению каждому по 60 копеек в сутки, примерно на сто восемьдесят дней по 108 рублей и с разрешения господина Главнокомандующего пособие на подъем по 100 рублей каждому, всего 547 рублей» [102].
Прибыв на место назначения, проведя предварительное ознакомление с окрестны-ми территориями, военный топограф штабс-капитан Ступников рапортом от 5 июня докладывал, что из всех обозначенных ориентиров, составленных на картах в 1836-1837 годах, на территории 1-го Волжского полка, он может использовать только два: «А именно церковь города Георгиевска и церковь станицы Александрийской», так как «прочие все пункты, по выданному… описанию их местности, показаны на небольших или малых возвышенностях без всякого наименования, кроме того пункты эти, ученной комиссиею в натуре не были обозначены никакими признаками» [103].
Выявившиеся на значительном пространстве Центрального Предкавказья осложне-ния, основательно затруднили работу съемочных партий, но не прекратили их. По этой причине из Межевой комиссии на имя начальника Военно-топографического отдела ге-нерал-майора Ходько, 11 августа 1861 года было отправлено отношение следующего содержания: «По случаю разницы в пограничных пунктах определенных при съемке зе-мель Горского казачьего полка поручиком Хмельницким и 1-го Волжского полка штабс-капитаном Ступниковым, для исправления означенных съемок Межевая комиссия честь имеет просить Ваше Превосходительство поручить офицерам производящим трансгуля-цию от Екатериноградской станицы до города Ставрополя определить несколько пунк-тов, которые могли бы служить связью между связью съемок двух названных полков и несколько общих пунктов для поверки и удобнейшего исправления съемок по соседне-му пространству Горского и Волжского полков» [104].
В результате межевые работы на территории Волжской бригады продолжались в продолжение всего теплого сезона 1862 года. Однако предварительные замеры местно-сти по определению точных границ казачьих подразделений не означали завершение всех съемочных мероприятий. Произошло только общее размежевание и не были указа-ны точные пределы станичных юртов. По этой причине казачьи общины так и не полу-чили соответствующих документов и топографических карт на владение землей, отчего еще несколько десятилетий возникали земельные споры между ближайшими соседями. Их пытались по своему усмотрению урегулировать войсковые и гражданские чиновни-ки, не всегда отвечающие интересам всех заинтересованных сторон, что зачастую при-водило к курьезным случаям, упоминание о которых сохранилось до наших дней [105].
В станице Незлобной, так же как и в других соседних казачьих общинах, размеже-вание юртовых земель началась только после 1873 года, когда утвержденные полевые партии, закончив общее составление планов земель Северного Кавказа, приступили к предварительным съемкам, непосредственно, на территории отдельных полков [106].
Кроме того, волжские казачьи общины потеряли часть своих сельскохозяйственных угодий по прямому распоряжению кавказского начальства. Уникальный случай произошел сразу же после объявления императорского указа от 14 февраля 1845 года, по которому достаточно крупный земельный участок, расположенный в хорошем месте, обозначенный на специальной карте под № 61, не поступил во владение Волжской ка-зачьей бригады. Он находился «по правую сторону реки Кумы в количестве 11500 удобной и 4300 десятин неудобной земли», всего 15800 десятин [107].
Только через двадцать лет после утвержденного российским самодержцем плана по наделению казачьих станиц землями, в 1865 году, во время очередной попытки окончательного определения границ иррегулярных подразделений в районе оборонительной линии, всплыли любопытные подробности. По запоздавшему запросу из Правления Кавказской армии выяснилось, что «некоторые места этого участка находились в то время во владении Тахтамышевского аула, и Волжский полк не имел в нем надобности, то бывший главнокомандующий князь М.С.Воронцов разрешил оставить его во владении этого аула без взимания платы и впредь до изменения обстоятельств и положения горских народов» [108].
Получается, что часть земель, предоставленных монархом казачьим общинам, по личному распоряжению Кавказского наместника в течение многих лет, безвозмездно находилась в пользовании горского населения, не имеющего никакого отношения к Во-енному министерству. Подобное положение с распределением сельскохозяйственных угодий на территории казачьих общин автоматически продолжало существовать и при следующих правителях, не вызывая даже простого любопытства.
Помимо этого, казачьи общины по переселению на Северный Кавказ в XVIII веке получили территории на побережье Каспийского моря взамен «рыбных ловель, остав-ленных на Волге» [109]. Правительствующий Сенат, указом от 3 июня 1814 года под-твердил владение Волжского полка, в районе устья реки Кумы. Проведенные съемки местности показали, что несколько разных участков заключали в себе «удобной 4819 десятин 415 саженей и неудобной 10716 десятин 1045 саженей, а всего 15535 десятин 1460 саженей» [110], которые практически не использовались станичниками, в том чис-ле и других иррегулярных полков для полноценной хозяйственной деятельности.
Однако казачье население волжских станиц, будучи постоянно на охране кордон-ной линии, в различных военных экспедициях не могло в полной мере воспользоваться щедрым “даром” царского правительства. Долгие годы прикаспийские полузасушливые угодья только номинально числились в распоряжении командования Волжского полка, которые требовали всего лишь лишних финансовых расходов и неоднократного отвле-чения чинов войсковой администрации на поездки [111]. Фактически они находились в полном распоряжении гражданского губернатора Кавказской области. Эти пространства использовались степными народами под ежегодный выпас скота и сезонные перекочев-ки, за которые также арендной платы не вносилось, что в дальнейшем привело к долго-летним спорам и препирательствам между чиновниками из канцелярии Наказного ата-мана и представителями кочевников [112].
В 1838 году чиновники Межевой комиссии составили следующее описание рыбо-ловных вод с соответствующими предложениями их дальнейшего использования. «От-носительно земель представленных Волжскому полку в уезде Кизлярском по берегу мо-ря Каспийского при устье реки Кумы, поелику на оных со стороны казаков сего полка не сделано никакого обселения и заведения и полк представил некоторым обывателям своим пользоваться для своего продовольствия ловлею только мелкой рыбы. Лучшие рыбные места отдать в оборочное содержание, а земли коими они примежеваны вообще почти из неудобных состоящие по не подручности владения ими от трехсот до четырех-сот верст от станиц и на местах болотных и тягостных в летнее время от зноя и насеко-мых, отдать их для осенней и зимней кочевки при море на Куме калмыкам. И по Тереку кизлярским ногайцам за не большую от последних плату. Но справедливости и самое положение сих земель требует представить их кочующим народам. И именно из дач Мешвелецкого и Новицкого по левой стороне реки Большой Кумы в пользу калмык, до времени могущего быть поселения в сем месте, а по правой, как равно участки в окруж-ности Кумы состоящие – караногайцы» [113].
Здесь же выдвигалось давно ожидаемое и вполне созревшее решение по урегули-рованию непростого вопроса с прикаспийскими земельными участками: «На счет же собственно рыболовных, и в Кумском Култуке и по рукавам Терека оными следует ос-тавить в казенном ведомстве. Но доходы с них будут представлены в общую всех войск пользу, и отдаваться в оброк по распоряжению Командующего Линией» [114].
Из вышеприведенного архивного документа отчетливо прослеживается скорейшее желание ответственных чиновников из Межевой комиссии всего лишь узаконить сло-жившееся за несколько десятилетий положение дел в самой крайней точке, на левом фланге Кавказской Линии. В то же время, катастрофическая нехватка более-менее при-годных земель для полноценной хозяйственной деятельности привела к принятию дру-гого решения. В Военном министерстве, разрабатывая проект о преобразовании Кавказ-ского Линейного казачьего войска, с подачи местного генералитета, было предложено передать казачьим общинам Кизлярского полка «четыре участка с рыбными ловлями принадлежащие ныне Волжскому полку под №№ 160, 161, 162, 163 и один принадле-жащий Гребенскому полку под № 159» [115], что и было, помимо прочего, узаконено специальным указом Николая I от 14 февраля 1845 года.
Однако передача прибыльных рыболовных мест (которая должна была начаться еще в 1844 году, о чем информировали кизлярского окружного землемера Эрнгельма [116]), вместе с ближайшими окрестностями на побережье Каспийского моря не только задержалась на много лет, но по личной инициативе главнокомандующего Кавказской армии, воля российского императора была частично нарушена. Так, Кавказский намест-ник, генерал-адъютант князь М.С.Воронцов распорядился большой участок под № 163, предоставленный Кавказскому Линейному казачьему войску, на неопределенный срок без взимания арендной платы «оставить ногайцам» [117].
В силу всевозможных обстоятельств, связанных с назначением ответственных лиц [118, 119], только 23 мая 1855 года младшему землемеру Карповичу после выдачи ранее составленных подлинных реестров соответствующих участков [120], из Межевой комиссии было отправлена инструкция следующего содержания: «В присутствии депутатов от Волжского и Гребенского казачьих полков, поверенных от станиц тех полков, и понятых сторонних людей приступить к поверке окружных границ последних двух участков под №№ 163 и 159, с восстановлением на границах хотя временных знаков, а за этим провести и саму передачу тех участков Кизлярскому казачьему полку» [121]. Это, помимо прочих межевых действий на территории Кавказского Линейного казачьего войска, было зафиксировано в квартальных отчетах землемеров [122].
В участке под № 163 на побережье Каспийского моря, согласно повторным заме-рам значилось «удобной 2233 десятины 611 саженей и 5408 десятины 611 саженей не-удобной, а всего 7641 десятины 1222 саженей» [123]. Но, не успев полностью завершить порученную работу, межевая партия от малоблагоприятного климата тяжело заболела, при этом руководитель группы Карпович, уже 10 августа скончался в Кизлярском воен-ном госпитале, где и был «похоронен на Николаевском кладбище» [124].
По этой причине доверенные депутаты от волжских казачьих общин, в силу уста-новленных правил передачи земельных участков, были вынуждены, и в дальнейшем, отправляться за сотни километров от своих домов для прохождения стандартной проце-дуры. Несмотря на то, что «землемеру Межевой комиссии Котляревскому» летом 1856 года было поручено вновь приступить к передаче участка под № 162, в количестве 3565 десятин 2224 саженей [125] из Волжской бригады в Кизлярский полк [126], только в марте следующего года местность под названием «Кумский Култук» официально по-ступила в номинальное ведение командования другого иррегулярного подразделения Кавказского Линейного казачьего войска [127].
Таким образом, в течение многих десятилетий станичные общины Кавказского Ли-нейного казачьего войска, получив от российского правительства во владение земель-ные участки, фактически не имели подтверждающих документов и не знали их точные границы. Не изменили существующее положение дел и проведенные широкомасштаб-ные мероприятия в 1845 году по реорганизации управления и наделения всех иррегу-лярных подразделений узаконенной земельной пропорцией. Более того, некоторые сель-скохозяйственные угодья, предоставленные по распоряжению самодержца Николая I в станичные юрты, по личному распоряжению генерал-адъютанта князя М.С.Воронцова, остались на долгие годы в пользовании соседних горских селений и кочевых народов.
Катастрофическая нехватка свободных сельскохозяйственных угодий в районе ка-зачьих станиц на оборонительной линии, особенно на ее левом фланге, привела к долго-летним обсуждениям и отклонениям всевозможных проектов по преобразованию Кав-казского Линейного казачьего войска. После окончательного утверждения наиболее уменьшенной величины войскового надела, прошло еще несколько лет, прежде чем высшие чиновники из Военного министерства и генералы Главного штаба Кавказской армии пришли к единому мнению. По обнародованному решению к иррегулярным под-разделениям на Терском левобережье присоединялись казачьи общины вместе со всеми их землями от соседних полков, расположенных более к западу, что на значительном пространстве изменило ранее существовавшую административную карту Северного Кавказа. В результате станицы, входившие в состав Волжского полка, за небольшим ис-ключением остались те же, с той разницей, что их разделили на две отдельные части с подчинением единому командиру бригады.
Казаки станицы Незлобной, так же как и большинство их соседей, только номи-нально знали о границе своего юртового надела, что создавало дополнительные сложности в повседневной жизни. В течение ближайших лет, после зачисления в Волжский полк, незлобненцы пользовались наделами, размеры которых предназначались для селений гражданского ведомства. К тому же, постоянное увеличе-ние количества жителей вносило ежегодные коррективы в распределении сельскохозяйственных угодий внутри общины. Однако, несмотря на все трудности военного времени, когда станичники большую часть времени проводили вдали от своих домов, они продолжали не только охранять спокойствие жителей территории современного Ставропольского края, но и продолжали экономическое освоение плодородного региона.

По сравнению с аналогичной таблицей, составленной в волжских полковых канце-ляриях, количество офицеров за два года увеличилось на 4, при общем сокращении нижних чинов на 96 человек. Вместе с тем, «внутрислужащих и отставных с 21 до 42 лет и далее» казаков увеличилось на 188, которыми руководили только 7 офицеров. Подоб-ная красноречивая статистика, в первую очередь, свидетельствует о спаде военной на-пряженности на Кавказской Линии и постепенном сокращении личного состава строе-вых сотен [224, 225]. (См. приложение, таблицы №№ 35, 38).
В то же время, численность «малолетков от 1 до 20 лет» составила 5649 мальчиков, что больше по сравнению с 1861 годом на 63 казачат. И в 3218 станичных семьях насчи-тывалось 12678 мужчин и 11944 женщин, итого 24622 жителей, что больше по сравне-нию с тем же периодом на 134 казаков и 50 казачек, а всего на 184 человек. С ними бок о бок проживали во всех станицах Волжской бригады, за исключением Железноводской, 342 мужчины и 187 женщин, всего же 529 человек из «посторонних сословий». Увели-чение женщин более чем в три раза за небольшой временной отрезок, позволяет судить о стремительном заселении Центрального Кавказа выходцами из других регионов после отмены крепостного права на более обжитых и защищенных землях [226, 227]. (См. приложение, таблицы №№ 35, 38).
В станице Незлобной, несмотря на рост численности мужского населения, так же, как и во всей Волжской бригаде, произошло сокращение личного состава казаков на действительной службе и составило уже 232 человека. Одновременно увеличилось ко-личество нижних чинов из числа «внутрислужащих» до 189, при чем численность «ма-лолетков» практически не изменилась [228, 229]. (См. приложение, таблицы №№ 35, 38). При этом незлобненскими строевыми сотнями, принимавшими участие в боевых походах, руководил один из обер-офицеров, который окончательно поселился в станице после соответствующего приказа, отданного начальством еще в 1860 году [230]. Испол-нение данного приказа задержалось в связи с многотрудным перенесением станицы на правый берег Подкумка, где она и находится по настоящее время.
Помимо службы в различных местах на Северном Кавказе и в отдельном кавале-рийском дивизионе, расквартированном в пределах Польши, казаки из волжских станиц удостаивались почетной обязанности находиться в столице Российской империи, «в гвардейской команде собственного Его Императорского Величества конвое». В годовом отчете командира I-ой Волжской бригады Терского казачьего войска за 1861 год упоми-нается о 14 станичниках, числившихся при Главной квартире, из которых 5 человек на-ходились в Санкт-Петербурге, а другие «оставались на льготах в домах» [231].
В 1860 году для пополнения 2-го Лейб-гвардейского эскадрона, расквартированно-го в царской резиденции, прибыл выходец из простых волжских казаков, уроженец ста-ницы Ищёрской Моздокского линейного полка штабс-ротмистр Илья Иванович Сафо-нов. Впоследствии, за свои непрестанные труды на благо Отечества, он дослужился до чина кавалерийского генерал-майора и вместо заслуженной пенсии получил живопис-ное имение в ближайших окрестностях Георгиевска, где сегодня располагается Кумское лесное хозяйство. По распоряжению Военного министра от 19 февраля 1861 года за № 25, к выбору лучших «от Терского казачьего войска следующее число нижних чинов: унтер-офицеров – 5, трубачей – 1, казаков – 41», приступил командир 3-го эскадрона Кавказского дивизиона ротмистр Голяховский [232].
Всего же на 11 февраля 1861 года во «2-ом эскадроне находилось… на службе в Санкт-Петербурге; обер-офицеров – 7, урядников – 16, музыкантов – 2, казаков – 66». Из них от Кубанского казачьего войска числилось 6 офицеров, 10 урядников, 1 горнист и 40 казаков, а остальные – выходцы из терских станиц. «На льготах» находилось «обер-офицеров – 2, урядников – 15, музыкантов – 2, казаков – 63», из которых 2 офицера, 9 урядников, 1 горнист и 34 нижних чинов, которые и значились в списках Терского ка-зачьего войска. «Всего же в двух сменах на смену состоит обер-офицеров – 9, урядников – 31, музыкантов – 4, казаков – 129. Сверх комплекта урядников – 15. Не достает в комплект казаков – 31» [233].
Специальный комитет под председательством Наказного атамана Х.Е.Попондопулло, составленный «из старших чинов Войскового Правления бывшего Кавказского Линейного казачьего войска и Черноморского казачьего войска полковни-ков Булгарина и Ладебникова, а также дежурных штаб-офицеров штаба войск Кубан-ской области Цакни и Войскового дежурства полковника Кравцова», приступил к рас-смотрению вопроса о распределении мест в Кавказском гвардейском дивизионе среди лучших воинов из терских и кубанских станиц.
Поскольку «в Кубанское войско отходит из бывшего Кавказского Линейного ка-зачьего войска тринадцать полков, а в Терском будет заключаться десять конных пол-ков, и желая поэтому доставить высокую честь служить в Собственном Его Император-ском Величестве конвое, как офицеров, так и нижним чинам уравнительно из всех ка-зачьих полков, полагает на будущее время на состав Лейб-гвардии Кавказского эскад-рона назначить от Кубанского войска: обер-офицеров – 6, урядников – 10, музыкантов – 2, казаков – 100; от Терского войска: обер-офицеров – 3, урядников – 6, музыкантов – 2, казаков – 60» [234]. Итого 9 обер-офицеров, 16 урядников, 4 музыкантов и 160 казаков, всего 189 человек, которые распределялись по двум равным сменам.
Вскоре, 17 февраля 1861 года, при Военном министерстве было утверждено штат-ное расписание для представителей терских станиц в гвардейских частях русской армии. «В одной части» службу проходили: 1 обер-офицер, 5 урядников, приказных и рядовых – 41. В другом эскадроне: «обер-офицеров – 3, урядников – 15, приказных и казаков – 123, денщиков – 3, лошадей строевых – 141, во всех частях конвоя» [235].
В 1863 году из состава I-ой бригады Терского Казачьего войска для службы при главной императорской квартире были отобраны следующие чины: казаки Алексей Ма-тющенко, Тихон Бараков и Аксён Бородин из 1-го Волжского полка. Урядник Тихон Сидоров, приказной Артём Нелепа, казаки Павел Паршин и Нифей Есенин, числились во 2-ом Волжском полку, всего же 7 человек. Долгое время в списке кандидатов на по-ступление в императорскую гвардию рассматривался рядовой Алексей Матющенко из станицы Георгиевской. Пройдя всевозможные проверки и смотры, будучи безоговороч-но утвержденным вышестоящим начальством, казак, «по расстроенным домашним об-стоятельствам», был вынужден отказаться от почетной службы в российской столице. Остальные кандидаты были зачислены во 2-ой эскадрон «собственного Его Император-ского Величества конвоя» и в апреле 1864 года в конном строю выдвинулись из станицы Екатериноградской в сторону Новочеркасска, где через тридцать шесть дней, 1 июня, соединились с кубанцами, также отобранными в гвардейскую часть. После чего поход-ным порядком в установленные сроки достигли Москвы и по железной дороге 12 авгу-ста прибыли к месту назначения [236].
Вместо Алексея Матющенко незамедлительно назначили уроженца станицы Наур-ской, неоднократно просившего Наказного атамана о «предоставлении счастья снова быть в конвое», имевшего «знаки отличия Военного ордена Святого Георгия третьей и второй степеней» урядника Ивана Атарщикова [237]. Стоит отметить, что помимо несо-мненных личных заслуг потомка волжских казаков, не последнюю роль в его зачисле-нии в собственный императорский конвой сыграло и то обстоятельство, что он уже слу-жил в гвардейском подразделении, начиная с 1854 года, где в это же время, в течение семи лет проходил службу штабс-ротмистр Егор Семёнович Атарщиков. Он впоследст-вии был представлен к генеральскому чину и один из немногих представителей казаче-ства за многочисленные военные заслуги перед российской армией удостоился погребе-ния на погосте Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге в феврале 1885 года [238].
Помимо обязательной военной службы, казачьи общины ежедневно выставляли посты между станицами, на каждом из которых имелась высокая жердь, «обмотанная пенькою и залитая смолой». Ночью, в случае опасности, жердь поджигали, а днем о тре-воге сообщали «вывешиванием сигнальных шаров» [239]. Но стационарных постов, на-ходившихся «один от другого в близком расстоянии», было явно недостаточно для пол-ного спокойствия обширного региона. По этой причине днем между ними выставлялись дополнительные пикеты: «каждый из трех конных казаков». Промежуточные посты, как правило, устраивались на возвышенных местах, где также строились временные строе-ния, которые обносились рвом и высоким плетеным забором [240]. Огромная ответст-венность, лежащая на линейных казаках, находившихся на внутренней службе, не по-зволяла им расслабляться.
Необходимо подчеркнуть, что все опорные пункты, находившиеся на территории волжцев, строились за счет скромных финансовых средств казачьих общин, собираемых по крупице со всех рентабельных видов деятельности. Так, в 1844 году командир полка информировал канцелярию Наказного атамана, что «для вновь строящихся четырех по-стов» было ассигновано 95 рублей 28  копеек серебром. А «на покупку мастеров на станичные расходы, для починки трех станичных ворот» выделили 18 рублей 57  ко-пеек, также в серебряном исчислении [241]. Подобная практика продолжалась и в даль-нейшем, что заметно снижало расходы государственной казны на отдаленной окраине и на долгие годы тяжким грузом ложилось на плечи северокавказского казачества.
На жителей станиц было возложено и огромное количество натуральных повинно-стей, выполнявшихся совершенно бесплатно. Командиры Волжских полков в ежегодных отчетах за 1857 и 1858 года сообщали, что «подводная повинность отправляется ка-заками в натуре» [242, 243]. В 1861 году последовало уточнение о выполнении повинно-сти по перевозки государственных грузов «отставными казаками и малолетками» [244]. В течение календарного года было задействовано 2400 подвод, «проводников и рабочих – 2503 жителей». Всего же «обязанных натуральными повинностями» состояло 3503 че-ловека. Именно на этих жителей пограничья и ложилась труднейшая задача «перевоза тяжестей», для исполнения которой «огромное число подвод высылалось без всякой по-сторонней помощи и прогонов (оплаты - авторы)» [245].
Помимо этого, со времени открытия Кавказского наместничества в 1785 году все казачьи общины были обязаны «наравне с гражданскими обывателями… денежным сборам, доходившим до 1 рубля 90 копеек с души на содержание почт в губернии». В 1816 году представители волжских общин, ссылаясь на привилегии, дарованные казакам до переселения с Волги, выразили очередной письменный протест против незаконных поборов со стороны гражданской администрации. Главный штаб Кавказской армии за-ключил: «Неправильно приписанных кавказским губернским начальством отставных волжских казаков к исправлению земских повинностей, как ныне от оных освободить, с уничтожением всей, по тому числиться могущей, недоимки, так и впредь до указа ника-ких на них общественных тягостей не налагать и не взимать, поелику всякое в сем слу-чае обременение отставных казаков, прослуживших с усердием и славою Государю и Отечеству и пришедших до глубокой старости в изнеможении сил, требующих по всей справедливости всевозможного облегчения и успокоения, легко может обратиться в крайнее ослабление и уныние духа в тех молодых воинах, их детях и внуках, которые с самых юных лет приуготовляются и посвящаются на пользу службы и которые  во все продолжение оной должны подвергать жизнь свою многим опасностям, а нередко и са-мой смерти, охраняя и защищая от хищнических набегов как свои селения, так и сопре-дельных им жителей, покоящихся в безопасности и свободно отправляющих свои рабо-ты за чертою войсковых земель. В таком случае сии воины, вместо воздаяния за достох-вальные свои подвиги, не иное иметь будут в виду, как то прискорбие, что отцы их, за-печатлевшие кровно усердие, равно сами они и их дети, приходя постепенно в старость, дряхлость, или быв изувечены от ран, против неприятеля полученных, при последних днях своей жизни подвергаются еще и общественным земским повинностям» [246].
Однако такие решения и пожелания, высказанные армейским командованием, рас-пространялись только на Волжский казачий полк, остальные же станичные общины ир-регулярных подразделений, как и прежде, были вынуждены вносить наравне с крестьян-скими селениями финансовые выплаты на почты. Во время приезда императора Николая I на Северный Кавказ в 1837 году, несколько казачьих полков подали письменное про-шение, в котором под пунктом № 2, вновь просили освободить их заслуженных ветера-нов от платежей «на почтовую казенную повинность». На что император сделал пись-менную пометку: «Весьма справедливо, ежели натурою исполняют». В то же время, станицы, поступившие в состав Волжского полка в 1833 году, продолжали отчислять почтовые подати, в том числе и незлобненцы, помимо доставки корреспонденции, вплоть до 1845 года вносили и наличные взносы [247].
Можно только догадываться, сколько денежных средств было, вопреки всякому здравому смыслу, собрано с десятков тысяч отслуживших положенные сроки ветеранов, в течение нескольких поколений во всех иррегулярных полках от берегов Каспийского до Черного моря. К тому же, начало полномасштабных военных действий во всем ре-гионе кардинальным образом изменило отношение российского генералитета к почет-ным отставникам из линейных общин и в наиболее сложные моменты бросало их на пе-редовые позиции наравне с полными сил молодыми воинами.
Вместе с тем, отмена обременительных платежей в гражданские инстанции никоим образом не освободила волжцев от срочной доставки корреспонденции на территории их юртов. Так, известно, что в 1844 году «Почтовая повинность в пределах Волжского полка в некоторых станицах осуществлялась внутри самими жителями, в других же – посредством найма сих почт. В сем году выходит до 5200 рублей ассигнациями» [248]. В 1857 году командир бригады более подробно отчитался: «Станичные почты в некото-рых станицах содержатся самими казаками в натуре из собственных обывательских ло-шадей, а десять станиц по желанию самих станичных обществ. Почтовая повинность отбывается посредством найма почтосодержателей, которые почти во все казаки сей же бригады. Годовой расход содержания этих почт… простирался до 6219 рублей сереб-ром» [249].
На следующий год еще одна станица Волжской казачьей бригады перешла на наем содержателей почт (итого одиннадцать станиц из четырнадцати). А сумма «на содержа-ние этих почт в 1858 году простиралась до 7107 рублей серебром » [250]. Занятость на-селения на военной службе и отбывание других государственных повинностей была та-кова, что станичники уже не могли самостоятельно справляться с доставкой правитель-ственной почты. И подчиняясь правительственным распоряжениям, они были вынужде-ны ежегодно тратить огромные деньги, которые с каждым последующим годом все бо-лее увеличивались и безвозвратно изымались из скудных станичных ресурсов для дос-тавки всевозможной корреспонденции в установленные сроки.
Одна из наиболее неприятных обязанностей казачьего населения была связана с предоставлением бесплатного жилья проходящим войскам и проезжающим через ста-ницы должностным лицам в своих небольших домах. Зачастую между хозяевами и вре-менными постояльцами возникали конфликты на бытовой почве, переходящие в ожес-точенные рукопашные потасовки, как, например, между отставным урядником Лейша-ном из станицы Горячеводской и гражданским чиновником Семчевским, что стало из-вестно далеко за пределами волжских юртов и имело огромный резонанс на Кавказской Линии [251].
В дальнейшем, начальники станиц, назначаемые кадровыми армейскими офицера-ми и отвечающие за определение на постой, навели жесткий порядок. В результате чего, мелкие недоразумения и всевозможные жалобы с обеих сторон практически прекрати-лись и, как правило, редко выходили за пределы казачьих общин.
Известно, что в 1857 и 1858 годах «квартирная повинность отбывалась в натуре, несмотря на тягости этой повинности, жители несли ее исправно, и потому не было ни-каких жалоб от квартирующих войск» [252, 253]. В 1861 году по сообщению полковника Суходольского «проследовало через земли I-ой бригады, воинских команд – 10, сме-шанных – 42, конных полков – 1, пехотных батальонов – 16. Жалоб не было» [254]. Но и с прекращением активных военных действий в северокавказском регионе жители не бы-ли избавлены от массового наплыва временных постояльцев. Так, в 1865 году командир волжских станиц полковник Ф.Ф.Федюшкин рапортовал о том, что прошло «воинских команд – 27, в числе 4481 человек, более – 15, рекрутских партий – 2, конных полков – 2, пехотных батальонов – 11. Всего команд – 39, в числе 15973 человек, менее против предыдущего года – 8848. Жалоб обывателей и квартируемых не было» [255]. Как видно и после наступления мира, тысячи людей проходили через поселения волжских казаков. Им, по распоряжению начальства, предоставлялось временное жилье, что стесняло хо-зяев, имеющих обычно однокомнатные строения.
За счет казачьих средств содержались в исправности дороги, возводились мосты. Так, в 1858 году через реку Куму был «устроен деревянный мост. Всего же на проселоч-ных и почтовых дорогах было построено мостов: каменных – 5, деревянных – 9», итого – 14, присмотр за которыми лежал в обязанностях ближайших станичных начальников [256, 257]. Также волжские казаки финансировали строительство «зданий казенных, войсковых и общественных», которых в 1857 году во всех станицах бригады насчитыва-лось 48 [258].
Несмотря на то, что к 1862 году госпиталь на территории I-ой Волжской бригады Терского казачьего войска так и не был заведен, больные станичники направлялись на лечение в «Георгиевск и Пятигорск, без всякой платы от войска» [259]. Однако, начиная с четвертого десятилетия XIX века, во всех подразделениях на Кавказской Линии стали строиться небольшие медицинские учреждения, в том числе и в некоторых волжских станицах, которые находились на финансовом балансе казачьих общин.
В 1848 году «Войсковое Правление при предписании от 15 октября за № 13261 препроводило копию выписки из отчета об осмотре старшим доктором Войск Кавказ-ской Линии, аптеки станицы Ессентукской для немедленного приведения в настоящий порядок найденные им некоторые недостатки». Командирам всех иррегулярных полков предписывалось немедленно открыть аптеки в тех станицах, где имелись фельдшеры и выделить для их размещения «удобные обывательские дома,… имеющие печи и очаги, и, кроме того, шкафы для сохранения ценных лекарственных веществ и полки на коих расположены были прочие медикаменты и чтобы станичные аптеки заготовляли дрова на зиму, по крайней мере, по 200 штук. Воинские начальники поселений и станиц пред-ставляли бы фельдшерам необходимые к тому средства». На следующий год по специ-альному императорскому указу им наравне с младшими армейскими фельдшерами на-значалось твердое жалованье «по 25 рублей 35 копеек серебром в год из станичных и при недостатке их, из войсковых доходов» и прямо указывалось, чтобы медики «имели собственное обмундирование по образцу линейных казаков» [260].
Станичные общины также следили, если и не в качестве обязательной повинности, то по жизненной необходимости за противопожарной безопасностью своих многолюд-ных селений, так как в то время практически не существовало специальных «полицей-ских пожарных команд и при случающихся пожарах эта обязанность исполнялась ста-ничными начальниками и самими жителями станиц» [261]. Ввиду этого борьба с часты-ми возгораниями полностью ложилась на плечи казачьих общин, поэтому в каждом дворе обязательно находилась вместительная «пожарная бочка» [262], которая регуляр-но заполнялась водой, за чем следили назначаемые лица из числа пользующихся уваже-нием казаков. Но и такие меры предосторожности не всегда помогали, и станичные се-мьи неоднократно страдали от пожаров.
В 1857 году в селениях Волжской бригады произошло два сильных пожара, а убытки составили 1273 рублей серебром [263]. На следующий год, по данным полковых командиров, количество возгораний увеличилось вдвое, но ущерб оказался гораздо меньше и ущерб оценивался в 752 рублей 67 копеек серебром [264]. Из-за большой опасности огня иногда из скудных станичных финансов выделялись небольшие, но дос-таточные суммы «на ремонтное содержание пожарного инструмента», обычно от 5 до 10 рублей в серебряном эквиваленте [265].
Из Главного штаба Кавказской армии и канцелярии Наказных атаманов, неодно-кратно обращали внимание населения линейных станиц и крестьянских деревень на проведение своевременных профилактических мероприятий против пожаров, ежегодно уничтожавших имущество жителей северокавказского региона на многие тысячи руб-лей. Так, в приказе за № 159 по Терскому казачьему войску от 16 августа 1861 года, ге-нерал-майор Х.Е.Попандопулло уведомил всех командиров иррегулярных полков и бри-гад, письменным обращением следующего содержания: «Господин Командующий Кав-казской армии, в следствие поступающих в большом числе донесений о пожарах в ста-ницах… приказать изволил принять возможно усиленные меры осторожности от пожа-ров.
Во исполнение этого приказания… принять самые строжайшие меры предосто-рожности, для предупреждения пожаров в станицах Терского казачьего войска и во всей точности соблюдать те необходимые правила, которые изложены в пожарном уставе I-ой части 12 тома статей 22, 23, 24, 26, 28, 33, 38 и 43, в главе седьмой части II-ой, того же тома законов гражданских (издание 1857 года), и приказах отданных по бывшему Кавказскому Линейному казачьему войску, от 14 июля 1836 года, 5 августа 1838 года, 21 ноября, 12 декабря 1842 года и 5 мая 1843 года, №№ 50, 48, 51 и 44.
Кроме того, наблюдать:
1) чтобы дымовые трубы в домах были, безусловно, из кирпича и не плетневые и достаточной вышины от крыши;
2) для надзора над печами и по их чисткою иметь в станицах старост, которые должны осматривать по два раза в месяц все дома, в исправности ли у них и чищены ли трубы. Если же найдут, какие беспорядки, то немедленно приказывать их исправлять, записывая у кого, они найдены, чтобы иметь в виду, не случится ли от того, где пожар;
3) не дозволять никому в ночное время выходить из дома с огнем, и не иначе как содержа его в фонаре;
4) хлеб, гумны и сено непременно складывать вне станиц, а внутри никому не доз-волять иметь при домах своих какие либо склады из возгорающихся веществ, как-то: се-на, хлеба в скопах, большого количества хвороста, камыша и соломы;
5) иметь в станицах в совершенной и всегдашней исправности: пожарные заливные трубы, бочки, инструменты и прочие пожарные принадлежности в полном комплекте. Если же за сим, мною будут замечены недостаточный надзор, за осторожностью жите-лей предупреждению их от пожаров, то ответственность за не соблюдение предписан-ных правил предосторожности возлагается на ответственных всех начальников и судей тех станиц, а равно и их полкового начальства, где будут происходить, также несчастные случаи, собственных их упущений в несоблюдении всего сказанного для сохранения жилищ от пожаров» [266].
Однако предписываемые вышестоящим начальством предохранительные меры за-частую опаздывали и не всегда выполнялись неукоснительно, что и приводило к траги-ческим последствиям. Незадолго до вышеозначенного приказа, 15 октября 1860 года за № 2564, командир Волжской бригады полковник Суходольский информировал Наказ-ного атамана «о несчастии постигшем» казачью общину станицы Александрийской «из коей третья часть жительских домов, почти со всем имуществом истреблена пожаром» [267], что значительно повлияло на жизнь погорельцев буквально через несколько меся-цев.
В то же время, на этом бедствия александрийцев не закончились и 10 июня 1864 года «в час пополудни, в станице Александрийской случившимся пожаром истреблено сорок два казачьих дома со всем имуществом». После чего вышло очередное распоря-жение от 26 июня за № 7552 из Главного штаба Кавказской армии, подписанное дежур-ным генералом, адресованное командующему войсками Терской области «о постройке в станицах домов с происхождением (расстояниям - авторы) между ними от пятнадцати до двадцати сажень» [268]. В дальнейшем опустошительные возгорания в пределах ка-зачьих юртов продолжились и в 1865 году на территории Волжской бригады докумен-тально зафиксировали «пожаров не умышленных – 11» [269].
Регулярные пожары, в результате которых сгорали улицы, а иногда целые казачьи станицы [270], быстро распространялись не только из-за чрезмерной скученности строений, но и из-за большого количества деревянных конструкций, применяемых при их возведении и камышовых крыш. В ветреную погоду огненный шквал распространялся с такой быстротой, что во многих случаях казачьи семьи не успевали принять необ-ходимые меры и лишались своих нехитрых пожитков.
В «Ведомости строений в станицах Волжского полка Кавказского Линейного ка-зачьего войска за 1844 год» все дома и общественные, и собственные обозначены как деревянные и не было ни одного каменного сооружения [271]. (См. приложение, табли-ца № 39). К 1865 году положение в волжских станицах существенно изменилось и в со-ответствующих документах появилось упоминание о многих каменных строениях [272]. (См. приложение, таблица № 40). При этом почти все жилые дома и хозяйственные сараи покрывались легко воспламеняющимися материалами. В то же время, под каменными домами не следует понимать современные постройки из керамического либо си-ликатного кирпича. В годовых отчетах за 1857 и 1858 года сообщается о «частных до-мах из сырцового (саманного - авторы) кирпича», соответственно 880 и 882, а также, помимо прочего, упоминается о 3193 и 3032 полностью деревянных домах [273, 274].
Из приведенных архивных документов отчетливо видно, что всего за двенадцать месяцев в волжских станицах количество домов и «сырцового кирпича» увеличилось всего на 2, а деревянных уменьшилось на 161. Даже с учетом переселившихся станич-ников в другие иррегулярные подразделения, которые, возможно, полностью перевезли свое имущество (что маловероятно, учитывая расстояние) и то, что казачьи семьи про-должали возводить собственное жилье, столь заметное сокращение построек может сви-детельствовать только о разрушительной силе огненной стихии.
Нам пришлось столь подробно остановиться на малоприятных событиях, являю-щихся непременным атрибутом существования большинства селений на протяжении всего XIX века, для того чтобы лучше представить ежедневную жизнь станичных семей. Пока казаки строевых сотен непрерывно отправлялись в военные экспедиции в различ-ные районы Кавказа, а внутрислужащие круглосуточно находились на ближайших по-стах и отбывании других государственных обязанностей, их жены, отставные старики и подростки, в случае беды были вынуждены самостоятельно бороться с разбушевавшей-ся огненной стихией. Вместе с тем, нельзя полностью исключать, что виновниками не-которых пожаров могли выступать и проезжающие, которые останавливались на ночлег в станицах, в большинстве своем, на один день и мало заботились об имуществе при-ютивших их людей, что и приводило к необратимым последствиям.
В июне 1808 года Правительственный Сенат с одобрения Александра I принял ре-шение о формировании двух конно-артиллерийских рот из казаков, поселенных на Кав-казской линии [275], «с половиною жалованья каждому по званию отправляемому» [276]. В целях экономии государственных средств, на станичников с 1809 года возлага-лась обременительная обязанность полностью содержать и ремонтировать артиллерий-ские орудия и обеспечивать их достаточным количеством лошадей для перевозки [277]. Только снаряды и пороховые заряды казачьи канониры получали из соответствующих арсеналов, за которыми самостоятельно ездили за десятки километров.
На сегодняшний день доподлинно нет сведений, сколько именно «единорогов 12-ти фунтового калибра» и «пушек 6-ти фунтового калибра» приходилось на долю волжских общин. Но зато хорошо известно, что Гребенский казачий полк затрачивал не менее 1600 рублей [278] на содержание четырех конных орудий ежегодно [279], это в среднем составило по 400 рублей на одну пушку, что и подтверждает командир подразделения ротмистр граф Стенбок [280]. Еще более затратным было содержание артиллерии в Моздокском полку, имевшим в своем ведении шесть различных орудий уже в 1834 году [281].
С учетом численности Волжского казачьего полка, а затем бригады из четырнадца-ти станиц и численности задействованных артиллеристов из волжских станиц, можно с уверенностью утверждать, что станичные общины финансировали ежегодно не менее 1600 рублей, а, скорее всего, гораздо больше на поддержание в надлежащей боеспособ-ности артиллерийского парка. Так, только с 1 сентября 1843 по 1 сентября 1844 года «на содержание артиллерийских и продовольствие артиллерийских упряжных лошадей» выделили 133 рубля 57 копеек серебром. А «на покупку вместо пришедших в негод-ность двух и одной павшей, всего трех артиллерийских упряжных лошадей участка пол-ка» было израсходовано 150 рублей серебром. Кроме того, «отчислены на канцелярские расходы по конноартиллерийской № 13 батареи» 8 рублей 57  копеек серебром [282].
Также «на содержание артиллерийского участка полка» выделили из полковых сумм 800 рублей ассигнациями и «ремонтных на покупку для артиллерийского участка упряжных лошадей» еще 546 рублей 84 копейки кредитными ассигнациями. Всего же в полковой канцелярии зафиксировали расходов на 292 рублей 14  копеек серебром и 1346 рублей 84 копейки бумажными ассигнациями. Они были частично компенсированы за «пришедших в неспособность двух артиллерийских лошадей», проданных с пуб-личных торгов всего за 11 рублей 47 копеек в серебряном эквиваленте [283]. (См. при-ложение, таблица № 41).
Начиная с 7 декабря 1845 года, для всех общин Кавказского Линейного казачьего войска появилась дополнительная статья расходов. Помимо того, что заслуженные от-ставники совместно с женщинами и детьми выполняли многочисленные неоплачивае-мые работы, они еще за счет финансов из малых станичных сумм возводили и ремонти-ровали различные строения, в том числе и гражданского назначения. Вместе с тем, цар-ское правительство переложило на плечи жителей пограничья обязанность выплачивать денежное содержание лицам, назначаемым на всевозможные хозяйственно-административные должности. И, кроме того, полностью содержать станичные, полко-вые и бригадную канцелярии предметами, необходимыми для ведения многочисленной документации.
Например, на жалованье станичному начальнику полагалось 21 рубль 45 копеек, двум судьям – каждому по 7 рублей 15 копеек, такая же оплата полагалась и ответст-венному за местный хлебный магазин, 10 рублей предназначалось смотрителю станич-ного конского табуна и 28 рублей 60 копеек выделялись на «канцелярские издержки». Итого, ежегодно из станичных доходов изымался минимум 81 рубль 50 копеек в сереб-ряном эквиваленте [284]. К этому необходимо добавить, что вскоре почти во всех ли-нейных станицах появились штатные писари, которым выплачивали по 7 рублей 15 ко-пеек. А также в больших станицах могли числиться несколько смотрителей за лошадьми и хлебными амбарами, что еще более повышало ежегодные расходы.
Накопленные довольно большие суммы употреблялись в казачьих общинах на строительство всевозможных зданий для размещения в них соответствующих войсковых учреждений. К 1844 году в волжских станицах насчитывалось шесть «общественных строений»: по три в Ессентукской и Горячеводской. А также, двадцать восемь «ста-ничных общественных строений», из которых три находились в пределах незлобненско-го юрта, больше было только в Ессентукской и Александрийской. Причем, уже во всех станицах полка, даже в немногочисленных, построили здания для местного начальства и канцелярских служащих [285]. (См. приложение, таблица № 39). На реализацию этих планов выделяли средства «на покупку материалов для постройки Полковой канцелярии в станице Ессентукской» в количестве 572 рублей 28  копеек серебром [286]. (См. при-ложение, таблица № 41).
Следующие известные сведения о количестве строений относятся только к 1865 году. В штаб-квартире I-ой Волжской бригады Терского казачьего войска усилиями ста-ничников построили уже четыре каменных дома (возможно, саманных) и сохранилось два добротных деревянных, проходящих по графе «войсковые строения». Вместе с во-семью каменными и двадцатью одним деревянными домами, обозначенными как «ста-ничные управления и другие учреждения», численность которых по сравнению с пре-дыдущим годом уменьшилась, соответственно, на два и четыре здания. Из них по одно-му каменному и деревянному строению возвели в станице Незлобной после переселения ее на новое место [287]. (См. приложение, таблица № 40).
Вместе с тем, в «Ведомости об учреждениях в станицах I-ой Волжской казачьей бригады за 1865 год» говорится о наличии на территории двух волжских иррегулярных полков по одному бригадному управлению, войсковому дому и бригадной гауптвахты, а также двух полковых, четырнадцати станичных управлений, десяти сотенных канцеля-рий, шести медицинских аптек, четырнадцати хлебных магазинах и тринадцати станич-ных школ [288]. (См. приложение, таблица № 42). Все перечисленные сооружения, главным образом, строились и поддерживались в надлежащем порядке волжскими об-щинами из своих небольших финансовых поступлений, распределяемых бригадным на-чальством по предварительному согласованию с Наказным атаманом.
Подведя краткие итоги службы волжских казаков во время т.н. Кавказской войны, нельзя не сказать, что многолетние боевые действия принесли «неисчислимые бедствия ее участникам. Понесенные жертвы были не напрасны – новая южная граница империи стала более стабильной и в военно-политическом и социально-экономическом отноше-нии» [289]. Также необходимо отметить, что в 1865 году приказом императора Алексан-дра II от 20 июля 1-му Волжскому полку Терского казачьего войска «За отличие при по-корении Восточного и Западного Кавказа» пожаловано Георгиевское знамя – высшая награда для отдельных подразделений российской армии. Еще ранее 2-му Волжскому полку предоставили Георгиевское знамя с надписью «За отличие в Турецкую войну и за дела бывшие против горцев в 1828 и 1829 годах и при покорении Восточного и Западно-го Кавказа». Аналогичный штандарт был выдан и дополнительному полку под № 3, формируемому во время ведения внешних войн из волжских станиц [290].
Таким образом, во время ведения боевых действий в северокавказском регионе, волжские строевые сотни охраняли не только зону ответственности своей бригады, но и постоянно принимали активное участие в продолжительных военных экспедициях на ле-вый и правый фланги Кавказской Линии. Начиная с 40-х годов XIX века, происходит значительное увеличение строевых сотен за счет повсеместного сокращения количества казаков, находившихся на внутренней службе. Неоднократное подселение в станицы Кавказского Линейного казачьего войска переселенцев из внутренних губерний страны, лишь немного компенсировало потери, которые несли казаки в сражениях с северокав-казскими горцами. Основная же заслуга в пополнении личного состава подразделений на действительной службе, происходила за счет естественного прироста населения ли-нейных станиц.
За свою многолетнюю службу особо отличившиеся станичники награждались все-возможными правительственными поощрениями: от небольших денежных до присвое-ния очередных воинских званий, награждения боевыми орденами и приглашения на службу в гвардейский Кавказский кавалерийский дивизион при особе российского им-ператора. В случае же совершения проступков по службе, станичники незамедлительно подвергались суровому взысканию, вплоть до публичного телесного наказания, что вы-зывало открытый протест против действий прикомандированных офицеров русской ар-мии, приводивших к нелицеприятным разбирательствам.
Помимо обязательной военной службы, на казачьи общины были еще возложены многочисленные обязанности, выполняемые ими совершено бесплатно. Они строили на территории своих юртов мосты, прокладывали добротные дороги и поддерживали их в полной исправности, производя ежегодные восстановительные работы. Возводили за счет ограниченных станичных финансов всевозможные строения, предоставляли свои дома для проходящих армейских частей и др. Поддерживали в полной боевой готовно-сти несколько артиллерийских орудий, предоставляя для их транспортировки пригод-ных лошадей, обеспечивая их надлежащей сбруей и усиленным питанием, главным об-разом, отборным овсом. Регулярно доставляли в кратчайшие сроки различную коррес-понденцию, на что ежегодно затрачивались огромные по тем временам деньги, различ-ными постановлениями изымаемые из карманов казачьих семей и т.д. Подобные разно-образные обязанности перед государством, несомненно, тяготили волжские станичные общины и существенно задерживали их хозяйственно-экономическое развитие, что при-водило к обнищанию некоторой части казачества.
Все это происходило под предлогом того, что казачьи общины не платили налоги в государственную казну, наделялись земельным паем за военную службу. Но парадок-сальность ситуации состояла в том, что волжцы владели своими земельными участками по праву первых поселенцев, заплативших за них кровью нескольких поколений, об-живших и обустроивших пустующий край. Возложенные же на станичников многочис-ленные повинности и денежные выплаты многократно превосходили своими размерами обязанности остальных жителей Северного Кавказа, что и приводило к обнищанию ка-зачества.

Из ежегодного отчета командира VII-ой Волжской бригады следует, что в специ-альном войсковом табуне в 1858 году находилось 11 жеребцов, 92 кобылы и 218 жере-бят различного возраста, а также «казачьих строевых и рабочих – 3514, гулевых – 4579», всего же 8414 голов. Помимо них, «рогатого скота – 22584, овец – 41949», которых «в сравнении с 1857 годом лошадей более 494, рогатого скота менее 1223, овец менее 1379», то есть, в 1857 году в волжских станицах числилось 7920 лошадей, 23807 рогатого скота и 43328 овец. В 1858 году «пало лошадей – 98, более – 31, рогатого скота – 2367, более – 2161, овец – 909, более – 600» [388]. Убыль поголовья заметно повлияла на сокращение овечьих отар и стад домашних животных, что, по всей видимости, связано с «разными болезнями и эпидемической повальной», для борьбы с которыми могли приглашаться ветеринарные врачи, как, к примеру, в станицы соседней VI-ой бригады Кавказского Линейного казачьего войска [389].
В первой половине XIX века не только в казачьих подразделениях, но и в центрах обширного края практически отсутствовали опытные ветеринары. Лечение заболевшей домашней скотины, как правило, осуществлялось силами самих хозяев, которые приме-няли всевозможные народные средства, не всегда приносившие пользу. По этой причи-не, в приказе за № 42 от 8 августа 1819 года, разосланном во все части Кавказской Ли-нии, предлагалось пасти скот в сильную жару рядом с водопоем или лесными насажде-ниями. Заболевших животных предписывалось поить теплым отваром льняных или ко-нопляных семян не реже трех раз в сутки и др. Здоровым животным в качестве профи-лактической меры предлагалось чаще давать соль и ополаскивать рот уксусом или ква-сом. Помещение, где находились животные, предписывалось регулярно окуривать ды-мом можжевельника или смолой [390].
Впоследствии командование Отдельного Кавказского корпуса в распоряжении за № 72 от 30 декабря 1848 года вновь обращало внимание командиров всех воинских под-разделений на необходимость строже относиться к состоянию животных во вверенных им частях. Так, «о появлении повальной болезни на скот» и других чрезвычайных про-исшествиях прикомандированные офицеры казачьих полков обязывались немедленно сообщать не только по команде, но «и местной полиции, уездным начальникам или уча-стковым заседателям, для принятия надлежащих мер по гражданскому ведомству» [391]. Тем самым в армейских штабах самым решительным образом пытались локали-зировать заразные болезни и производить скоординированные действия всех местных органов власти по скорейшему их прекращению, что зачастую приводило к положи-тельным результатам и росту поголовья домашних животных.
По сравнению с 1843 годом, за небольшой хронологический отрезок в пятнадцать лет, количество лошадей в волжских станицах возросло на 1308 голов, и это несмотря на большой падеж среди рогатого скота. Здесь также наблюдается увеличение, в отличие от овцеводства, которое к 1859 году сократилось почти втрое [392]. (См. приложение, таблица № 59). В то же время, не взирая на существенные потери, командиры Волжских полков неоднократно высказывались, что скотоводство составляет «главную отрасль хо-зяйства казаков вообще во всей бригаде довольно значительное, но как породы его не улучшаются покупкою плодовых жеребцов, быков и баранов, то оно не имеет той цен-ности какой бы можно ожидать от этой отрасли хозяйства» [393, 394].
К вышесказанному необходимо добавить, что во всех волжских общинах в 1858 году заготовили на осенне-зимний период 290250 пудов сена (в отличие от предыдуще-го, когда «урожай трав вообще был посредственным» [395]), которое высушили на лугах и сложили в стога рядом со станичными пастбищами. Из них незлобненцы собрали 18600 пудов, что при экономном расходовании должно было хватить до следующего сезона [396]. (См. приложение, таблица № 51). Как видно, несмотря на устоявшееся мнение, преобладающее в среде советских исследователей [397], волжцы старались обеспечить собственную живность кормами на зиму, во всяком случае, начиная со второй половины 50-х годов XIX века.
В 1860 году в Волжской бригаде во всех станицах насчитывалось только 9733 во-лов, 17867 овец, 7446 свиней, 11117 коров и гулевого скота, о чем можно судить по имеющимся документам за следующий год [398, 399]. (См. приложение, таблица № 66). Данное количество домашних животных, по неизвестным причинам, только по овечьим гуртам и стадам рогатого скота, меньше по сравнению с 1858 годом более в чем в два раза [400].
Имеющиеся в нашем распоряжении архивные документы позволяют более подроб-но рассмотреть численность скота в последующем году. В результате покупки и естест-венного прироста, в волжских станицах насчитывалось рабочих волов – 10758, коров и гулевого скота – 11540, простых овец – 20681, численность которых в 1861 году, соот-ветственно, повысилась на 1025, 423 и 2814 голов. Лишь поголовье специально откарм-ливаемых кабанов сократилось на 1591 особей и составило уже 5885 штук. Из них в ста-нице Незлобной хозяева содержали уже 693 волов, 790 коров, 608 овец и 247 свиней, что, учитывая количество народонаселения, является нормальным результатом и позво-ляет судить о дальнейших перспективах отрасли [401, 402]. (См. приложение, таблица № 66).
В этом же году, в Волжской казачьей бригаде отмечен конский табун, принадле-жащий войску, заведенный для улучшения качественного состава лошадей в казачьих сотнях. В нем насчитывалось 44 жеребца и мерина, 149 породистых кобыл и 206 жере-бят, итого – 399 голов. Помимо них, в каждой станице в собственности общинников на-ходилось строевых и рабочих коней – 3706, жеребцов – 76, кобыл – 1775 и разновозра-стного приплода – 846, всего же 6403 лошади, что опять же меньше на 2011 штук (без учета войскового табуна), по сравнению с 1858 годом [403]. Незлобненцам же всего принадлежало 304 лошади, из них 1 жеребец, 50 кобыл, 29 жеребят, 224 строевых и ра-бочих коня [404, 405]. (См. приложение, таблица № 67).
В примечание к составленной статистической таблице имеется приписка: «…2) I-ой Волжской Бригады имеют богатые лошадей – 5, рогатого скота – 15, овец – 30 и свиней – 8; среднего состояния лошадей – 4, рогатого скота – 10, овец – 20 и свиней – 6; бедного состояния лошадей – 1, рогатого скота – 3, овец – 6 и свиней – 2. 2) Промыш-ленность казаков скотом заключается по найму в разные места провианта, товаров и других предметов, излишние затем рогатого скота, овей, свиней за употреблением на собственное продовольствие, продается на местах и на ярмарках» [406].
Для пропитания домашних животных в 1861 году было заготовлено 1142404 пуда сена, что почти в четыре раза больше, чем за три года до этого [407]. Из них 186615 пу-дов находилось в уложенных стогах у станицы Незлобной [408]. (См. приложение, таб-лица № 52). Эти же данные подтверждаются и другим архивным документом, в котором сообщается, что «на казачьи потребности» в 1860 году заготовили луговых кормов на 741261 пудов меньше, а именно – 401223 пуда. При этом 16000 пудов предназначалось «на войсковые потребности», что на 6650 пудов больше предыдущего года. Помимо се-на, казачьи общины собрали еще и 285311 пудов соломы на своих полях, из них 9869 пудов принадлежали незлобненской общине, что в целом больше 1860 года на 161293 пуда [409]. (См. приложение, таблица № 68).
Представляет интерес проведение сравнительного анализа между количеством до-машних животных в волжских казачьих общинах за 1844 год и 1861 год. Военное ко-мандование особое внимание уделяло численности конского поголовья во вверенных им подразделениях и всячески стремилось увеличить их количество. Так за семнадцать лет в одиннадцати станицах поголовье лошадей пополнилось только 185 лошадьми. При этом, только в пяти из них произошло прибавление, наиболее заметное в станице Марь-инской. В стольких же станицах произошло уменьшение. Только в станице Георгиевской количественный состав табунов не изменился и остался прежним [410, 411]. (См. приложение, таблица № 69).
Хорошо известно, что, отправляясь на царскую службу, казаки должны были иметь добротного строевого коня, однако в силу целого ряда причин, в том числе и ожидаемых потерь во время боевых действий, некоторые из них оставалась безлошадными. Коман-диры иррегулярных полков принимали определенные меры для снабжения всех нуж-дающихся лошадьми и, в первую очередь, казаков, находящихся на действительной службе. Для этого безлошадным станичникам не выдавался на руки положенный от каз-ны фураж, а продавался с торгов «по вольной цене». Учитывая количество отпускаемого овса и максимальную на него цену, И.Л.Омельченко пришел к выводу, что на приобре-тение коня, таким образом, требовалось не менее двух лет [412]. (В 1877 году подобная практика обеспечения казаков лошадьми была узаконена для строевых частей Кубан-ского и Терского казачьих войск [413]). Но и собрав необходимую сумму, не всегда бы-ло возможно купить строевого коня по месту жительства.
Не менее важным для ведения полноценного хозяйства являлось и наличие рабо-чих волов, используемых для обрабатывания полей «плуговыми устройствами и боро-нами» [414]. С 1844 года по 1861 год их количество возросло на 2200 штук, но в тоже время в четырех волжских общинах произошло уменьшение. Особенно заметное уменьшение произошло в станице Горячеводской, что создавало многочисленные труд-ности не только в повседневных домашних заботах, но и на отбывании обязательных неоплачиваемых работах [415, 416]. (См. приложение, таблица № 69). Исследователи хозяйственной деятельности казачества неоднократно обращали внимание, что «от ко-личества рабочих волов в частном хозяйстве зависело, прежде всего, поголовье осталь-ного скота и, следовательно, общее благополучие их владельцев» [417, 418]. Поэтому сокращение поголовья волов или их незначительное увеличение за семнадцать лет, при росте народонаселения в Волжской бригаде, свидетельствует о трудностях, с которыми ежедневно сталкивались казачьи семьи в ведении своей сельскохозяйственной деятель-ности во время продолжительной войны на Северном Кавказе.
Относительно коровьего стада можно утверждать, что во всех одиннадцати стани-цах, по которым имеются материалы за 1844 год и 1861 год, произошло увеличение на 866 голов. Однако столь малое пополнение поголовья говорит о недостаточном разви-тии этого вида скотоводства [419, 420]. (См. приложение, таблица № 70). В шести ста-ницах наблюдалось уменьшение овечьих отар, что, в итоге, привело к общему сокраще-нию на 16146 голов. Особенно серьезный упадок овцеводства наблюдался в станице Ге-оргиевской. В итоге общее количество гуртов сократилось на 12483 овец [421, 422]. (См. приложение, таблица № 70). Подобное стремительное угасание этой отрасли казачьего хозяйства в волжских казачьих общинах, помимо многочисленных негативных послед-ствий, включая повышения цен в ближайших селениях, привело к резкому снижению потребления мяса среди местного населения.
В станице Незлобной с 1844 по 1861 года количество всех лошадей, рабочих волов и коров, соответственно, возросло на 120, 141 и 140 голов, что при заметном увеличении численности казачьего населения за счет естественного прироста и переселенцев из дру-гих регионов страны, не выглядит впечатляющим достижением. Незлобненцы, так же как и остальные жители Волжской бригады, испытывали те же трудности, исполняли ту же военную службу, отбывали те же повинности перед государством, что и раньше, по-этому в силу сложившихся субъективных и объективных обстоятельств не могли осо-бенно отличаться от своих собратьев. А овцеводство, как и в целом по волжским общи-нам, переживало долговременный кризис и за семнадцать лет сократилось почти в че-тыре раза. В результате, к 1862 году в станичных гуртах насчитывалось всего 608 голов мелкого рогатого скота [423, 424]. (См. приложение, таблицы №№ 69, 70).
В 1862 году в I-ой Волжской Бригаде Терского казачьего войска насчитывалось 12093 рабочих вола, 23765 овец, 8280 свиней, 12250 коров и гулевого скота [425]. (См. приложение, таблица № 71). А также принадлежащих казакам 3845 строевых и рабочих лошадей, 78 жеребцов, 1643 кобылы и 881 единиц приплода, итого – 6447 особей. Вой-сковой табун заключал в себе: жеребцов и меринов – 36, кобыл – 115 и 209 разновозра-стных жеребят, итого – 360 разновозрастных животных. Всего же 6807 лошадей в ка-зенных и частных общинных табунах [426]. (См. приложение, таблица № 72).
На следующий 1863 год в волжских станицах рабочих волов и овец уменьшилось на 39 и 2927, что, соответственно, составило 12054 и 20838 голов. А численность рога-того скота и свиней возросла на 1494 и 2904, что соответственно составило 13744 коро-вы и 11184 домашних кабана [427]. (См. приложение, таблица № 71). В конских табунах также произошли изменения, и в станицах насчитывалось 6515 строевых и рабочих ко-ней, 79 жеребцов и 1751 кобыла, что больше по сравнению с 1862 годом, соответствен-но, на 2670, 1 и 108 животных. Только молодняка, в силу неблагоприятных причин, уменьшилось на 58 жеребят и насчитывало 823 головы, итого – 9168 лошадей. В вой-сковом табуне, расположенном в крупной станице Горячеводской, количество жеребцов и меринов с 36 сократилось до 17 штук, численность кобыл уменьшилась на одну и ос-талась в количестве 114. Лишь приплода увеличилось на 9 голов и составило 218 жере-бят, итого 349 лошадей. А всего на территории Волжской бригады в табунах находилось 9517 лошадей [428]. (См. приложение, таблица № 72).
В 1863 году в незлобненской казачьей общине зафиксировано уже волов – 768, ко-ров – 843, овец – 713 и свиней – 313, что больше, по сравнению с 1861 годом, соответст-венно, на 95, 53, 105 и 66 голов [429, 430]. (См. приложение, таблицы №№ 66, 71). Ко-личество коней в частных табунах сократилось с 304 до 268 штук, то есть на 36 лошадей [431, 432]. (См. приложение, таблицы №№ 67, 72). Приведенные статистические мате-риалы по станице Незлобной, по нашему мнению, свидетельствуют о некоторой норма-лизации мирной жизни в северокавказском регионе, что сразу же привело к заметному увеличению домашних животных, которым стали уделять больше времени и небольшо-му сокращению численности строевых лошадей, по всей видимости, используемых ка-заками до этого на действительной и внутренней службе.
Архивные документы из канцелярии Наказного атамана позволяют определить степень развития скотоводства и коневодства в Волжской бригаде, по сравнению с ос-тальными иррегулярными полками Терского казачьего войска в завершающий год про-должительной, т.н., Кавказской войны. Так, по количеству рабочих волов, которых на-считывалось всего 37265 голов, волжские полки и по отдельности превосходили сосед-ние казачьи части. Коров и гулевого скота в терских станицах содержалось 60070 голов, из них в волжских станицах – почти четвертая часть, но в полках Горском, Моздокском и Гребенском их было больше, чем в каждом Волжском полку по отдельности. Анало-гичная картина наблюдается и с гуртами, достигшими поголовья в 75349 штук. Несмот-ря на то, что волжцы владели 20838 овцами, они несколько уступали моздокцам и сун-женцам из 1-го полка. Свиноводство переживало подъем в казачьих станицах Терского войска и достигло 41714 особи, из них 11184 выращивались волжцами, которые в этом показателе уступали только общинам Горского полка [433]. (См. приложение, таблица № 73).
Ситуация с коневодством в волжских станицах была несколько иной. Так, к окон-чанию многолетних военных действий в северокавказском регионе, во всем Терском ка-зачьем войске существовал единственный небольшой казенный конный завод, на кото-ром проводилась определенная селекционная работа. Вместе с тем, каждая третья «строевая и рабочая лошадь» принадлежала волжским общинам, которые уверенно ли-дировали по этому показателю. Вместе с тем, количество племенных жеребцов, кобыл и разновозрастного приплода было непропорционально мало, по сравнению с соседними иррегулярными полками [434]. (См. приложение, таблица № 74).
На содержание собственного конского поголовья, терские казаки накосили 6132286 пудов сена. А значительные заготовки кормов «на войсковые потребности» в 1863 году были проведены в Волжском, Горском полках (особенно большие в последнем - авторы), затем в Гребенском, 1-м Сунженском, Кизлярском и составили в целом – 143132 пуда [435]. (См. приложение, таблица № 75). В пояснительных документах говорилось, что сено, заготовленное отдельно от казачьего, пред-назначалось к хранению и только «для продовольствия лошадей на случай сбора каких либо частей войска по экстренным надобностям и другим обстоятельствам в крае» [436].
Необходимо отметить, что помимо различных эпидемических болезней, влиявших на численность поголовья домашних животных, казачьи общины теряли лошадей, необ-ходимых для несения службы и различных ежедневных хозяйственных работ. Так, в 1843 году из станицы Бабуковской в результате халатности караульных, было едино-временно угнано 12 лошадей, из которых 8 состояли в строевых сотнях Волжского пол-ка. За них пострадавшие хозяева из «получили полное удовлетворение – 400 рублей, 180 рублей, 220 рублей», итого 800 рублей [437].
Кражи коней продолжались и в дальнейшем, но уже в значительно меньшем коли-честве. В течение 1859, 1860 и 1861 годов на территории волжских станиц произошло 2, 8 и вновь 2 угона. Соответственно, было похищено 2, 12 и 3 лошади, из которых после проведенных расследований прежним хозяевам возвратили – 1, 2 и… ничего. При этом не произошло задержания ни одного преступника и не было «открыто особых шаек, за-нимающихся конокрадством». Всего же, за эти годы во всех станицах Терского казачье-го войска похитители угнали, соответственно, 164, 207 и 197, итого 568 лошадей. При этом было задержано 12, 6 и 5, итого, 23 конокрада, а станичникам возвратили 10, 13 и 3, всего же – 26 лошадей [438]. Как видно, к завершению военных действий кражи кон-ского поголовья в пределах волжских станиц практически прекратились и, по сравнению с потерями по всему Терскому казачьему войску, выглядели минимальными, что свидетельствует о хорошо поставленной внутренней службе в пределах бригады.
Ранее уже отмечалось, что в первой четверти позапрошлого столетия российское правительство уделяло повышенное внимание развитию шелководства в Предкавказских степях. Однако с началом крупномасштабных боевых действий в регионе интерес к этому мирному занятию, требующему времени и определенных капиталовложений, ото-двинулся на второй план. Военная администрация, обеспокоенная резким обострением противостояния с северокавказскими горцами, все чаще привлекала казачьи сотни для проведения различных акций в регионе, в то время как их семьи были задействованы на более важных работах, связанных с обеспечением действующей армии.
Местные гражданские чиновники, в силу того, что непосредственно отвечали за отправку качественного шелка на ткацко-прядильные фабрики в промышленные центры страны, проявляли некоторую активность. Так, в 1836 году кавказский инспектор над шелководством совершил плановую ознакомительную поездку по нескольким селениям Кавказской области, в ходе которой обнаруженные значительные нарушения и меры по их устранению были записаны в путевой журнал. В июне следующего года вместе с со-проводительным письмом его копия была направлена в Штаб войск, расположенных на Кавказской линии и Черномории. На что пришел раздраженный ответ за подписью ге-нерала Таубе, в котором просили «на будущее время требованиями по этому предмету до казачьих станиц относящихся сообщать прямо от себя по принадлежности в Штаб здешних войск» [439].
Одновременно инспектор над шелководством обратился и к гражданским властям. В нем напоминалось, что «Высочайшим манифестом от 22 августа 1826 года 13-м пунк-те § 8-м хотя и отменено взыскание пени за не разведение шелковиц, но обязанность са-жать таковые продолжается». Местная администрация сделала соответствующие выво-ды и уже в ноябре 1837 года разослала необходимые предписания полицейским участ-кам и городским отдельным заседателям. Должностным лицам во всех местностях Кав-казской Области вменялось, «чтобы они за шелковичными заведениями и выработкой шелка… имели должный надзор… и всегда все замечания, какие будут преподаваемы инспектором шелководства, исполняли, безусловно, со всевозможною рачительностью» [440]. Однако в сложившихся условиях, при крайней занятости на государственной службе, казачьи общины не имели возможности выкармливать прихотливых червей и получать качественный шелк в прежнем количестве.
Постепенно успокоились и органы центральной власти. Объяснение данному факту, на наш взгляд, кроется и в том, что к середине XIX века отечественная промышленность, кроме закавказского, получала шелк из таких регионов, как Крым, Бессарабия и Южная Украина. Ограничение спроса на шелк, производимого в северокавказских станицах, привело к тому, что казачество «приостановило выкормку шелковичных червей и уничтожило почти весь тутовник» [441]. После 1850 года, когда повсеместно произошла всеобщая эпидемия шелковичных червей, имевшая одинаковые признаки, шелководство окончательно было подорвано, но полностью не исчезло, а существовало еще какое-то время, скорее, по привычке, чем по необходимости [442].
В результате в 1863 году на территории Волжской бригады, тутовые деревья оста-лись только в пяти казачьих общинах в количестве 1166, в том числе и в станице Не-злобной. С них получили всего 1 фунт 80 золотников  шелка в станице Георгиевской, который оценивался в 5 рублей. При этом не было посажено ни одной новой тутовицы и к 1864 году деревья сохранились уже в трех станицах, общим числом – 951, что свиде-тельствует о практически полном прекращении этой отрасли у волжцев [443]. (См. при-ложение, таблица № 76).
Аналогичная плачевная ситуация происходила и по всему Терскому казачьему вой-ску. Помимо волжских общин, тутовые деревья уцелели только в Горском, Моздокском, Гребенском и Кизлярском полках, которых насчитывалось 14297 штук, с которых выра-ботали всего 1 пуд и 5 фунтов, главным образом, в окрестностях прежнего центра шел-ководства в городе Кизляре. Несмотря на то, что в некоторых общинах посадки тутов-ника продолжались, к 1864 году общее количество деревьев уменьшилось на 1398 и со-ставило уже 12908 шелковиц [444]. (См. приложение, таблица № 77). Поэтому с полным основанием можно утверждать, что в казачьих станицах произошло значительное со-кращение объемов производства, а рентабельная отрасль, процветавшая в первой поло-вине XIX века, пришла в полный упадок.
Занимались в Волжской бригаде также и огородничеством. Так, в ежегодных отче-тах за 1857 и 1858 года, сообщается, что урожай «овощей хороший» [445, 446], но какие именно растения культивировались в казачьих общинах не указано. В 1861 году в ра-порте Наказному атаману встречается упоминание, что «в числе продуктов жителями, более внимание (обращено на выращивание - авторы) картофеля и капусты» [447]. Од-нако в фонде «Войскового правления Терского казачьего войска», помимо прочего, пе-речисляются «огородные овощи: капуста, лук, горчица, бураки, редька, морковь, пет-рушка, салат, шпинат и чеснок» и здесь же добавлялось, что «преимущественно всех овощей родится капуста» [448]. Но не каждый сельскохозяйственный сезон оказывался благоприятным, бывали и слабые урожаи, как в 1865 году, когда урожай «огородных растений… был посредственный» [449].
Хорошо видно, что на рубеже 50-60-х годов в волжских казачьих общинах культи-вировали всевозможные огородные растения. Однако, несмотря на то, что некоторые из них регулярно поступали на местные рынки и имели устойчивый спрос [450], в целом эта отрасль сельского хозяйства еще не достигла заметных результатов, и огороды за-нимали менее одного процента обрабатываемых площадей на территории всего Пред-кавказья [451].
Промышленное виноградарство, виноделие и винокурение полностью отсутствова-ли во всех станицах Волжской бригады «по не имению виноградных садов», о чем не-однократно сообщалось в ежегодных отчетах [452, 453]. Ранее уже упоминалось, что культивирование виноградной лозы нашло широкое применение в станицах, располо-женных по левобережью Терека, откуда оно начала неуклонно распространяться на зем-ли соседних иррегулярных полков. Целый ряд всевозможных обстоятельств на рубеже 20-30-х годов, привел к спаду производства винодельческой продукции по всему регио-ну. Уже в 1834 году современник сообщал, что «по нахождению большей части казаков на службе… на западной стороне от Моздока до Тамани мало разводится виноград, и вновь ничего не посажено» [454]. Не изменилось положение в волжских общинах и че-рез несколько лет после окончания боевых действий на Северном Кавказе, когда вновь подчеркивалось, что «виноделия не имеется» [455]. Должно было пройти несколько де-сятков лет, прежде чем население не только казачьих станиц, но и всего Центрального Предкавказья, набралось опыта, посадило и вырастило саженцы винограда и приступило к производству высококачественных напитков.
Промышленное рыболовство, возможное на побережье Каспия и близлежащих землях, в Волжской бригаде отсутствовало [456, 457, 458] и не могли начаться ввиду то-го, что в казну были отобраны рыбные промыслы, ранее принадлежавшие волжцам. Лов морской рыбы в 1863 году в незначительном количестве происходил всего лишь в Киз-лярском полку [459] и только в акватории войсковых вод, предоставленных «указом Правительствующего Сената 22 ноября». Они простирались «в длину моря на семьдесят шесть верст и в реке Терек, по течению его чрез участки, обозначенные положением о Кавказском Линейном казачьем войске под №№ 160, 161, 162». Здесь же пояснялось, что вышеуказанные «воды эти находятся в оброчном состоянии, с уплатою в доход вой-ска оброчных денег, в Каспийском море 3200 рублей в год, а в реке Терек 3575 рублей серебром в год» [460], итого 6575 рублей в пересчете на серебряный стандарт.
Из краткой выдержки представленного документа хорошо видно, что доходные рыболовные промыслы, которые в условиях многолетней войны с горцами Северного Кавказа волжцы не могли использовать по прямому назначению, были только формаль-но переданы в другое иррегулярное подразделение. Фактически же все общины Терско-го казачьего войска и в будущем лишались возможности пополнять свои семейные бюджеты за счет сбыта морепродуктов. Однако в продажу рыба иногда поступала, что и нашло свое отражение в официальных бумагах Волжской бригады [461].
О садоводстве в волжских общинах до нас дошли еще более отрывочные сведения. Вполне понятно, что люди всячески стремились посадить фруктовые деревья рядом со своими домами, а численность их год от года должна была возрастать. Доподлинно из-вестно, что посетивший Кавказскую Линию в 1834 году штабс-капитан русского Гене-рального штаба И.Ф.Бларамберг, очень нелицеприятно отзывался о местных фруктах и настоятельно советовал иностранцам их «не пробовать, так как… можно заболеть лихо-радкой» [462].
В 1837 году со страниц известного ведомственного журнала читающая публика страны смогла узнать о состоянии садоводства предыдущего года в далеких южных гу-берниях. В частности, в специальном разделе сообщалось, что «В Кавказской Области по-прежнему мало заботятся о плодовых растениях. Хотя в Кизляре и есть в плодовом саду фруктовые деревья, но по большей части посредственных сортов, летних и осен-них, зимние же яблони и груши привозят из Гимри – места, лежащего в горах за Тере-ком, но и эти очень посредственны. В казенном саду в Кизляре, есть несколько деревьев лучших сортов, из прививок, присланных из Никитинского сада, но жители поныне мало пользовались прививочными прутками. Около Георгиевска и Ставрополя есть довольно вишен, слив и яблок, но нет хороших зимних сортов». В дальнейшем, не известный автор уточнял, что «во всей Кавказской Области нынешний урожай весьма посредственен, абрикос и персиков вовсе не было» [463].
Из вышесказанного следует, что с садоводством были мало знакомы не только в районе станиц Волжской бригады, но и по всему региону, однако становится ясно, какие именно фруктовые деревья могли произрастать в казачьих общинах в эти десятилетия, кроме тутовника. Не изменилось подобное негативное положение по всему краю и в дальнейшем. Более того, к середине XIX века высказывались настойчивые пожелания закрыть казенное училище в Кизляре, как не оправдавшее возлагавшиеся на него надеж-ды и полностью прекратить его финансирование из государственного бюджета. Однако князь М.С.Воронцов считал, что «училище виноделия, кроме выделки вина, должно быть рассадником лучших и свойственных климату сортов винограда и фруктовых деревьев, для раздачи оных безденежно желающим» [464]. В данном случае царский наместник, в отличие от столичных чиновников, смотрел далеко вперед, и только напряженная военная ситуация сдерживала его планы, направленные на распространение лучших сортов виноградных лоз и черенков плодовых растений.
Вместе с тем, в станице Незлобной существовали многочисленные «рощи и сады» в количестве 1804 взрослых деревьев, о чем известно из обращения старейшин общины к вышестоящему начальству с просьбой о разрешении вырубить их для использования в строительстве на новом (современном) месте. На что первоначально пришел отрица-тельный ответ и строгий приказ «по возможности беречь их» [465]. Дело в том, что, не-смотря на несомненную принадлежность посаженных деревьев к незлобненской общи-не, чьими стараниями они и были разведены, в степной полосе Предкавказья уделялось повышенное внимание к увеличению численности лесных насаждений [466].
Еще в 1844 году вышел специальный императорский указ, определяющий строгие «штрафы за самовольную порубку леса во всех округах Кавказской Области». По нему за сажень «хворосту разного» полагалось взыскание в 2 рубля 50 копеек серебром. За такую же меру несанкционированного уничтожения «кустарника мелкого разного рода, старых пней, вершин и сучьев» полагалось заплатить 1 рубль 50 копеек [467, 468]. Обя-занность по сохранению скудных лесов находилась в ведение местного окружного на-чальства и осуществлялась назначенными для этого благонадежными казаками из числа внутрислужащих. Поэтому не могло быть и речи об одновременной вырубке сотен здо-ровых деревьев в мало лесистой местности, без предоставления убедительных причин и разрешения и, как минимум, за подписью Наказного атамана.
Занимались в казачьих общинах Волжского полка и разведением домашних пчел, в отличие от ближайших полузасушливых земель степного Предкавказья, на которых к лету разнотравье превращалось в однообразный унылый, серый и безжизненный пейзаж [469]. Первые известные сведения относятся к 1860 году, когда во многих станицах уже получали ценные продукты пчеловодства. Так, волжцам принадлежало 6250 «пчелиных колодок», из которых добыли 2033 пуда меда и 285 пудов воска [470]. (См. приложение, таблица № 68).
На следующий год количество ульев возросло на 112 и достигло 6362 штуки. С них накачали на 128 пудов больше, и сбор 1861 года составил 2161 пуд, а пчелиного воска собрали на 43 пуда меньше и в итоге получили 242 пуда, что также немало, учитывая трудоемкость процесса. При этом пчеловодством не занимались только в трех станицах, в том числе и в Незлобной [471]. (См. приложение, таблица № 68).
Стоимость же меда в 1861 году оценивалась в 5 рублей серебром за пуд и 28 руб-лей серебром за пуд пчелиного воска [472]. Таким образом, в этом году, в случае прода-жи всех продуктов пчеловодства, казаки волжских станиц смогли бы выручить 10805 рублей и 6776 рублей, а всего 17581 рубль в пересчете на серебряный стандарт. Подоб-ные высокие цены должны были стимулировать дальнейшее развитие этой отрасли в волжских станицах, но неожиданно произошел кратковременный спад.
В 1863 году количество ульев в Волжской бригаде сократилось до 4915 штук, с ко-торых получили только 1016 пудов меда и собрали 2900 пудов пчелиного воска. Как видно, по сравнению с 1861 годом, произошло сокращение меда более чем вдвое, но ко-личество воска получили почти в двенадцать раз больше, что, видимо, связано с при-родными перепадами температуры. В то же время, более половины ульев, находившихся в распоряжении станиц Терского казачьего войска, приходилось на волжские станицы. К тому же, почти половину меда накачали волжцы, и практически весь полученный воск собрали в исследуемых станицах [473]. (См. приложение, таблица № 75). Подобное количество воска вполне позволяло организовать производство свечей не только для се-мейного обихода, но и на церковные нужды.
Еще через два года волжские казаки имели 8076 «пчелиных колодок». Это на 3161 и 1714 штук больше 1863 и 1861 годов, что свидетельствует о заметном прогрессе в данной отрасли хозяйства. В 1865 году в Волжской бригаде накачали 4021 пуд меда и набрали 642 пуда воска, что составляет 75 процентов меда и около 78 процентов воска от общего количества во всем Терском казачьем войске и свидетельствует о значитель-ном превосходстве пчеловодства в станицах волжских казаков [474]. (См. приложение, таблица № 78).
Со временем важное место в хозяйственно-экономическом развитии волжских ста-ниц стала играть торговля. По решению правительства в 1835 году было разрешено по примеру Донского войска создать Торговое общество из чинов Кавказского Линейного казачьего войска. В правилах, утвержденных 21 января 1836 года, говорилось, что в об-ществе могут состоять казаки не моложе двадцати пяти лет, отслужившие пятнадцати-летний срок службы и «имеющие способ к торгам». Кроме того, каждый поступивший был обязан вносить ежегодный взнос в размере 225 рублей ассигнациями в войсковую казну и в случае просрочки лишался дальнейшей возможности вести торг в пределах станиц и возвращался «немедленно на службу на общем положении» [475].
Предоставленной возможностью воспользовались не все станичники, а только еди-ницы приступили к торговым операциям в порубежных селениях, что в условиях воен-ного времени и повсеместного сокращения доходов населения представлялось крайне рискованным предприятием. К 1 сентября 1843 года во всем Кавказском Линейном ка-зачьем войске официальной торговлей занимались 54 человека, из них 21 числились в Ставропольском полку, а к началу 1845 года осталось уже 47 торговцев, проходящих по спискам Военного министерства [476]. (См. приложение, таблица № 19).
Из волжских сотен в 1843-1844 годах еще ни один мужчина не состоял в Торговом обществе, так же как и в Горском, Владикавказском, Гребенском и Кизлярском полках [477]. (См. приложение, таблица № 21). Подобное положение связано не только с необ-ходимостью иметь свободные оборотные средства, чтобы платить соответствующей на-лог в войсковую кассу, но и с широко распространенным и устоявшимся мнением на Северном Кавказе о непрестижности для воина заниматься торговыми операциями, в отличие от выходцев из закавказских провинций, в результате чего и произошла своеоб-разная экономическая специализация между народами, населяющими край [478].
К 1857 году не всегда полезный стереотип претерпел изменения, и уже несколько человек из волжских общин состояли в Торговом обществе, а именно, по два казака из станиц Ессентукской, Георгиевской, Зольской и по одному из Саблинской, Верхнепод-горной, Марьинской, итого, 9 торговцев [479]. (См. приложение, таблица № 25). Коман-дование бригады в ежегодном отчете сообщало, что «каждый из них внес в Войсковой доход по 60 рублей, всего 540 рублей. Капитал этих казаков в деньгах и товарах состав-ляют в общей сложности 13440 рублей серебром». Помимо них, еще один казак «не со-стоящий в Торговом обществе, но ведущий мелочную торговлю… внес доход в 7 рублей 15 копеек». Здесь же вышестоящее начальство ставили в известность о проведении в станице Горячеводской «ярмарки один раз в год 24 июня. Сбыт на оной товаров произ-водится на сумму до 8253 рублей серебром» [480].
На следующий год в Волжском полку численность казаков в Торговом обществе осталась прежней, но произошли некоторые изменения. Так, в станицах Саблинской, Верхнеподгорной, Марьинской их количество не изменилось, а в Зольской уменьшилось на одного торговца и на столько же увеличилось в Георгиевской, достигнув трех чело-век. В станице Ессентукской казачьи торговцы вообще исчезли, но в таком же числе появились в общине станицы Кисловодской [481]. (См. приложение, таблица № 27).
Они, как и прежде внесли 540 рублей налогов, а их суммарное имущество исчисля-лась прошлогодней цифрой. Но количество временных продавцов, занимавшихся «ме-лочной торговлей» и «внесших в Войсковую сумму 42 рубля 90 копеек серебром», воз-росло до 6 человек. А сбыт товаров на горячеводской ярмарке достиг суммы уже 12136 рублей серебром [482]. Увеличение численности казаков, торгующих от случая к слу-чаю, и повышение оборотов ярмарочных торгов за один год на 3883 рубля (почти на треть) свидетельствует об общем развитии торговых отношений среди волжцев и даль-нейшей возможности увеличения финансовых оборотов в станицах.
О желании местных торговцев все активнее вести свои операции в казачьих общи-нах, свидетельствует отношение за № 4757, направленное из Министерства внутренних дел 20 октября 1861 года в Войсковое Правление Кавказского Линейного казачьего вой-ска. В нем командирам иррегулярных подразделений предлагается строго следовать ус-тановленным хронологическим рамкам по проведению различных торгов в районе их ответственности. В частности, полицейские чины Ставропольской губернии информи-ровали Наказного атамана, что продавцы, зная «в каких именно селениях и станицах, в какие именно дни должны существовать учрежденные ярмарки, а расчисляя время, в ко-торое необходимо прибыть с товарами они заблаговременно отправляются дней за пять или шесть до начатия настоящей ярмарки, чтобы устроив в порядке места торговли от-крыть продажу товара по крайней мере за три дня до ярмарки и хотя устройство мест не преграждается со стороны местного начальства» [483].
К 1862 году численность казаков Торгового общества в семи общинах Волжской бригады достигла 25 человек. В станице Марьинской, как и прежде, остался один торго-вец. В Александрийской и Зольской проводили коммерческие операции по два продав-ца, а в Верхнеподгорной уже было три. В Георгиевской станице их количество увеличи-лось до шести, а более всего – семь человек, проживало в большой станице Ессентук-ской [484]. (См. приложение, таблица № 37). Как видно, к окончанию военных действий, всего за два года количество волжских казаков, занимающихся торговлей, увеличилось более чем в три раза, но они находились только в половине станиц I-ой бригады Терского казачьего войска. При этом, существовали необходимые условия для расшире-ния торговых операций в ближайших селениях.
В то же время, выявленные нами архивные документы, представленные в «Ведомо-сти о средне справочных ценах, существовавших на разные предметы в I-ой Волжской Бригаде Терского казачьего войска в 1861 году», позволяют в полной мере определить наиболее важные товары и их рыночную стоимость. В документе показаны цены на добротное жилье, на некоторые стройматериалы, на топливо, на скот и корма, на про-дукты земледелия, скотоводства, рыболовства, пчеловодства и т.д. Становится совер-шенно ясно, на какие именно предметы торговли обращали внимание в высоких штабах и требовали подробные сведения о них [485]. (См. приложение, таблица № 79).
Вместе с тем, через три года, когда у жителей станиц оказалось гораздо больше времени для занятия собственными хозяйственными делами, в Торговом обществе уже зафиксировано 37 человек (что, однако, на два продавца меньше, чем в 1864 году, но больше всего во всем Терском казачьем войске, где их численность составляла уже 100 человек [486]). Из них в списках по станице Ессентукской значилось 14 человек, в Геор-гиевской – 6, в Александрийской – 5, в Зольской – 4, Марьинской – 3, Лысогорской – 2 и Верхнеподгорной – 1. В шести общинах Волжской бригады, торговцев из местных жи-телей в 1865 году не числилось, в том числе и в станице Незлобной [487].
Необходимо учитывать, что волжские казачьи общины постоянно стремились по-полнять станичные кассы за счет всевозможных источников. И к 1 сентября 1844 года в них числилось 5158 рублей 80  копейки серебром, из которых 713 рублей 72  ко-пейки были выданы в долг [488]. (См. приложение, таблица № 41). Однако к завершению календарного года, основная сумма с должников была взыскана, и таковых осталось только трое, на них оставалось еще 142 рубля 85  копеек [489]. (См. приложение, таблица № 80). В 1860 году Волжской бригаде принадлежало 9831 рубль 74 копейки се-ребром, что почти вдвое больше, по сравнению с 1844 годом [490].
На следующий год денежная касса I-ой Волжской бригады Терского казачьего вой-ска уменьшилась на 753 рубля 3  копейки, что, возможно, помимо прочего, связано с исключением станицы Бабуковской из числа волжских общин и окончательным пересе-лением основной части жителей на территорию Большой Кабарды. Всего же «состояло к 1 января 1861 года» 9831 рубль 81 копейка, затем «поступило в приход в 1861 году» 3918 рублей 54  копейки и после расходов в количестве 4671 рубль 57  копейки, к 1 января 1862 года бригадная касса составляла 9078 рублей 77  копейки серебром. При этом из четырнадцати станиц только в шести доходы превосходили годовые расходы. В станице же Саблинской к началу 1862 года касса оказалась вообще пустой, а в бюджет станицы Железноводской не поступило ни одной копейки. Самые большие поступления в количестве 740 рублей 50 копеек и расходы в 1274 рубля 43  копейки зафиксированы в станице Боргустанской [491]. (См. приложение, таблица № 81).
В незлобненской общине к началу 1861 года в станичной кассе находилось 969 рублей 5  копейки, что уступало только сбережениям станицы Боргустанской. В тече-ние года поступило 253 рубля 12 копеек, из которых 142 рубля 57 копеек были потраче-ны, то есть произошло положительное сальдо. В конце года станичная касса Незлобной оценивалась в 1079 рублей 60  копейки, более только в Железноводской [492]. (См. приложение, таблица № 81).
К окончанию т.н. Кавказской войны в кассе Волжской бригады насчитывалось 5607 рублей 85  копейки, что меньше, чем на 1 января 1862 года на 3470 рублей 92  копейки. Из них «на лицо» 2304 рублей 85  копеек и «в кредитных учреждениях» хра-нилось ровно 3303 рублей. Подобное сокращение, связанное со значительными непред-виденными расходами и уступало аналогичным суммам в Горском, Кизлярском и 1-м Владикавказском полках, в которых численность народонаселения была ниже, чем в волжских станицах [493]. (См. приложение, таблица № 82).
Пытались заниматься верхи северокавказского казачества и добычей пищевой соли. Так, в отчете Наказного атамана за 1865 год, подготовленного для императора Алек-сандра II, говорится, что в предыдущем году «I-ой Волжской Бригаде Терского казачье-го войска и двум старшинам Горского полка… принадлежат три соленых озера, нахо-дящиеся в пределах Астраханской губернии. Добывание на этих озерах соли жители производят сами под наблюдением местного начальства, но как урожай соли год от года оскудевает и едва достает жителям для собственного продовольствия, поэтому продажи не бывает». Здесь же добавлялось, что «жители Терского казачьего войска пользуются солью от казны, в количестве 2 пудов 5 фунтов на душу из Астраханских озер» по заве-денному давнишнему обычаю, уходящему в глубь веков [494].
Вполне понятно, что из за дальности расстояния, занятости населения волжских станиц, данный промысел не мог широко развиться, и казачество не получило от него никаких доходов, а снабжалось продуктом первой необходимости по давно установлен-ному порядку, также как и соседние общины от российского правительства [495].
В заключение раздела необходимо отметить, что в условиях военного противо-стояния во всем регионе часть жителей казачьих общин не выдерживали тяжелейшего ритма жизни и разорялись. Это, в первую очередь, связано с грубейшими просчетами армейского командования и успешными действиями подвижных конных отрядов имама Шамиля. При сложившихся обстоятельствах от российского правительства потребова-лось максимальное сосредоточение вооруженных сил и полная мобилизация всего ка-зачьего населения Кавказского Линейного казачьего войска. Ситуация осложнялась еще и тем, что «был неурожай на хлеб и травы» и вскоре в канцелярии Наказного атамана пришли к выводу, что «несмотря на неограниченные усердия к службе и готовность к перенесению всяких трудностей, (казаки) не будут в состоянии не только исправлять се-бя к службе лошадьми и оружием, но и прокормить свои семейства» [496].
В результате различных, крайне неблагоприятных объективных и субъективных причин, сложившихся в казачьих станицах, возникла острая необходимость в несколь-ких жестких распоряжениях генерал-майора С.С.Николаева. Одно из них представляет несомненный интерес для лучшего понимания хозяйственно-экономической ситуации в иррегулярных полках Кавказской линии. В нем, в частности, говорится: «Дошло до све-дения моего, что по некоторым станицам жители обоего пола бродяжничают по области для испрошения милости под видом дряхлости и крайней бедности.
В отвращения сего зла строго законом запрещаемого предлагаю господам полко-вым командирам обратить внимание, чтобы из станиц отнюдь для сего никто не отлу-чался, а дабы не было подобных отлучек под видом снискания работ, то станичным на-чальникам вменяется в непременную обязанность теперь уже проверить в станицах им вверенных, всех отсутствующих и привести в известность где, кто и зачем находится, что повторять сколько можно чаще. Старых, дряхлых и малолетних не могущих работать отдать на содержание их родственников, а если никого таковых нет, то вменить в обязанность содержать станичным обществам, могущих же работать отдавать в работ-ники благонадежным жителям и обо всех таковых составить списки с обозначением кто у кого находится.
Господам полковым командирам при объезде станиц самим проверять, нет ли от сего отступления, за которые с виновных строго взыскивать…» [497].
Из приведенного документа следует, что в совсем недавно богатых и процветаю-щих казачьих станицах Северного Кавказа появились не просто отдельные неимущие лица из военного сословия, но и то, что это негативное явление стало приобретать такие масштабы, что потребовалось вмешательство самого Наказного атамана. В результате обедневших представителей казачества стали в принудительном порядке отдавать в “батраки” к зажиточным станичникам, поэтому более не приходилось говорить об одно-родности казачьей общины.
В дальнейшем наиболее трудоспособные силы казачества все более эффективно использовались в закреплении на новых передовых позициях, что не могло не сказаться на общем улучшении стратегической ситуации в крае и в тоже время привело к ощути-мому сокращению производства сельскохозяйственной продукции на душу населения. Все это побуждало станичников искать помощи уже не у своего полкового начальства, а у высших офицеров Кавказской армии, которые не всегда были в состоянии оказать поддержку обедневшим казачьим семьям.
Отчаявшиеся представители станичных общин стали письменно обращаться непо-средственно к российскому самодержцу Александру II, что вызывало открытое раздра-жение в правящих кругах страны и, в первую очередь, у чиновников Военного мини-стерства. Ответом стал экстренный приказ за № 104 Наказного атамана генерал-майора Х.Е.Попондопулло по Кавказскому Линейному казачьему войску от 15 июля 1860 года: «В следствие предписания… господина начальника Главного Штаба Кавказской армии от 21 июня № 1673, предписываю господам бригадным, полковым, батарейным и ба-тальонным командирам… объявить всем служащим и отставным урядникам и казакам вверенных им частей Войска и при том строго внушить им, чтобы никто не дерзал бес-покоить прямо к Господину Императору, не основательными своими прошениями, так как всякая законная их просьба будет разобрана и уважена ближайшим их начальством. Приказ этот прочитать несколько раз на полковых станичных сборах, в сотнях, ротах и дивизионах» [498]. После чего за малейшее ослушание и неповиновение порубежное казачество подвергалось жесточайшему наказанию.
Таким образом, хлебопашество являлось одной из наиболее значимых отраслей сельского хозяйства в волжских станицах, и именно ей уделялось повышенное внима-ние, в том числе и со стороны военного начальства. Подробно изучив в течение не-скольких поколений качество станичных земельных наделов, казаки с видимым успехом использовали для посева различные хлебные злаки, главным образом, местных засухо-устойчивых сортов. Стремление к ежегодному увеличению запашки не всегда приводи-ло к ожидаемому результату, и средний урожай оставался невысоким. Отсутствие на го-сударственной службе наиболее трудоспособной части населения, побуждало порубеж-ное казачество к ведению примитивных и отсталых методов хозяйствования. Вместе с тем, земледельческие общины засевали обширные площади под озимые и яровые куль-туры, включая огородные растения, которые создавали разнообразие в скудном рационе большинства семей.
Ближе к окончанию военных действий в северокавказском регионе, когда волжцы смогли больше времени уделять собственным домашним делам, они, при меньшем объ-еме семян, сумели получить гораздо больший урожай по основным сельскохозяйствен-ным культурам, что свидетельствует о возможности дальнейшего развития хлебопаше-ства. Однако постоянная угроза голода в отдаленном районе государства, связанная с неблагоприятными погодными условиями, регулярными налетами саранчи, приучила казачество, по распоряжению правительства, под присмотром ответственных лиц, еже-годно сдавать фиксированную часть урожая в специально оборудованные станичные хлебные магазины. Откуда, в случае крайней необходимости, зерно выдавалось в долг, тем самым, позволяя обедневшим семьям возобновить посевы на своих участках и обес-печить себя продовольствием на ближайший год.
Скотоводство, несмотря на то, что, по мнению командиров Волжских казачьих полков, было наиболее развитой отраслью сельского хозяйства, в основном, базирова-лось на устаревших методах. Занятость казачества, отсутствие планомерной племенной работы привели к ухудшению поголовья домашних животных. В течение всего военного периода, количество рабочих волов, свиней, коров и гулевого скота, практически оста-валось на прежнем уровне, и относительное увеличение в отдельных станицах не могло полностью соответствовать возрастающим потребностям казачьего населения. Овцевод-ство, ранее составляющее значительную долю среди домашних животных, вообще по-несло огромные потери и к завершению крупномасштабных военных действий стреми-тельно сократилось в несколько раз.
Не лучше складывалось положение и в коневодстве, где поголовье лошадей зачас-тую сокращалось. С исключением бабуковцев из Военного ведомства и их окончатель-ным переселением в кабардинские аулы, положение в этой отрасли должно было ухуд-шиться, так как жители станицы, населенной северокавказскими горцами традиционно занимались разведением лучших пород, которыми снабжали своих ближайших соседей. Однако в Волжской бригаде существовал единственный войсковой конный завод на территории терских станиц, на котором старались проводить селекционную работу. В то же время с сокращением численности казачьих сотен на рубеже 50-60-х годов отпала необходимость содержать прежнее количество строевых лошадей, представляющее со-бой непомерную обузу для многих обедневших хозяйств.
Эпидемические болезни, случающиеся кражи домашних животных также сказыва-лись на поголовье скота и лошадей в станицах. Но для предотвращения непредвиденных потерь казачьи общины ужесточали охранные меры, особенно в ночное время суток, и повсеместно производили заготовку на зиму кормов. При этом заготовка сена осуществ-лялась и для казенных хранилищ, количество которых также как и в станицах, год от го-да увеличивалось, что позволяло лучше планировать ведения грамотного хозяйства.
Присутствовало в станицах волжских казаков и садоводство, которое, также как и на всем Северном Кавказе, не достигло заметных результатов, несмотря на наличие вы-сококачественных прививок в Кизлярском городском казенном питомнике. Фруктовые сады, если они были в отдельных поселениях, в основном, были засажены не очень хо-рошими летними сортами деревьев, урожай которых поступал в распоряжение хозяев и иногда доставлялся на местные рынки. В редких садах либо поблизости от казачьих до-мов в небольшом количестве имелись и тутовые деревья. Однако к завершению про-должительной войны добыча качественного шелка практически полностью прекрати-лась в общинах, и шелководство, как доходный промысел, полностью угасло.
В отличие от многих отраслей сельскохозяйственного производства, сложившихся в первой половине XIX века в Центральном Предкавказье, пчеловодство достигло впе-чатляющих успехов во многих общинах. Основная масса пчелиных ульев, накаченного меда и добытого воска в пределах Терского казачьего войска приходилась на станицы Волжской бригады. Количество конечного продукта позволяло казачеству ежегодно по-лучать доход на многие тысячи рублей, и уже к 60-м годам были созданы все необходи-мые условия для разведения новых семейств пчел в дальнейшем.
Виноградные сады, начавшие свое стремительное движение по казачьим станицам, в силу целого ряда субъективных и объективных причин полностью пропали уже в 30-х годах. В результате, волжские казачьи общины не были знакомы с виноградарством и не занимались виноделием, винокурением и спиртокурением. Также полностью отсутство-вало промышленное рыболовство. А после того, как у Волжской бригады были отобра-ны участки на побережье Каспийского моря и переданы в долгосрочную аренду, исчезла и теоретическая возможность развить широкомасштабную добычу морской рыбы, включая ценных осетровых пород. Появляющаяся на рынках рыба, в основном, была привозная из соседних районов, либо выловленная в небольшом количестве во внутренних водоемах и не могла в полном объеме удовлетворить потребности казачества в столь нужном продукте питания.

3.2. Особенности жизни и быта волжских казачьих станиц

После окончания масштабных военных действий на Северном Кавказе, повседнев-ная жизнь во всем регионе претерпела значительные изменения. Казачьи общины I-ой бригады Терского казачьего войска не остались в стороне от этого процесса, тем более что во всей стране начались грандиозные перемены, обусловившие прорыв России во многих областях. В 1864 году численность волжских станиц составила 13403 мужчины и 12519 женщин, итого 25922 жителя Военного ведомства, а вместе с прочими сосло-виями 26411 человек [66]. (См. приложение, таблица № 84). Всего за один год количест-во мужского казачьего населения возросло на 725 и женского на 575, итого на 1300 жи-телей и составило 24622 человека. При этом 1 казак был исключен из своей общины, а 15 человек поступили в подчинение бригадному командиру [67, 68]. (См. приложение, таблицы №№ 38, 84). Но в годовом отчете командира бригады подчеркивалось, что уве-личение численности народонаселения произошло «от рождения» [69]. Они проживали в четырнадцати станицах, которым составили краткую характеристику, сохранившуюся в фонде «Войскового хозяйственного Правления Терского казачьего войска», после предписания за № 1087, полученного командиром I-ой Волжской бригады из управле-ния генерал-квартирмейстера Кавказской армии 13 июня 1861 года [70].
«Саблинская устроена в 1789 году при реке Сабли просторными дворами без ого-рожи плетнем, которая находится в посредственном состоянии.
Александрийская устроена в 1785 году при реке Куме просторными дворами без огорожи кругом плетнем, находится в посредственном состоянии.
Верхнеподгорная устроена в 1785 году при реке Куме просторными дворами без огорожи плетнем, находится в хорошем состоянии.
Георгиевская устроена в 1830 году при реке Подкумке просторными дворами без огорожи плетнем, находится в хорошем состоянии.
Незлобная устроена в 1862 году при реке Подкумке просторными дворами без огорожи плетнем, находится в хорошем состоянии (выделено нами - авторы).
Лысогорская устроена в 1862 году при реке Подкумке просторными дворами без огорожи плетнем, находится в хорошем состоянии.
Новопавловская устроена в 1848 году при реке Куре просторными дворами, огоро-жена кругом плетнем с вырытым близ нее рва, находится в хорошем состоянии.
Марьинская устроена в 1829 году при реке Малке просторными дворами без ого-рожи плетнем, находится в хорошем состоянии.
Горячеводская устроена в 1825 году при реке Юце просторными дворами без ого-рожи плетнем, находится в хорошем состоянии.
Зольская устроена в 1849 году при реке Золке просторными дворами, огорожена кругом плетнем с вырытым близ нее рва, находится в хорошем состоянии.
Железноводская устроена в 1843 году при железноводских минеральных источни-ках просторными дворами, находится в хорошем состоянии.
Кисловодская устроена в 1825 году при реке Подкумке просторными дворами без огорожи плетнем и находится в хорошем состоянии.
Ессентукская устроена в 1825 году при реке Бурукте просторными дворами без огорожи плетнем и находится в хорошем состоянии.
Боргустанская переселена в 1860 году при реке Бурукте просторными дворами без огорожи плетнем и находится в хорошем состоянии» [71].
В 1865 году в волжских станицах насчитывалось 1290 каменных и 3035 деревянных строений, итого, 4325 домов, что больше предыдущего, соответственно на 18 и 263 жи-лые постройки. Из них в станице Незлобной располагалась 1 церковь, 2 хлебных мага-зина, 2 лавки, 264 дома и 2 «станичных управления и других учреждений», одно из ко-торых было каменное, итого, 1 каменное строение и 270 сооружений из дерева [72]. (См. приложение, таблица № 40).
По сведениям полковника Ф.Ф.Федюшкина за 1865 отчетный год в иррегулярной бригаде насчитывалось войсковых домов каменных – 5, деревянных – 2, деревянный мост – 1. Общественных деревянных строений значилось: церквей – 15, молитвенный дом – 1, часовня – 1, мечеть – 1. Кроме того, хлебных магазинов – 27, из них 2 каменных, станичных и других учреждений – 29, из них только 8 каменной кладки, а также 1 каменная баня, мостов – 16, из них 7 каменных и в отсутствие речных паромов, была возведена надежная переправа «плотинная» - 1. К частновладельческим строениям от-носились 1141 каменных и 2812 деревянных домов, 4 каменных и 13 деревянных торго-вых станичных лавок, 82 каменные и 86 деревянных бань, а также 49 деревянных мель-ниц. Всего же на территории Волжской казачьей бригады насчитывалось 1307 каменных и 3045 деревянных строений, итого 4352 дома [73].
При этом необходимо отметить, что жилых домов было больше всего на террито-рии Терского казачьего войска, а каменные бани находились и функционировали только в волжских станицах. Однако кроме представленных строений в Волжской бригаде в примечании еще отмечены: «на войсковой земле постов и резервов – 12, из них 1 камен-ный, 4 деревянных, 8 устаревших и содержанных казаками с употреблением денег из станичных сумм на покупку тех материалов, коих нельзя приобрести собственными средствами казаков» [74].
В этих дома, во всех волжских станицах проживало 3195 семей. Из них в незлоб-ненской общине насчитывалось уже 245 семей, что немного уступает крупным станицам бригады, а именно Горячеводской и Ессентукской, где соответственно зафиксировано 306 и 462 семьи. Численность же казачьего населения в 1865 году составила 13334 муж-чины и 12550 женщин, итого 25884 жителя. В станице Незлобной, несмотря на трудно-сти переселения, на новом месте обжились 828 казаков и 807 казачек, итого 1635 чело-век обоего пола [75]. (См. приложение, таблица № 85).
Помимо них уже во всех волжских станицах, без исключения, постоянно прожива-ли представители «посторонних сословий», что позволяет говорить о дальнейшем засе-лении и освоении отдаленного края. Так, в официальных документах отмечено 329 мужчин и 162 женщины, итого, 491 человек. Не считая небольшой станицы Железно-водской, где было всего 30 семей и 2 иногородних, в станице Незлобной поселилось всего 5 мужчин и 2 женщины, итого 7 человек. Всего же на землях двух полках Волж-ской бригады Терского казачьего войска зафиксировано 26375 людей обоего пола из различных сословий [76]. (См. приложение, таблица № 85).
Дальнейшую численность населения станицы Незлобной в пореформенный период можно проследить из подробной «Летописи о Михайло Архангельской церкви станицы Незлобной». Служитель церкви подробно сообщает о количестве всех прихожан, о ро-дившихся и умерших, большая часть из которых принадлежала к войсковому сословию. В то же время, между церковными данными о жителях ходивших на церковные службы и официальными документами Волжской бригады за 1865 год есть существенные раз-личия [77, 78]. (См. приложение, таблицы №№ 12, 85).
Вплоть до 1903 года имеется возможность проследить количество церковных бра-ков, ежегодные радостные и печальные события в семьях станицы Незлобной. Можно определить численность прихожан и до 1904 года, но с учетом необъяснимых пока по-правок на церковные сведения. Имеющиеся в нашем распоряжении статистические ма-териалы из печатных изданий начала прошлого столетия, получаемые редакцией из го-сударственных областных учреждений, в очередной раз показывают несоответствие в статистике. Так, в Терском календаре сообщается о 510 дворах и «душ обоего пола» – 3300, а также «в церковном хуторе станицы Незлобной» было построено еще 6 домов, в которых проживали 38 человек, итого 516 жилых строения и 3338 людей [79]. В мате-риалах священнослужителей за этот же календарный год говорится о 2507 прихожанах [80]. (См. приложение, таблица № 12).
К 1907 году количество дворов в станице Незлобной сократилось до 486 [81], а к 1914 году население возросло до 4633 «жителей обоего пола» [82]. Таким образом, за семь лет численность домов уменьшилась на 30 жилых строений, что свидетельствует о материальных затруднениях среди станичников. А количество жителей, в число которых входило и “иногороднее” население, увеличилось на 1295 человек, что позволяет судить о наличии рабочих мест на местных обрабатывающих предприятиях и железно-дорожной станции.
В церковно-приходской «Летописи» дополнительно сообщается о том, что в 1910 году в станице Незлобной насчитывалось «3222 обоего пола» из них «крестьян – 252 че-ловека обоего пола». Во время империалистической войны численность жителей не со-кратилась, а увеличилась, и в 1916 году достигла уже 3684 мужчин и женщин [83]. По-скольку основная масса казачества призывного возраста находилась в окопах на герман-ском фронте, то помимо естественного прироста прихожан, можно предположить уве-личение рабочих на железнодорожной станции, задействованных на обслуживании все возрастающего количества грузопотока.
В числе показанных ранее зданий на территории Волжской бригады находились и школы. К 1866 году во всех станицах, кроме Железноводской, были построены и функ-ционировали начальные учебные заведения [84]. (См. приложение, таблица № 42). Сре-ди них состояло и «мужское училище для обучения малолетних офицерских и казачьих детей», в которых проходили обучение 395 казачат под присмотром 14 педагогов [85]. Не вызывает сомнения, что в течение ряда предыдущих лет десятки, если не сотни, мо-лодых людей получили азы образования в полковых и станичных школах либо у наибо-лее грамотных жителей казачьих станиц.
Первые известные нам документальные сведения о наличии школ в станицах волж-ских казаков относятся к 1844 году. Так, в «Ведомости о состоянии полковой экономи-ческой суммы Волжского казачьего полка с 1 сентября 1843 года по 1 сентября 1844 го-да» сообщается о выдаче «учителю Восуенскому за обучение грамоте малолетних детей полка сего за сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь 1843 года, январь, февраль, март, ап-рель и май 1844 года» – 107 рублей 12  копейки серебром. А также «на покупку учеб-ных книг и прописей для пятидесяти мальчиков, обучающихся грамоте в полковом учи-лище» выделили 61 рубль 42  копеек серебром и «на выписания издаваемого по Высо-чайшей воле журнала для чтения воспитанникам военно-учебных заведений за истекший год для школы сего полка» потратили 5 рубля 10 копеек серебром. Всего на нужды образования расходы составили 173 рубля 65  копейки в серебряном эквиваленте [86]. (См. приложение, таблица № 41).
Уже в 1844 году во все иррегулярные подразделения были направлены запросы о «молодых людях», желающих продолжить обучение в Харьковском университете. В станицах местные начальники информировали жителей о предоставленной возможно-сти, о чем командир Волжского полка Евдокимов рапортовал Наказному атаману. К со-жалению, не совсем ясно нашлись ли среди волжской молодежи абитуриенты [87], но сам этот факт красноречиво свидетельствует о стремлении военного командования под-готовить грамотных специалистов из числа порубежного казачества.
В это же время уже во всех полках Кавказского Линейного казачьего войска функ-ционировали учебные заведения. При этом, в отличие от некоторых соседних подразде-лений, в Волжском полку еще не завели станичных школ, но также, как и в большинстве образовательных учреждениях, обучение учащихся проводил только один педагог. Ис-ключение составляли восемь небольших школ, в недавно образованном Владикавказ-ском полку, в которых учителей было всего четверо, а занятия в остальных, по всей ви-димости, проводили наиболее грамотные люди из числа казачества. Всего же во всех полковых и станичных школах под бдительным присмотром 21 должностного лица, по-лучавших соответственное жалованье, обучение проходили 59 офицерских и 930 ка-зачьих детей, всего же 989 человек [88]. (См. приложение, таблица № 86).
Именно в станичных школах Владикавказского казачьего полка, несмотря на зна-чительные трудности, связанные с обустройством на новом месте, количество учащихся на душу населения было выше всего по Войску. В примечании к представленной табли-це говорится, что «по народонаселению в казачьих полках состоящему учащихся: Кав-казском из 210 один человек, Кубанском – 104, Хопёрском – 124, Волжском – 147, Ставропольском – 87, Горском – 110, Моздокском – 89, Гребенском – 40, Кизлярском – 88, Владикавказском – 19». Из чего следует, что положение с образованием подрастаю-щего поколения в станицах волжского полка оставляло желать лучшего, а хуже было только в станицах Кавказского казачьего полка [89].
Вскоре ситуация с открытием новых учебных заведений в городах, крестьянских селах и казачьих станицах заметно изменилась к лучшему, что связано с плодотворной деятельностью графа М.С.Воронцова. Императорский наместник, в первую очередь, создал единую систему управления всеми учебными заведениями в обширном крае и напрямую подчинил их себе. Во-вторых, он добился приема кавказских студентов на восточное отделение Санкт-Петербургского университета, а затем и в другие высшие учебные заведения, в том числе и зарубежные. В-третьих, выделялись специальные сти-пендии уроженцам Кавказа для адаптации к новым условиям и повышения собственных знаний. Со временем, благодаря неустанным хлопотам Михаила Семеновича, «стала на-мечаться последовательная линия – предоставление кавказской молодежи льгот и усту-пок» [90]. А пока же происходила “вербовка” выпускников восточных отделений в сто-личных городах для работы учителями в селениях на передовой линии и создавался фундамент из крепких педагогических кадров.
В 1845 году с введением нового «Положения» о Кавказском линейном казачьем войске была утверждена единая образовательная программа для всех казачьих полковых школ от Черного до Каспийского морей (каждая рассчитана на 50 учеников). Предполагалось изучать следующие науки: закон божий, грамматику, арифметику, чистописание и рисование. Учителей живописи повсеместно не хватало, поэтому этот предмет практически не велся, и еще долгое время местная детвора была лишена возможности постичь искусство рисования. В каждой школе планировалось иметь по три преподавателя: «одного по закону божию, другого по грамматике и арифметике, и третьего по чистописанию и рисованию. Им определено содержание в год: первому 42 рубля 90 копеек; последним по 35 рублей» [91].
Однако грамотных учителей на отдаленной российской окраине, в районе система-тических кровопролитных стычек, катастрофически не хватало [92]. Студенты из севе-рокавказского региона, отправленные на обучение в лучшие учебные заведения страны, еще не успели получить образование и не могли приступить к преподавательской дея-тельности на родине. Поэтому прошел не один учебный год, прежде чем количество хо-рошо подготовленных педагогов и учеников в станицах Кавказского Линейного казачье-го войска стало соответствовать установленным общероссийским программам и требо-ваниям.
Следует отметить, что во время долголетнего правления самодержца Николая I только Кавказскому линейному казачьему войску было выделено сорок две вакансии за войсковой счет для учебы «в посторонних учебных заведениях, как-то университетах, медико-хирургической академии, училища правоведения, в лесном и межевом институ-те, в горном корпусе, строительном училище, Московском коммерческом училище, ка-детских корпусах и военных училищах, в гимназиях, в фельдшерских школах, институ-тах и т.п.». В 1850 году в казачьих станицах на Северном Кавказе существовало уже ше-стнадцать полковых и столько же станичных училищ, в которых в общей сложности обучалось различным наукам 1171 учеников [93].
Комплекс предпринятых мер в Кавказском Линейном казачьем войске имел свои положительные последствия, и уже 1857-1858 годах на территории волжских общин на-считывалось две полковые и четыре станичные школы. В них педагогическую деятель-ность вели 6 опытных учителей, а количество учеников возросло до 200 человек. При этом «все учащиеся поведения хорошего и учатся прилично» и здесь же добавлялось, «что число грамотных со временем будет достаточно для бригады» [94, 95].
К 1860 году ситуация в волжских общинах еще более улучшилась. В полковых училищах и станичных школах преподавали уже 14 человек, а занятия регулярно посе-щали 398 учеников. Таким образом, всего за два года педагогический коллектив возрос более чем вдвое, и учащихся стало на 198 человек больше [96]. Это, в первую очередь, позволяет судить об изменении ситуации в области образования ближе к окончанию долголетней войны на Кавказе. На следующий учебный год, при том же количестве пе-дагогов, количество школяров сокращается на 22 человека и остается при образователь-ных учреждениях 376 детей. Однако в 1861 году в Ставропольской губернской гимназии проходили обучение 3 ученика из волжских станиц и еще 9 мальчиков получали образо-вание в различных училищах, возможно, в юнкерских и артиллерийских [97].
Всего же в станицах I-ой Волжской Бригады Терского казачьего войска в 1861 году проживало, помимо юношей, готовых на военную службу, в офицерских домах 38 и в семьях нижних чинов 5099 мальчиков, итого 5137 казачат [98]. (См. приложение, табли-ца № 37). То есть, в волжских станицах школу посещал в возрасте от 1 года до 17 лет каждый тринадцатый ребенок и это, если не учитывать юношей, обучающихся различ-ным наукам в посторонних заведениях за пределами своих станиц. Подобная статистика выглядит довольно неплохо для того времени, с учетом того, что большая часть населе-ния страны вообще не посещала школ и оставалась неграмотной.
В 1861 году во время разделения Кавказского Линейного казачьего войска на две части, также как и с количественным составом Лейб-гвардейских сотен в столице импе-рии, произошло определение числа вакансий в учебных заведениях страны для терцев и кубанцев. В «Строительное училище главного управления путей сообщения и публич-ных зданий», в «Императорский Московский Университет», в «Институт корпуса инже-неров путей сообщения» и в «Аудиторское училище» выделялось по 1 учебному месту. В «Кадетские корпуса» оставалось 3 места, в «Школе Кавказских межевщиков» – 8, в «Ставропольской женской гимназии Святой Александры» – 9 и в «Ставропольской гу-бернской гимназии» – 10. Всего на Терское казачье войско приходилось 33 места для юношей и 10 для девушек, итого 43 офицерских детей ежегодно могли проходить обу-чение за счет бюджетных средств [99]. (См. приложение, таблица № 87).
На момент разделения единого казачьего Войска, терцы использовали все свои ва-кансии, за исключением одной женской. Более того, в «Аудиторском училище» и в «Ставропольской губернской гимназии», где обучение проходили 3 юноши из волжских станиц, количество обучающихся было, соответственно, больше на 1 и 7 человек, что позволяет судить о востребованности учебных мест для общин Терского войска. Всего же в 1861 году из северокавказских станиц в различных образовательных учреждениях страны, в том числе и в лучших высших учебных заведениях, обучение проходили 87 юношей и 30 девушек, всего же 117 человек, проходящих по спискам Военного мини-стерства [100]. (См. приложение, таблица № 87).
В 1864 году на территории Волжской бригады Терского казачьего войска препода-вательскую деятельность осуществляли 15 учителей, у которых получали основы на-чального образования 395 детей из офицерских и казачьих семей. О высоком уровне профессиональной подготовки некоторых педагогов говорит тот факт, что уже в 1865 году представитель волжского казачества продолжил образование в старейшем россий-ском вузе – Московском университете. Одновременно с ним в «Ставропольской губерн-ской гимназии» обучалось 3 юноши, в «Школе Кавказских межевщиков» – 2 и в новом учебном заведении, во «Владикавказском горном училище» – 1, итого 8 казаков, что на 3 человека больше, чем в предыдущем году [101].
Следует отметить, что содержание казачьих школ и жалованье преподавателям на-числялось из станичных сумм. В 1871 году во всех учебных заведениях Георгиевского отдела, в котором находилось двадцать шесть станиц, только три человека имели сред-нее педагогическое образование после окончания курсов Кубанской учительской семи-нарии. Стараясь поднять общий уровень образования, местное начальство только в 1876 году направило двух хорошо подготовленных юношей – П.Гетманцева и И.Брянцева из станиц Ессентукской и Александрийской, для получения специального педагогического образования в Екатеринодар, что позволяет говорить о заинтересованности волжского казачества в создании крепкой учительской базы [102].
В «Летописи о Михайло Архангельской церкви станицы Незлобной», глава XIII на-зывается «О прихожанах», в которой один из параграфов проходит под названием – «Грамотность». В нем приходской священник коротко повествует о наиболее значимых событиях в области начального образования, заслуживающих внимания, происходив-ших в незлобненской общине в переломные моменты в истории российского государст-ва.
«До 1860 года училища в станице не было, грамоте учили священники в своих до-миках и другие грамотные. Учение было мирское…, учили читать церковные книги и подписывать свое имя. Из школы священника Сиротина вышел хороший псаломщик.
С 1860 года стали заводить в станице школы. Помещения были плохие, с земляным полом, столы были сбиты на живую нитку, учеников собиралось до двадцати мальчиков, которых учили малограмотные казаки и солдат за рублей 30-40 в год. Затем были преподаватели – священники. Ответственности никакой не было, за порядком в школе никто не наблюдал. Так было до 1875 года, когда школа поступила в ведение дирекции. С того времени школа улучшилась…
В 1893-1894 (учебном - авторы) году, в станичной школе обучалось семьдесят пять душ, в том числе пятнадцать девочек. Учительницею шестой год состоит вдова чинов-ника – Мария Иоанновна Ждановская… Окончила курсы Ставропольской женской гим-назии. (Возраст - авторы) 40 лет. Жалованья в год 240 рублей. Ученики поведения от-личного» [103].
В 1898 году в станице Незлобной были уже две школы. А именно, церковно-приходская, где учительствовали Параскева и Шебашева. В станичном двухклассном училище преподавательскую деятельность осуществляли: священник Александр Анд-реевич Полинский-Кедров, Алексей Иванович Величко. Заведующим состоял Павел Николаевич Брусянов и попечителем учебного заведения выступал Георгий Елевферье-вич Ляски [104].
Не менее важным для плодотворной деятельности казачества и сохранения здоро-вья подрастающего поколения являлось развитие медицинского обслуживания в стани-цах, особенно в пограничных районах, в местах наибольших контактов с соседними гор-скими народами. Именно там серьезную опасность представляла угроза занесения опас-ных болезней, в частности, чумы, из ближайших северокавказских аулов, куда она регу-лярно попадала из закубанских селений, ведущих активную торговлю с турецкими куп-цами на черноморском побережье. Поэтому обо всех случаях появления быстро распро-страняющейся заразы вблизи российских пределов, военное командование незамедли-тельно предупреждало всех ответственных чиновников карантинных застав, чтобы «с тех мест людей… пропускаемы не были, да и вещей никаких принимаемо и выменяемо не было» [105]. Но предпринимаемые меры не всегда помогали и по сообщениям мест-ного начальства «аулы близ Бештовых гор, в том числе даже Бабуковский в четырех верстах от Георгиевска объяты были свирепством язвы (чумы - авторы) в летнее время 1804 года» [106].
В последующие годы жесткие меры, в том числе и военные, направленные на упо-рядочивание перехода через российскую границу, принесли плоды, но оставалась серь-езная угроза заболевания оспой. Переносчиками ее часто выступали народы, беспрепят-ственно передвигавшиеся вблизи российских поселений. По этой причине, летом 1839 года Николай I «признал полезным ввести у калмыков, кочующих в Астраханской гу-бернии и Кавказской Области прививание предохранительной оспы» [107].
В полках Кавказского Линейного казачьего войска, сознавая всю важность пробле-мы, стремились максимально использовать внутренние резервы, так как в первой поло-вине XIX века квалифицированных врачей во всем регионе катастрофически не хватало, и их приходилось приглашать из Центральной России [108]. С этой целью станичные общины стали выделять часть своих финансовых средств на приобретение «оспоприви-вательного инструмента», использование которого увеличивалось с каждым годом [109].
Подготовив обученные медицинские кадры во многих населенных пунктах Север-ного Кавказа, определив им твердое жалованье, и создав необходимую материальную базу к середине XIX века, правительственные чиновники приступили к решению труд-ной задачи. Необходимо было разъяснить малограмотному, а зачастую, и невежествен-ному населению, важность и безопасность противооспенной прививки, а также подгото-вить медицинские инструменты для проведения вакцинации нескольких тысяч человек и доставить все необходимое в казачьи станицы.
Разработанную процедуру вакцинации, в первую очередь, проходили малолетние дети, главным образом, новорожденные, наиболее подверженные действию смертельно опасной болезни. Так, к 1848 году во всех станицах VI-ой Волжской бригады Кавказско-го Линейного казачьего войска остались «не привиты оспой» 242 ребенка, к которым прибавилось еще 404, итого 646 мальчиков и девочек. В течение года успешное оспо-прививание во всех волжских общинах, кроме станицы Александрийской, прошли 342 ребенка. Однако к 1849 году осталось еще 304 мальчика и девочки, которым вакцина-цию не провели. В станице Незлобной прививку сумели сделать только 40 детям, а 60 должны были дожидаться своей очереди. Схожая картина наблюдалась и в соседних ка-зачьих общинах [110]. (См. приложение, таблица № 88).
В документе не указывается причина, по которой оспопрививанию подверглись немногим более половины детей. Но, по нашему мнению, это может быть связано с не-обходимым количеством сыворотки, которую не успевали готовить в соответствующих медицинских учреждениях отдаленного края. Все сделанные прививки оказались удач-ными, что говорит о высокой степени подготовленности кадров во всех волжских ста-ницах.
В 1857 году на территории волжских станиц «предохранительная оспа привита младенцам – 1058» [111], что более чем в три раза превышает количество вакциниро-ванных детей, по сравнению с 1848 годом. Вместе с тем, в этом же году в казачьих семьях появилось на свет – 530 мальчиков и 543 девочки, итого, 1073 ребенка, и это не-много больше, чем тех, кому сделали прививку [112]. (См. приложение, таблица № 25). Подобное разночтение в 15 человек может быть связано с рождением детей после про-ведения оспопрививания или со смертностью младенцев в первые месяцы жизни.
На следующий год еще 1037 детей прошли уже хорошо знакомую медикам проце-дуру [113]. При этом, родилось 516 мальчиков и 497 девочек, итого, 1013 детей [114]. (См. приложение, таблица № 27). Так же как и в предыдущем году, наблюдается несоот-ветствие уже на 24 ребенка, что может быть связано с вышеозначенными причинами. Но и в этом случае, если принять во внимание только смертность новорожденных, она со-ставляла немногим более двух процентов от общего количества младенцев.
В «Ведомости о количестве детей обоего пола, которым привита предохранитель-ная оспа в станицах Кавказского Линейного казачьего войска в 1858 году», представле-ны несколько иные статистические данные за подписью генерал-майора Н.А.Рудзевича. В канцелярии Наказного атамана зафиксировано количество сделанных прививок за ян-варскую, майскую и сентябрьскую трети. Так, в волжских станицах, соответственно провели 340, 198 и 293 противооспенных вакцин, итого, 831, причем, все прошли ус-пешно. Всего же в иррегулярных полках за первые четыре месяца было сделано 3683 прививки, затем еще 3181, из которых только 1 и 8 оказались «не привиты», в основном, в станицах Кизлярского полка. (В казачьих низовых общинах Терека из-за неблагопри-ятного климата традиционно наблюдалась наиболее плохая медицинская обстановка, чем во всем крае [115]). Однако в обнаруженных документах окончательные данные со-ставлены не были из-за отсутствия точных сведений из трех казачьих подразделений [116]. (См. приложение, таблица № 89).
По всей видимости, в представленной выше «Ведомости» за 1858 год, приведены предварительные сведения о сделанных прививках в казачьих станицах. Именно этим и можно объяснить разницу в 206 детей, которым сделана противооспенная прививка, между статистическими сведениями, вписанными в окончательный годовой отчет ко-мандира VI-ой Волжской бригады и предварительными данными, составленными в Войсковом правлении Кавказского Линейного казачьего войска [117, 118].
В 1860 году во всех, без исключения, волжских общинах, «прививки предохрани-тельной оспы» были проведены 426 мальчикам и 420 девочкам, всего 846 детям. Из них больше всех сделали в станице Незлобной, а именно, 97 и 76, итого, 173, а меньше всего – 14 в станице Железноводской. Причем, все они принялись, что лишний раз подчерки-вает высокую квалификацию работников медицины [119]. (См. приложение, таблица № 90).
На следующий год во всех подразделениях Терского казачьего войска зафиксиро-ваны за январскую треть – 1378, за майскую – 1101 и сентябрьскую – 1114, а всего – 3593 противооспенных прививки. Из них в I-ой Волжской бригаде, в двух полках, соот-ветственно, – 316, 235 и 230, итого, 781 вакцинация. Все они были проведены успешно, и можно только предполагать, сколько молодых жизней сохранили для будущих поко-лений простые станичные медики. Ведь в примечании к «Ведомости о количестве детей и взрослых, которым привита предохранительная оспа в станицах Терского казачьего войска в 1861 году», говорится о том, что «с 1 января 1861 года по 1 января 1862 года в казачьих семьях родилось 4860 мальчиков и девочек, из которых скончалось 430» [120]. (См. приложение, таблица № 91).
В 1865 году в волжских общинах насчитывалось «фельдшеров – 13, медиков – 3, лекарский помощник – 1». Они общими усилиями провели вакцинацию «689 младенцев» [121], в число которых входило большинство представленных в «Списке фельдшеров и медицинских учеников в станицах I-ой Волжской Бригады Терского казачьего войска на 19 августа 1866 года». В двух станицах, в том числе, и в Незлобной, находились на службе старшие фельдшеры, а еще в десяти отмечены младшие фельдшеры, и один состоял в комплекте 1-го Волжского полка. В станицах Ессентукской, Георгиевской и во 2-ом Волжском полку врачи отсутствовали. Но один из трех фельдшерских учеников, «находившихся на обучении в Георгиевском военном госпитале», принадлежал к георгиевской казачьей общине, а остальные были из близлежащих станиц: Незлобной и Верхнеподгорной [122]. (См. приложение, таблица № 92).
Все станичные эскулапы, как и прежде, получали «оклады младших фельдшеров, то есть по 25 рублей 35 копеек» серебром в год, а полковым «определялось жалованье 33 рубля 60 копеек и сверх того полковое фельдшерское фуражное и провиантское до-вольствие». При этом в Военном министерстве считалось, что «одного станичного фельдшера достаточно на пятьсот человек народонаселения в станицах» [123]. В даль-нейшем, приказом за № 124 от 18 мая 1892 года фельдшером в 1-й Волжский казачий полк поступил на службу «губернский секретарь» Андрей Семёнович Горячев, «родив-шийся 17 января 1864 года, получивший первоначальное образование в Екатеринодар-ской Военно-фельдшерской школе Кубанского казачьего войска». Новый военный фельдшер происходил из семьи потомственного медика, долгие годы проживавшего в станице Луковской, – Семёна Прокофьевича Горячева [124].
Однако несмотря на все усилия медиков, опасные болезни периодически появля-лись в волжских казачьих общинах. Так, «в 1857 году между жителями станицы Марь-инской существовала эпидемическая повальная болезнь холера, от которой умерло мужчин – 18, женщин – 12», итого, 30 человек [125]. Зафиксированы в записях священ-ников станицы Незлобной вспышки холеры в 1830, 1836, 1847, 1848, 1876 годах, что приводило к большой смертности среди прихожан [126]. (См. приложение, таблица № 12). В 1888-1889 годах в записях М.А.Богданова отмечены заразные заболевания: диф-терия, корь, скарлатина, а в 1893 году, помимо кори, еще чума и оспа [127].
В случае появления опасной заразы немедленно выставлялись казачьи заслоны, а при нарушении карантинной службы, виновные строго наказывались, в том числе и от-ветственные офицеры. Так, сотник 1-го Волжского полка Солнышкин за самовольное оставление медицинского поста у станицы Урухской, где он выполнял чисто полицей-ские функции, был немедленно арестован и провел «на Владикавказской гаупвахте две недели» [128].
Доставалось и высшим казачьим чинам, в случае невыполнения требования каран-тинного начальства. Во время вспышки сибирской язвы в 1895 году в станице Новоосе-тинской, войсковой старшина 1-го Волжского полка Гергиев, вопреки возражениям ме-стного атамана, своими действиями поставил под угрозу все ранее предпринятые предо-хранительные меры [129].
Опасность эпидемий была серьезной, ибо еще и в XX веке на Северном Кавказе пе-риодически возникали очаги инфекций. В частности, в 1912 году по сообщениям на-чальства Терской Области, заболело 537 человек, из которых погибло 184, то есть, смертность достигла более 34 процентов [130]. Поэтому все эти десятилетия медицин-ские работники всех уровней противостояли смертельно опасным инфекциям и всячески стремились привить населению необходимые знания о мерах личной безопасности. В этом им всяческое содействие оказывали станичные власти.
Станичное руководство занималось и другими не менее важными делами. Следует отметить, что с 1 января 1871 года на территории терских и кубанских общин вошло в силу постановление российского правительства «Об общественном управлении казачь-их войск». По нему во всех станицах разрешалось самостоятельно избирать станичные сборы и выбирать станичных атаманов из наиболее достойных жителей. Станичные же начальники, ранее назначаемые армейским командованием, как пережиток военного времени, окончательно упразднялись [131].
В станичные атаманы, как правило, избирались казаки не моложе тридцати трех лет, которые наделялись полицейскими полномочиями и становились на страже госу-дарственных законов. Помимо того, что станичные атаманы наблюдали за порядком на вверенной им территории, они имели право взыскивать штрафы до трех рублей, аресто-вывать виновных, назначать мелких нарушителей на общественные работы сроком до трех суток и т.д. В случае отсутствия офицерского звания или классного чина, выбран-ный атаман незамедлительно, на все время исполнения должности, наделялся правами хорунжего. В его подчинение поступали помощники, доверенные, станичный казначей и писарь, осуществлявшие всю административную деятельность в станице и ответствен-ные перед начальством Пятигорского округа [132].
В 1894 году во главе незлобненской казачьей общины находился станичный атаман – урядник Вонифетий Серебряков. Помогали ему почетные судьи: отставные урядники Фёдор Трунов и Филипп Максимов, приказной Илья Говорухин, а также уважаемый ка-зак Василий Говорухин [133]. В число их повседневных обязанностей входил и разбор незначительных конфликтов между соседями. Так, станичный суд Незлобной в 1897 го-ду разбирал дело «по иску казака Тимофея Лукьянова на 15 рублей за потраву у него льна свиньями Василия Ж. и за прокорм этих свиней в течение восьми суток». Суд вынес приговор на сумму в 10 рублей в пользу истца: «за прокорм свиней взыскать по положе-нию» [134].
В этом же году, 17 января, за № 146, станичный суд обязал Степана С. выплатить ровно два рубля в пользу Ивана Притворова за причиненный материальный ущерб. А также присудил Ивану Е. срочно оплатить просроченный вексель в 20 рублей Евросинье Мартыновой [135]. В случае несогласия, ответчики имели возможность обратиться с письменными жалобами в Областное правление Терской Области. Однако, как правило, решение станичного суда признавалось справедливым, что говорит не только о принци-пиальности казаков, состоящих на ответственной работе, но и о хорошем знании ими многочисленных законов российской империи [136].
Не оставались без внимания и небольшие кассационные жалобы, поступающие от местных мещан. Так, спорный вопрос некоего Савелия Бухарова в 1909 году, прожи-вающего в станице Незлобной, еще рассматривали и власти Марьинской и Зольской станиц [137].
Занимались станичные власти оглашением всевозможных постановлений и объяв-лений Кавказского начальства. Во время широкомасштабной государственной кампании по заселению казачьими семьями отдаленных районов по рекам Уссури и Амуру именно станичные администрации составляли списки и готовили к отправке добровольцев. Проведенная разъяснительная работа возымела действие, и уже в середине 90-х годов несколько казачьих семей из станицы Марьинской изъявили желание отправиться на Дальний Восток [138].
В последующие годы правительственная программа по освоению новых террито-рий на китайской границе продолжилась. Только с 1 по 20 июня 1909 года, с железнодо-рожной станции Незлобная, по специальным переселенческим билетам, выданным Тер-ским Областным правлением до станции назначения Омск, отправились главы следую-щих семей: Алексей Малохов, Илья Куриленко, Ерофей Картавой, Алексей Самойленко, Николай Губоков, Моисей Марченко, Иван Гришкин, Гордей Гапенко, Андрей Охра-менко, Макар Колоскин, Иван Рогоза, Клим Боровик, Степан Витько, Петр Дудчинко, Василий Федоренко, Яков Шульга [139], итого 16 мужчин только за двадцать дней. Но к 1912 году поток переселенцев из волжских станиц иссяк, о чем и сообщил начальник Пятигорского отдела Терского казачьего войска [140].
На станичном начальстве, как и прежде, лежала ответственность за выполнение ка-зачьими общинами различных государственных повинностей. По мере мирного освое-ния обширного края, к перечисленным выше обязанностям дополнялись и новые. Так, от гражданского начальства Ставропольской губернии 31 января 1864 года за № 491 по-ступила просьба на имя начальника Терской Области. В ней чиновники ходатайствовали «для облегчения тамошних жителей, отбывающих подводную повинность при отправ-лении этапов и воинских команд из Пятигорска до Георгиевска на расстоянии тридцати пяти с половиною верст, учредить сменный подмен подводам на половине пути в стани-це Лысогорской» [141].
Несмотря на решительный протест командира I-ой Волжской бригады полковника Ф.Ф.Федюшкина, обосновано считавшего, что нельзя перекладывать на его подчинен-ных еще и работы из гражданского ведомства, вопрос был решен в Окружном штабе Кавказского Военного округа 28 сентября 1865 года не в пользу лысогорцев. А посколь-ку жители только что основанной станицы «не успели обзавестись хозяйством» и «даже не водворились, как следует» [142], то к ним в помощь отправлялись жители соседних волжских общин. И в первую очередь, из станицы Незлобной, непосредственно лежав-шей на пути проходящих караванов с казенными грузами.
Продолжали по волжским станицам содержать и добротных коней для перевозки почтовых грузов и ответственных пассажиров из местной администрации. Незлобнен-ская община постоянно выделяла шесть лошадей [143] на специально оборудованной почтовой станции, вплоть до 1914 года [144], а возможно, и гораздо позднее, что отме-чено и в опубликованных ежегодных отчетах по Терской Области.
Особого внимания заслуживает документ, проливающий свет на многие, ранее ма-лоизвестные факты из жизни казачества. Так, в Областном правлении в июле 1904 года в присутствии многочисленных лиц «при открытых дверях» рассматривался интерес-нейший финансовый вопрос о «выдаче одному из беднейших семейств» из тридцати двух станиц Терского казачьего войска, «пособия в 122 рубля 20 копеек из процентов с капитала генерал-майора М.Д.Скобелева в 3400 рублей». Беспристрастный жребий пришелся на волжскую станицу Ессентукскую. После чего, в присутствии многочислен-ных наблюдателей, состоялся «общественный приговор», постановивший «избрать одно беднейшее семейство казака Козьмы Тимофеевича Федотова» [145].
При этом для вышестоящего начальства прилагался полный список выбранной се-мьи и подробная опись небогатого казачьего имущества:
«Козьма Тимофеевич Федотов, ему 50 лет, жене – 45.
Сыновья его: Савелий – 30, Гаврило – 28, Лазарь – 24, Егор – 21, Дмитрий – 14, Фё-дор – 8.
Дочери его: Вера – 7, Устинья – 4.
Савелия жена Авдотья – 29, сыновья их Терентий – 9, Иван – 5.
Гаврила жена Стапанида – 27.
Лазаря жена Устинья – 24.
Имущества имеют: дом – 1, быков – 4, коров – 4, гулевого скота – 4 и овец 10 штук».
В заключении сообщалось, что «талон и ассигновка – оплачена». На них присутст-вовала четкая гербовая печать финансового учреждения и стояла дата – 7 января 1905 года [146].
Первоначально в казачьи общины принимали пришлых людей только христианско-го вероисповедания, что позволяло их социумам в течение десятилетий выживать среди враждебного инородного населения. Со временем, попав в полное подчинение предста-вителям царской администрации, приток новых сил стал полностью подконтрольным местным чиновником. По этой причине произошло разделение казачьих сообществ не только на официальное православие и староверческое направление, но и появились дру-гие религиозные течения. Особенно наглядно этот процесс проявился на территории волжских станиц, где долгое время одновременно проживали верующие, искусственно разделенные на несколько отдельных групп.
В 1857 году жители VI-ой бригады Кавказского Линейного казачьего войска испо-ведовали: православие – 23244, старообрядчество – 1415, ислам – 2628, григорианство – 42 человека и 1 мужчина принадлежал к секте молокан [147]. (См. приложение, таблица № 93). В этом же документе приведены сведения о численности старообрядцев в станицах, несколько отличающиеся от предыдущих по количеству мужчин и женщин, но совпадающих в графе «Итого». При этом “ревнители древнего благочестия” представлены всего в пяти станицах, в которых, в основном, проживали потомки переселенцев с берегов Волги. И все, кроме единственного молоканина, обозначены как «приемлющие священство» [148]. (См. приложение, таблица № 94).
Необходимо отметить, что официальная церковь при поддержке мощного государ-ственного аппарата пыталась вести борьбу с иными религиозными течениями. Не оста-лись в стороне от общего процесса и приверженцы старой веры, в свое время значитель-но распространившейся на окраинах страны среди казачьего населения и, особенно в старожильческих станицах Северного Кавказа. Однако в условиях продолжающейся войны с горцами местная администрация была вынуждена повсеместно закрывать глаза на старообрядчество среди линейных казаков и даже с 1836 года, несмотря на реши-тельные протесты высоких православных иерархов, разрешило им проводить религиоз-ные обряды по своему древнему обычаю [149].
На следующий год количество «сектаторов», как их называли в официальных до-кументах Кавказского Линейного казачьего войска, увеличилось за счет естественного прироста и составило 775 мужчин, 708 женщин и 1 представителя молокан, всего же 1484 человека. При этом численность староверок в станице Горячеводской уменьшилась на 21 женщину. Они вполне могли выйти замуж в соседнюю родственную общину либо в семьи, придерживающиеся официального православия, тем самым, автоматически попадали в другие списки [150]. (См. приложение, таблица № 95). Вместе с тем, необходимо отметить, что командиры волжских полков неоднократно подчеркивали хорошее поведение представителей староверческих общин и их «усердную службу» на благо российского государства [151, 152].
В 1861 году, по сообщениям командира волжских сотен полковника Суходольско-го, в бригаде насчитывалось: «православных – 21581, раскольников – 1591, иноверцев – 258, итого, 23430» человек [153]. Как видно, подавляющая часть населения волжских станиц составляли последователи официальной государственной религии. Значительно сократилось и количество мусульманского населения, главным образом, за счет исклю-чения жителей бабуковской общины из списков Военного министерства и выселения их с Войсковых земель. Видимо, основная их часть находилась при единственной дейст-вующей мечети, расположенной в пределах I-ой Волжской бригады.
К 1866 году численность православного населения в волжских станицах достигла 12697 мужчин и 11726 женщин, итого, 24423 человека, что составляло устойчивое большинство. Общины “ревнителей древнего благочестия”, за счет естественного при-роста, стали насчитывать 1667 приверженцев. Количество мусульман сократилось до 237 человек, а последователей григорианства насчитывалось всего 47 человек. По всей видимости, оставался в живых закоренелый почитатель молоканской секты, который так и не сумел найти себе единомышленников в ближайших общинах [154]. (См. приложе-ние, таблица № 96).
Командир I-ой Волжской бригады Терского казачьего войска полковник Ф.Ф.Федюшкин сообщал в канцелярию Наказного атамана об увеличении численности православных на 33, староверов на 18 и «иноверцев» на 63 человека. Здесь же добавлял, что «для обращения раскольников в православие в 1865 году мер принимаемо не было». Но по собственной инициативе «обратились в православие душ обоего пола из расколь-ников – 2, магометанства не было, язычества – 8», итого, 10 человек [155]. Как видно из приведенного документа, несмотря на то, что Федул Филиппович сам происходил из одной из старейших казачьих староверческих семей, он, придерживаясь официальной терминологии, принятой в государственных учреждениях страны, не скупился на неле-стные эпитеты по поводу других вероисповеданий.
Несмотря на то, что целенаправленная агитация в станицах практически отсутство-вала, военное командование всячески поощряло инициативы казаков по укреплению православной веры. Поэтому, последовавшее 13 марта 1861 года ходатайство от первой строевой сотни 1-го Волжского полка о приобретении «Иконы во имя Святого крещения Господня с употреблением на то сотенной артельной суммы 450 рублей серебром», встретило положительный отклик у вышестоящего начальства. Уже 23 марта отдельным посланием за № 1235 Наказной атаман Х.Е.Попондопулло уведомил командира бригады о своем полном одобрении и согласии [156].
Переход в лоно официальной церкви мог произойти и благодаря заключению обычного брака, при котором «сектатор» связывал свою судьбу с православным супру-гом. Ведь именно такое бракосочетание, освещенное приходским священником, счита-лось законным, с точки зрения государства, и фиксировалось во всех официальных до-кументах. Однако еще несколько десятилетий приверженцы “древнего благочестия” со-храняли свои позиции в казачьих станицах, несмотря на то, что на них «не распростра-нялось поле гражданского законодательства», и их близкие семейные отношения регу-лировались посредством «мирских приговоров» [157].
Долгое время все население незлобненской казачьей общины неукоснительно при-держивалось всех православных обрядов и «старообрядцев и сектантов среди них не было до 1875 года». Но, согласно «Летописи о Михайло Архангельской церкви станицы Незлобной» известно, что «потом сии появились, между ними шалопутство, которых душ до сорока есть и теперь. После смерти их руководителя они ослабели, в церковь хо-дят… у Святого причастия бывают, крестят и отпевают в Православной церкви. Только и отличия, что собираются на беседке почитать и послушать Евангелие. Против царя Небесного достойно и правильно» [158].
Вскоре, «в 1885 году завелся хлыст и баптист», по всей видимости, пришлые люди, которые внесли серьезную сумятицу в четыре малограмотные семьи. Но за свою проти-возаконную пропаганду и недостойное поведение, один из них был немедленно «сослан в Елизаветполе и теперь (его) присоединили к православию, но живет с чужою женою». В заключение параграфа «О прихожанах» священнослужитель добавляет следующее: «…в прошлые годы в церковь ходили усердно, нежели ныне. У исповеди и Святого причастия бывают неукоснительно. Молебнов служат мало, покойников прежде усерд-нее поминали, а теперь только-только. Прежде вера и благочестие было, а теперь боль-шой упадок благочестия и недостаток веры» [159].
Как видно, из записей духовного лица, уже в конце XIX века неблаговидные и вре-доносные течения, охватившие умы простодушных граждан в Центральных районах страны, стали проникать и в казачьи дома на Северном Кавказе, принося с собой зачатки тех разрушительных сил, которые в начале следующего столетия огненным смерчем пронеслись по просторам России, сметая на своем пути все лучшее и уничтожая труд нескольких поколений.
Основная часть казачьей общины станицы Незлобной оставалась в лоне правосла-вия и всячески заботилась о своем деревянном храме. Так, в 1884 году прихожане со-брали 200 рублей, на которые самостоятельно окрасили «внутри и снаружи» стены сво-ей церкви. Еще ранее, на сумму в 700 полновесных рублей были приобретены «серебря-ный с позолотою сосуд с прибором, Храмное Евангелие, в листе обложенное чеканной работы под серебро, медный ковчег, медное кадило, шелковые рясы на причтов и жерт-венник из апликовой парчи» [160].
В дальнейшем простые казаки и казачки, по собственной инициативе проявляли за-боту о своем храме. Так, 29 августа 1898 года прихожане закончили ремонт церкви ста-ницы Незлобной, который обошелся в 900 рублей. А 16 марта 1915 года общий станич-ный сход, несмотря на трудности военного времени, постановил на собственные деньги «приобрести для церкви колокол до семидесяти пудов» [161].
Необходимо отметить, что подобные примеры искренней веры и пожертвований прихожан, в силу понятных причин, практически не исследованы и малоизвестны. По-этому скупые свидетельства, сохранившиеся в различных документах, заслуживают не-сомненного внимания. Так, 25 августа 1874 года Урухское поселковое правление пись-менно за № 743 обратилось к начальнику Георгиевского округа со следующим обраще-нием: «Общество сего поселка назначило по выбору своему урядника Михайла Калитку и казака Якова Клочка для сбора добровольных даяний на сооружение приходской По-кровской церкви, которые с разрешения архирея Кавказского отправились для сказанно-го сбора на один год. Для поддержания же домохозяйства сказанного урядника Михайла Калитку и казака Якова Клочка, освобождены от поселковой повинности и полевой службы, приговором поселкового общества» [162].
Незадолго до октябрьского переворота положение православия в незлобненской общине заметно пошатнулось. К сожалению, приходской священник не указывает, какие именно категории населения станицы оставались приверженцами вредоносных ере-тических течений и были ли среди них лица казачьего происхождения. В «Летописи» лишь говорится о том, что «в 1912 году новоизраильтян – 84 человека обоего пола, ста-роизраильтян – 49, баптистов – 81, молокан – 10», итого 224 человека [163]. Несомнен-но, представители перечисленных сект сыграли свою отрицательную роль в дальнейших событиях, расколовших станичников на два враждебных лагеря, оказавшихся со време-нем по разные стороны вооруженного противостояния в братоубийственной граждан-ской войне.
В течение многих десятилетий приходские православные священники станицы Не-злобной находились вместе со своей паствой. Несколько поколений казачьих семей на-ходили утешение и покаяние сначала в молитвенном доме, а затем и в выстроенной доб-ротной церкви на реке Золке, перенесенной в 1862 году на новое место. Во всех радо-стях и горестях святые отцы неразлучно находились со своими христианскими чадами, чем удостоились не только их признания и искреннего уважения, но, безусловно, заслу-жили за свои подвижнические труды того, чтобы их достойные имена навсегда были вписаны в историю казачьей станицы Незлобной.
В «Летописи о Михайло Архангельской церкви станицы Незлобной» присутствует Глава IX, озаглавленная – «О священниках, служивших при церкви».
«С 1817 года по 9 июня 1828 года состоял священником Поликарп Стефанов. О происхождении его, рукоположении и заслугах досконально сведений нет.
В 1829 году приходского священника не было, храмовые требы совершали свя-щенники села Обильного – Дмитрий Сергеев и Захарий Добровольский.
С 1830 года по 1832 год состоял священник Иоанн Данилов. О его происхождении, образовании и рукоположении сведений нет.
В 1832-1833 годах приходского священника не было. Заведовали вышеозначенные священники села Обильного.
С 1834 года до 1836 года состоял приходским священником Иларион Прелатов. Сведений о его образовании и рукоположении нет.
С 1836 года до 1841 года священствовал Ермолай Ильич Ильин. Рукоположен в Новочеркасске, под не окончивших курс. Умер на месте служения в станице.
С 1841 года по 1848 год священствовал… брат священника Ермолая Ильина. Уро-женец Кавказа. Окончил курс Астраханской семинарии. Рукоположен Афанасием Архи-епископом Новочеркасска. Умер в августе 1848 года.
С 1848 года и в апреле 1849 года станицею заведовали священник станицы Алек-сандрийской – Максим Макаров Горбской, а потом… и станицы Подгорной – Георгий Кононович Кахосевский, которого убил из револьвера родной его внук в 1876 году.
С 1849 года до 29 августа 1850 года состоял приходской священник Никита Соко-лов. Уроженец Сумской Епархии из окончивших курс. Умер в сей станице, оставив жену и сына двух лет Евгения, который ныне состоит по службе в городе Майкопе – про-тоиреем.
С 14 января 1851 года до 1856 года состоял священником Иоанн Иоаннович Сиро-тин. Уроженец Кавказа. Окончил курс в Ставропольской семинарии по второму разряду в 1850 году. Рукоположен Епископом Иннокентием 14 января 1851 года. В 1856 году переведен в станицу Архонскую, где умер, не дожив до старости.
С 1856 года, с октября до февраля 1860 года состоял священником Иван Максимо-вич Сиротин. Из Владикавказской семинарии по второму разряду. Рукоположен в апреле 1850 года Епископом Владикавказским... В 1881 году переведен в Каменобродскую Кубанской Области в священники, где в 1886 году и умер. Жена у него была умопоме-шанная и сын Алексей, который жив еще и теперь /1894 год/.
С 1880 года с 6 июля до февраля 1884 года состоял священником Владимир Иоан-нович Бибилугров. Сын Моздокского священника из грузин. Окончил курс Ставрополь-ской семинарии… Рукоположен в июне 1880 года… Из Незлобной, по прошению пере-веден в станицу Государственную.
С февраля 1884 года до 20 мая 1884 года священствовал Василий Яковлевич Саха-ров. Из окончивших курс Владикавказской семинарии по второму разряду. По случаю болезнью /проказою/ переписан в станицу Зольскую и в том же 1884 году уволился с должности и умер в Москве в Екатерининском госпитале.
С 30 мая 1884 года состоял священником Андрей Спиридонович Полянский-Кедров. Сын священника Тамбовской Епархии… Умер в станице Прохладной. Учился в Тамбовской семинарии, а последние годы 1856-1860 годы в Новочеркасской семинарии. Разряда первого. Рукоположен 25 декабря 1860 года,… а с 1 января 1861 года во свя-щенство Крестовой Церкви… в станицу Старогладовскую. К 1865 году переписан в Зольскую, а 1884 году в Незлобную. Награды имеет» [164].
В упомянутой рукописи М.А.Богданова сообщается о том, что священник Андрей Спиридонович Полянский-Кедров состоял при станичной церкви до 1897 года. После него паству принял его двадцатидвухлетний сын Александр Андреевич Полянский-Кедров, окончивший курсы Ставропольской семинарии по второму разряду в 1895 году, но 4 сентября 1906 года переведен в станицу Фельдмаршальскую. Сразу же на его место из станицы Карабулакской прибыл новый священник – Василий Богданов [165].
К сожалению, полностью не ясно до которого времени при церкви станицы Не-злобной состоял святой отец Василий, и как сложилась его дальнейшая судьба. Непо-нятно, были ли еще священники в дореволюционный период и кто именно погиб на сво-ем посту во время недолгого отступления казаков в 1918 году. Единственно известно, что начиная с 1871 по 1878 год церковным старостой состоял отставной урядник Матвей Богданов [166].
В заключение параграфа, считаем необходимым привести список духовных пасты-рей, состоящих при общинах I-ой Волжской бригады Терского казачьего войска на 26 сентября 1862 года. Как видно, всего насчитывалось пятнадцать священников в трина-дцати станицах. Причем, в Железноводской служитель религиозного культа вообще не значился, в отличие от станиц Ессентукской и Александрийской, где святых отцов на-считывалось по двое [167]. (См. приложение, таблица № 97). Вместе с тем, вновь на-блюдается незначительное хронологическое различие между официальными докумен-тами и сведениями, приведенными в «Летописи о Михайло Архангельской церкви ста-ницы Незлобной».
Следует отметить, что в 60-х годах XIX века Войсковое начальство практически перестало уделять внимание малочисленной казачьей общине в станице Железновод-ской. И в 1879 году, во время очередного административно-территориального измене-ния Северного Кавказа, станица была окончательно упразднена, а ее юртовые террито-рии были окончательно передана из Терской Области в состав Ставропольской губернии [168].
Таким образом, начало мирной жизни совпало с увеличением численности народо-населения в общинах I-ой Волжской бригады, причем, не только казачьего населения. “Иногородние” жители, появившиеся уже во всех станицах занимались, помимо проче-го, ремеслами, торговыми предприятиями, недоступными основной массе казачества в силу большой занятости и сословных предрассудков последних. Все люди на войсковой земле проживали в собственных строениях, количество которых с ростом казачьих се-мей неуклонно возрастало. При этом, именно в волжских общинах добротных каменных домов различного назначения зафиксировано больше, чем во всех других казачьих пол-ках Терского казачьего войска.
В достаточно благоустроенных для того времени станицах стали появляться на-чальные учебные заведения. И если первоначально лишь небольшое количество казачат, в основном из нескольких офицерских семей, могло в них получать образование, то с окончанием долголетней войны с горцами, практически во всех общинах появились школы, и количество учащихся заметно возросло. Несмотря на то, что в начале поре-форменного периода в станичных школах большинство учителей не имели специально-го педагогического образования, дети получали необходимый объем знаний, позволяв-ший им завершать обучение в средних и высших учебных заведениях страны. На это выделялись необходимые финансовые средства, и поступали ежегодные правительст-венные вакансии на учебные места, заметно повысившие уровень грамотности всего ка-зачьего населения Северного Кавказа.
В дальнейшем, с усовершенствованием системы образования во всем регионе, в ка-зачьих общинах выстроили добротные школьные здания, состоявшие под присмотром должностных лиц. Количество учителей, получавших приличное жалованье из станич-ных бюджетов, в них заметно возросло. Причем, одновременно функционировали не только светские, но и церковно-приходские учебные заведения, в которых основы зна-ний получали уже и десятки девочек из казачьих семей. В целом же, к началу империа-листической войны, в казачьих станицах Терского казачьего войска сложилась единая система начального школьного образования, заметно изменившая облик ранее полугра-мотного населения.
К середине XIX века в волжских станицах, также как и в других казачьих полках, была создана необходимая материальная база и подготовлены опытные врачебные кад-ры. Комплекс предпринятых мер позволил в короткое время провести массовую проти-вооспенную вакцинацию казачьего населения Северного Кавказа и в первую очередь, младенцев, что позволило заметно сократить смертность в первые годы жизни, в том числе и в некоторых ближайших аулах и кочевьях. В случае возникновения опасных эпидемических заболеваний местные власти, совместно со станичными фельдшерами, предпринимали строгие карантинные меры, за нарушение которых виновные строго на-казывались, невзирая на воинские чины. Однако полностью гарантировать безопасность всего населения края в дореволюционный период работники медицинских учреждений так и не смогли.
Выборное станичное начальство, помимо распределения государственных повин-ностей среди всех казачьих семей, выполняли достаточно эффективно и сугубо поли-цейские функции. Наделенные четкими административными полномочиями, атаманы следили за порядком в своих разросшихся общинах, решали незначительные хозяйст-венные претензии, подвергали кратковременному аресту и мелким штрафам нарушите-лей. Вместе с тем, повседневная жизнь станичников была строго регламентирована и малейшее отклонение от установленных российским законодательством сословных норм, строго преследовалось и могло привести к исключению из казачества.
Войсковое начальство придирчиво следило за религиозными пристрастиями жите-лей казачьих станиц. Причем все, что шло в разрез с официально принятой доктриной православия, включая последователей старой веры, григорианства, мусульманства, объ-являлось почти еретическим. Сектанты, в общепринятом значении этого термина, в волжских казачьих общинах, практически отсутствовали. Лишь позднее с наплывом “иногороднего” населения в Центральное Предкавказье, во многих населенных пунктах, включая казачьи станицы, расплодились многочисленные вредоносные секты. Упорную борьбу с ними в течение долгих десятилетий вели все приходские священники, оберегая морально-нравственную чистоту своих паств.

3.4. Специфика военной службы волжского казачества

С окончанием ведения активных боевых действий в северокавказском ре-гионе произошли значительные структурные изменения в комплектовании строевых частей. Более не существовало острой необходимости держать под ружьем и отвлекать от ведения хозяйства тысячи казаков да еще ежегодно снабжать их денежным и продовольственным довольствием за счет государст-венного бюджета. Вследствие этого уже к 1865 году в Терском казачьем вой-ске на действительной службе осталось всего сорок сотен, пропорционально распределенных среди всех линейных станиц. Восемь из них приходились на волжские общины, разделенные на два равноценных полка в составе бригады [245].
В них насчитывалось 2 штаб-офицера, 24 обер-офицера, 149 урядников и 2692 нижних чинов, итого, 2867 человек. В числе отставных значилось 2 штаб-офицера, 4 обер-офицера, 291 урядник и 4137 казаков, итого, 4434 человека. Всего 7301 взрослых мужчин, к которым готовы были присоединиться, в случае необходимости, еще 412 юношей. Из них не-злобненцев в строю значился 1 обер-офицер, 4 урядника и 169 нижних чинов, итого 174 человека. А отставных 20 урядников и 266 казаков, итого 286 ветеранов боевых действий. Всего 460 взрослых мужчин и 9 казачат, готовых заменить отслуживших положенные сроки службы [246]. (См. приложение, таб-лица № 118).
По сравнению с 1863 годом, к которому произошло заметное сокращение боевых частей, в 1865 году этот процесс еще более упрочился. Так, при том же количестве штатных офицеров, среди урядников и казаков I-ой Волжской бригады произошло со-кращение на 778 человек и на 1114 нижних чинов увеличилось количество отставных. Если же учитывать естественную убыль населения волжских станиц, произошедших за два года, то цифра оказалась бы еще больше. В станице Незлобной происходили иден-тичные события. Так, численность служащих уменьшилась на 59 человек с одновремен-ным увеличением переведенных в состав внутрислужащих на 97 нижних чина. При этом строевыми казаками командовал обер-офицер, проходивший по спискам незлобненской общины [247, 248]. (См. приложение, таблицы №№ 38, 118).
Пополняя опытными командирскими кадрами казачьи общины, еще в 1861 году в канцелярии Наказного атамана было принято решение о назначении в станицу Бабуков-скую (еще не переименованную в Незлобную на современном месте) и Лысогорскую по два опытных казачьих офицера [249]. Вскоре был составлен специальный список пред-полагаемых к переселению войсковых чинов вместе с количественным составом их се-мей, с указанием имен и возрастов, а также с подробным перечислением принадлежа-щих им домашних животных, следующего содержания:
«Есаул Попов Аникей Семёнович – 44 лет, сын Николай – 12, жена Настасья Ива-новна – 33, дочери Марья – 16, Анна – 14, Варвара – 5, мать Аникея, вдова сотница Уль-яна Сергеевна – 71.
Имущество семьи: лошадей - 4, волов - 12, коров - 6, гулевого скота - 4 и свиней - 5.
Есаул Усков Пётр Сергеевич – 50 лет, жена Василиса Фёдоровна – 40, дочери Александра – 14, Татьяна – 10, Капиталина – 9.
Имущество семьи: лошадей - 4, волов - 4, коров - 3, гулевого скота - 3 и свиней - 3.
Сотник Комасков Тихон Иванович – 33 лет, жена Анна Павловна – 23.
Имущество семьи: лошадей - 16, волов - 4, коров - 4, гулевого скота - 4 и свиней - 4.
Хорунжий Солнушкин Иван Иванович – 28 лет, жена Марья Викентьевна – 24, дочь Матрёна – 7.
Имущество семьи одна лошадь.
Хорунжий Морозов Григорий Ермолаевич – 40 лет, сыновья Аким – 19, Иван – 10, Семен – 4, жена Александра Петровна – 36, дочери Федора – 14, Евдокия – 8, Варвара – 5. Акима жена Вера Родионовна – 18.
Имущество семьи: лошадей - 4, волов - 8, коров - 7, гулевого скота - 12, овец - 30 и свиней - 4» [250].
Каждому офицеру предполагалось выдать «единовременно в пособие по 285 руб-лей 71  копейки каждому, им же на жалованье на первый год по 500 рублей», которые поступили в Штаб Войск Терской области только 4 сентября 1862 года. При этом, вы-шеозначенные семьи переселялись «согласно их желанию», а «хорунжий Павлов, как житель станицы Нижнеподгорной по необходимости вместе с жителями» [251]. Также известно, что хорунжие И.И.Солнушкин и Г.Е.Морозов до этого проживали, соответст-венно, в станицах Новопавловской и Александрийской. Откуда должны были прибыть остальные офицеры во вновь возводимые станицы, на сегодняшний день остается неиз-вестным [252].
Генералу Х.Е.Попондопулло из Штаба Войск Терской области доложили 28 февра-ля 1862 года, что утвержденные офицерские семьи «ныне почти (выделено нами - авто-ры) водворены на новых местах» [253]. Однако в «Ведомости о количестве народонасе-ления I-ой Волжской Бригады Терского казачьего войска в 1861 году» говорится пока что о наличие одного офицера в станице Лысогорской, видимо, о хорунжие Павлове [254]. (См. приложение, таблица № 37). Но уже в 1863 году отмечены три обер-офицера и один в станице Незлобной, «состоящих в комплекте строевых частей» [255]. (См. при-ложение, таблица № 38), количество которых не изменилось и через два года [256]. (См. приложение, таблица № 118). Таким образом, становится ясно, что из шести ранее пла-нируемых к переселению отобранных командирских кадров, по всей видимости, только четверо обер-офицеров прибыли на новое местожительство.
В условиях мирного времени количественный состав волжских сотен вполне справлялся со своими обязанностями, главным образом, по поддержанию спокойствия и дальнейшего хозяйственного освоения Центрального Предкавказья. Проводимая широ-комасштабная военная реформа в российской армии вскоре затронула и подразделения Терского казачьего войска. В первую очередь, перед порубежным казачеством ставилась сложная задача в сжатые сроки освоить новейшее нарезное огнестрельное оружие и перейти на его использование в строевых подразделениях. Тем более что отдельные трагические случаи, связанные с «нечайным» применением стрелкового оружия и приводившие к трагическим последствиям имели место, в том числе, и среди волжских казаков [257].
В качестве практического эксперимента по личной инициативе полковника Ф.Ф.Федюшкина была организована первая «учебная строевая команда». На место ру-ководителя командир Волжской бригады пригласил своего дальнего родственника из станицы Червлённой хорунжего Гребенского казачьего полка – Рогожина, специалиста по нарезному оружию. В рапорте от 21 апреля 1864 года Федул Филиппович информи-ровал Наказного атамана, что «в пройденных некоторых предметах действий из резного огнестрельного оружия, (он) лично убедился, что большая часть чинов на все вопросы… отвечала удовлетворительно». По этой причине, «чтобы усовершенствовать казаков правилам действия резного оружия, (он) нашел необходимым назначить постоянно в обеих полках I-ой Бригады отдельные команды, в каждом из двадцати человек». В заключение казачий штаб-офицер просил Христофора Егоровича «разрешения об утверждении и показывании по отчетности означенных команд, как отдельными командированными» [258].
Практические занятия в 3-й сотне 1-го Волжского полка проходили три дня. В пе-риод с 3 по 4 апреля учебная стрельба проводилась по мишеням с двухсот шагов, а 4 ап-реля – с трехсот, по два выстрела. Особенно отличились и были отмечены урядник Мат-вей Волошин, приказной Емельян Климов, казаки Казьма Дробышев, Пётр Гринёв, Ив-лий Никитин, Митрофан Шаповалов, Михайло Смоляков, Николай Вдовин, Иван Сидо-ров, Ефим Петинов и Павел Прядкин. О чем были сделаны соответствующие записи в «Журнале нижних чинов 1-го и 2-го Волжских казачьих полков, бывших на стрельбах» [259].
Первоначальный опыт в Терском казачьем войске прошел вполне успешно, о чем незамедлительно доложили в Санкт-Петербург. Вскоре император Александр II «изво-лил разрешить учредить во всех полках Терского казачьего войска учебные команды для распространения между казаками правил обращения и действия из нарезного оружия под главным наблюдением полковых командиров и с тем, чтобы офицеры, окон-чившие курс в новых стрелковых командах руководили ходом этих занятий, первое время лишь в своих полках» [260].
Вследствие чего, приказом Наказного атамана от 9 мая за № 2963 для проведения дальнейших систематических занятий по «обращению и действию с нарезным оружи-ем», хорунжий Рогожин получил назначение еще и в Горский, Моздокский, Гребенской и Кизлярский казачьи подразделения, а сотник Хвостиков в полки Владикавказские и Сунженские. С назначением из войсковых сумм «ежегодно на разъезды по 120 рублей серебром каждому. Пособие будет это служить им поддержкою ограниченного их со-стояния» [261]. С обучением новых опытных офицеров количество учебных команд, в которых необходимые навыки получали все большее количество казаков, увеличива-лось. Так, приказом за № 226 от 8 февраля 1866 года одну из таких команд в I-ой Волж-ской бригаде возглавил хорунжий Горепекин, окончивший специальный курс в «Кавказ-ской строевой школе» [262].
Необходимо отметить, что всем находившимся на военной службе строевым каза-кам, распоряжением по российской армии от 1 декабря 1872 года выделялись следую-щие продукты питания: «На продовольствие людей, каждому человеку… в сутки хлеба ржаного 3 фунта, мяса или рыбы 1 фунт, круп 1/20 гарнца, соли 7 золотников, вина две чарки, полагая каждую чару в 1/80 часть ведра». На прокорм строевых лошадей ежесу-точно отпускалось 20 ор сена и 2 гарнца овса. При этом в Терской Области «существо-вали следующие среднесправочные цены: мясо говядины один фунт – 4  копеек, гре-чишных круп один гарнец – 22 копейки, муки ржаной один фунт – 1  копейки, соли один фунт 1  копейки, овес один пуд – 20 копеек» [263].
Хорошо видно, что ежедневная норма отпускаемых продуктов на каждого служа-щего была вполне достаточной для нормальной жизнедеятельности организма, в том числе и для личного состава, непрерывно выполнявшего служебные обязанности по поддержанию соответствующего спокойствия в северокавказском регионе. Конский со-став строевых казачьих частей, также на должном уровне обеспечивался фуражом, по-зволявшим, в случае необходимости совершать стремительные многокилометровые пе-реходы по пересеченной местности.
Вместе с тем, установившийся мир на Северном Кавказе требовал пересмотра сро-ков службы в строевых частях. В фонде «Штаба войск Терской области» сохранилось дело, в котором Наказной атаман 14 июля 1873 года за № 4433 обращается в Правление Военного отдела Терского казачьего войска. В нем, в частности, говорилось, что «пяти-летний срок казачьей службы в поле, действительно обременительный для казаков и тя-жело отзывается вообще на их хозяйствах и семействах. В особенности на одиночных, в которых в больше случаев, жена казака остается одна с несколькими малолетними деть-ми, не только не в состоянии присмотреть за хозяйством, на напротив терпят крайности и в случае болезни лишена бывает всех средств к своему существованию, чрез что до-машность казака неизбежно приходит в сильный упадок, так что казак по возвращении со службы едва ли в состоянии будет исправить оную и через десять лет». По этой при-чине генерал-адъютант М.Т.Лорис-Меликов вносил предложение «в видах разорения хозяйства казаков, более полезным сократить срок полевой службы не только до четы-рех лет, но если возможно, то и до трех лет с сохранением выхода казаков со льготы на службу один раз» [264].
Однако уменьшение времени нахождения в строю до четырех лет, никоим образом не повлияло на их высокую профессиональную подготовку, так как занятия под при-смотром квалифицированных наставников не прекращались с выходом на льготу. Ока-завшись в непосредственной близости от театра боевых действий, в период очередной войны с Турецкой державой (1877-1878), терские сотни одни из первых вступили в воо-руженное противоборство с основными силами османов в Закавказье. В течение бли-жайших недель казачьи части второй и третьей очереди были поставлены под ружье и быстро переброшены на фронт. Всего же Терское казачье войско выставило против не-приятеля пятнадцать кавалерийских полков, две артиллерийские конные батареи и гвар-дейскую сотню из императорского конвоя, неоднократно отличившуюся в стремитель-ных конных атаках [265].
Помимо конвойцев, в боях с неприятелем в закавказских провинциях и на дунай-ских рубежах участвовала отдельная батарея и восемь полков и из них только один в Европе. Остальные терские части, в основном были привлечены для успокоения горцев Восточного Кавказа и поддержания должного порядка в ближайших тылах и на транс-портных коммуникациях русской армии. Но и этого количества полков оказалось доста-точным, чтобы прославить казачество Терека. В многочисленных сражениях они не раз вносили окончательный перелом в боевые действия и обращали противника в беспоря-дочное бегство. Александр II по достоинству оценил заслуги станичников. Так, оба Волжских полка, наравне со 2-м Владикавказским, были удостоены восьми серебряных Георгиевских труб за взятие мощной крепости Карс. А все участники боевых действий получили право носить на папахах специальные металлические знаки с надписью «За отличие в турецкую войну 1877-1878 годах» [266].
Среди признанных героев кампании значится и кавалер ордена Святого великому-ченика и Победоносца Георгия войсковой старшина Волжского полка князь И.М.Джамбакуриан-Орбелиани [267], добившийся со своими подчиненными нескольких громких побед. На сегодняшний день представляется возможным озвучить некоторые имена, фамилии, воинские звания и большую часть номеров выданных Георгиевских крестов различных степеней наиболее отличившимся нижним чинам из волжских станиц. Причем, отдельные младшие командиры были отмечены высокими наградами не единожды. В их числе вахмистр Александр Водобшин, отмеченный за одну кампанию трижды.
В нескольких обнаруженных нами списках отмечены следующие фамилии волж-ских казаков:
Вахмистры: Феоктист Поляков за № 34941, Иван Макухо за № 34942 (4-й степени), Иван Макухо за № 3023 (3-й степени), Евдоким Веретенников за № 22440 (4-й степени), Евдоким Веретенников за № 3480 (3-й степени), Александр Водобшин за № 22441 (4-й степени), Александр Водобшин за № 2890 (3-й степени), Александр Водобшин за № 919 (2-й степени).
Урядники: Степан Горепекин за № 34924, Иван Носов за № 34943, Степан Суслов за № 34944, Филип Максимов за № 34945, Александр Звягин за № 36820, Константин Фисенков за № 22437, Кондрат Кондратов за № 22448, Козьма Холодный за № 43347, Фёдор Кобеляев за № 33200, Егор Чернов за № 33260, Дмитрий Токарев за № 50406, Яков Свяшко за № 49443, Еремей Водобшин за № 49439, Власий Прокофьев за № 56725, Леон Кузнецов за № 56731, Михайло Прокопов за № 58008, Иван Гречухин за № 59293, Давид Наумов за № 59007, Прокофий Посников за № 59008, Сергей Кондратьев за № 59011, Василий Лысенко за № 81216, Василий Ефанов за № 81217, Денис Башко за № 81218.
Приказные: Тимофей Стрельцов за № 33227, Давид Ткачёв за № 33320, Иван Ста-рицкий за № 48945, Мирон Марокода за № 49496, Фёдор Ромащенко за № 55651, Аким Мищенко за № 55661, Михей Лопатин за № 56773, Дмитрий Сухен за № 59010, Василий Хлипов за № 59296, Алексей Найдёнов за № 59297, Семён Косаев за № 59298, Наум По-тов за № 61274, Дмитрий Проценко за № 74891.
Казаки: Фёдор Жидовка за № 33146, Матвей Лукьянов за № 33178, Давид Аксенко за № 33236, Зот Суслов за № 37176, Яков Потапов за № 37181, Лазарь Филков за № 37196, Казьма Гридасов за № 38997, Евсей Нигрей за № 38977, Василий Ведерников за № 48947, Иван Медянский за № 49495, Андрей Маковкин за № 49498, Фёдор Сурков за № 49499, Лукьян Саенко за № 55657, Пётр Суслов за № 55666, Поликарп Миргородский за № 55674, Трофим Воробьёв за № 56728, Алексей Русинов за № 56750, Андрей Бо-гданчиков за № 57901, Степан Поляков за № 58982, Самойло Козицкий за № 58983, Ми-хайло Фотьянов за № 59000, Дмитрий Коптев за № 59004, Емельян Горепекин за № 59106, Николай Лисичкин за № 59409, Поликарп Ельков за № 59294, Павел Киркол за № 59295, Трифон Мигунов за № 59442, Егор Михалев за № 61256, Иван Кудрявцев за № 74890, Тимофей Чумик за № 74893, Захар Потапов за № 74895, Максим Ельков за № 81215.
Трубачи: Пётр Матвиенко за № 49440, Алексей Казачков за № 59009.
Полковой писарь Степан Подкотилин за № 50441.
Старший писарь Андрей Безсонов за № 49438.
За отличия в разновременных делах с турками.
За отличия в делах с турками 27 апреля, с 19 сентября по 4 октября, 23-24 октября.
А также знак отличия Святого Георгия 4-й степени присвоены: Савелию Чихову, Емельяну Згоннику, Павлу Бевучину, Фелимону Токареву, Ивану Безлепкину, Моисею Довгину, Евлампию Шубину, Якову Зотову, Ивану Потапову, Евграфу Криволапову [268].
К сожалению, следует констатировать, что это не окончательные списки всех на-гражденных волжцев, проявивших себя в многочисленных боях с извечным противни-ком России на южных рубежах. В городском краеведческом музее Пятигорска, в одном из смотровых залов выставлена мемориальная доска из станицы Горячеводской, на ко-торой “золотыми” буквами вписаны имена нескольких Георгиевских кавалеров. В числе станичников, отличившихся в последнюю турецкую войну, значатся: приказные: Гаврил Савельев Ходус, Фёдор Ефимов Жидовко; бомбандир Иван Петров Есауленко и казак Ефрем Фёдоров Чуреков. Поэтому, несмотря на большое количество вышепредставлен-ных кавалеров «Военного ордена», среди волжских казаков должны быть еще награж-денные, отмеченные воинским знаком личной храбрости.
После завершения успешной для российского государства войны далеко не все строевые части вернулись в места расположения своих станиц. Многие казачьи сотни еще в течение ряда лет несли опасную пограничную и охранную службу на неспокойной окраине империи в Закавказье. В их числе находились и волжские казаки, которые ежегодно обновляли свой личный состав за счет призыва молодежи и отправления на льготу выслуживших установленные сроки службы мужчин.
С окончательной нормализацией ситуации на территории современной Армении и Грузии, Окружной штаб Кавказского военного округа принял постановление о выводе волжских казаков. Наказному атаману 8 апреля 1882 года за № 824 было предложено срочно «избрать… пункты квартирования» по собственному усмотрению [269]. Но по-скольку «перемещение Волжского полка на Северный Кавказ теперь же немедленно вы-звало бы значительные излишние расходы по фуражному довольствию», то 18 мая окончательно решили перемещение «полка в Терскую область совершить осенью этого года, начав таковое с первых чисел сентября месяца» [270].
После труднейшего перехода через Кавказский хребет по Военно-грузинской доро-ге, волжским сотням был устроен основательный осмотр кавалерийским генерал-майором Львовым, о результатах которого и был проинформирован Наказной атаман А.П.Свистунов, рапортом за № 226 от 16 октября. В нем говорилось, что «осмотрев… возвратившийся из Закавказья в пределы Войска Волжский казачий полк», он находился в «следующем виде: нижние чины имели вид бодрый и здоровый, претензий не в полу-чении положенного довольствия не заявили, за исключением нескольких человек, зая-вивших претензии по недоразумению, которая несостоятельность ся тут же и была разъ-яснена. Ружья, шашки и кинжалы оказались в хорошем виде. Строевые лошади в 3-й и 4-й сотнях, взяв во внимание переход полка из Закавказья в крайне дурную погоду – в удовлетворительных телах. В 1-й сотне несколько хуже и во 2-й сотне оказались очень худыми. Многие лошади с ссадинами и разбитые ноги.
Плохое состояние лошадей в этой сотне, командир полка князь И.М.Орбелиани объяснил тем, что сотня эта находясь в распоряжении гражданского начальства, несла слишком обременительную для людей и лошадей кордонную и полицейскую службу. Большою частью худые лошади принадлежат тем нижним чинам, которые за выслугу установленных сроков службы, подлежит в текущем году увольнении на льготу.
Седла и конская сбруя оказались не вполне удовлетворительным виде, в особенно-сти из тех нижних чинов, которые также подлежат увольнению на льготу. Обоз и конская сбруя к нему имеется в хорошем виде, лошади же, которых в полку содержится более положенного штатом числа. Около двух третьих находятся в плохих телах и вообще не соответствуют своему назначению и потому подлежат замене другими лошадьми» [271].
Расположившись в пределах Северного Кавказа, а именно 1-я и 4-я сотни, вместе с полевым штабом в станице Прохладной, 2-я сотня в городе Моздоке и 3-я сотня в кре-пости Владикавказ, волжские казаки незамедлительно приступили к устранению выяв-ленных недостатков. При этом, «в интересах чисто хозяйственных, дабы дать возмож-ность казакам побывать в своих домах и привести в исправность обмундирование и строевых лошадей» были предоставлены в порядке живой очереди кратковременные от-пуска. После чего строевые сотни приступили к обустройству «на новых местах распо-ложения» и заготовке «фуража на предстоящий зимний период» [272].
Вместе с тем, лучшие представители волжских общин продолжали служить в Санкт-Петербрге. Так, в 1865 году «в Лейб-Гвардии Кавказском казачьем эскадроне Собственного Его Императорского Величества конвое» числилось 15 человек, из них 8 казаков находились в родных станицах на обязательной льготе [273]. Однако наиболее известный случай, связанный со службой волжцев в российской столице, помимо уча-стия в боевых действиях на турецком фронте, относится к событиям, в корне изменив-шим внутреннюю политику государства на много лет вперед.
Уже 4 марта 1880 года на имя Наказного атамана генерал-лейтенанта А.П.Свистунова пришло сообщение, в котором говорилось о трагической гибели рос-сийского самодержца и потерях понесенных терскими казаками следующего содержа-ния: «1-го сего года в 2 часа 15 минут пополудни во время конвоирования в Бозе по-чившего Государя Императора из Михайловского Манежа в Зимний дворец, ранены ос-колками от двух разных бомб, брошенных злоумышленниками в Его Величество: Ко-мандир Лейб-Гвардии Терского казачьего эскадрона Ротмистр П.Т.Кулебякин – в пра-вую руку, выше локтя, в левый глаз и в левую часть головы,… унтер-офицер Шошин (из станицы Александровской) в голову, казак Луценко (также из Александровской) в левое бедро, голень и левую кисть руки…». Кроме того, был убит казак  из станицы Червлён-ной Александр Малеичев и еще три казака ранено: Петр Казьменко из станицы Кисло-водской и двое из станицы Черноярской и Магомет-Юртовской [274].
В дальнейшем волжские казаки, наравне с представителями соседних терских пол-ков, продолжали отправляться в столицу империи. По-прежнему служба в российской гвардии, на которую попадали избранные единицы считалась почетной, о чем их родные сохранили воспоминания до наших дней. Отслужив положенные сроки, станичники, как правило, получали дополнительные нашивки на погоны, возвращались домой и с гордо-стью пожизненно носили специально установленные значки и гвардейский мундир с се-ребряным холодным оружием, вызывающие восхищение подрастающего поколения. При демобилизации они получали щедрые подарки от царской четы, в число которых входили «окованные железом именные сундуки, набор посуды», включая серебряные предметы с государственным гербом, а также денежное вознаграждение до тысячи руб-лей, позволяющее достойно устраивать свою дальнейшую жизнь и обзаводиться семья-ми [275].
Основная же часть волжцев, проходящих действительную службу, еще несколько лет, как минимум до 1 декабря 1884 года, продолжала находиться в станице Прохладной [276]. Помимо продолжения выполнения многочисленных обязанностей, казаки под присмотром сотенных офицеров изучали основы военных наук. В помощь учебному процессу на 1 сентября 1884 года в полковой библиотеке значилось обязательных изда-ний: «устройство войск – 5, чтение топографических карт – 4, сведения из военно-уголовных законов – 4, сбережения здоровья – 5, сведения о лошадях – 5, сборка и раз-борка оружия – 4, воинских уставов – 4», итого, 31 специальная книга. А уже к 21 сен-тября 1889 года Волжский казачий полк был передислоцирован за пределы Терской об-ласти и на долгие годы прочно обосновался в городе Каменец-Подольске [277].
В 1885 году произошли существенные изменения и при поступлении на царскую службу. Если раньше молодое пополнение казачьих станиц приводилось к присяге на верность императору немедленно по достижении восемнадцатилетнего возраста, то «ныне приказом № 13 устанавливался привод их к присяге при поступлении на действи-тельную службу». Назначался определенный день и в торжественной обстановке казаки давали торжественную клятву России, большинство из которых не изменило ей до конца своих дней. Впервые воинская присяга по новым правилам, была проведена 1 мая 1887 года [278].
Одновременно с изменением принятия присяги на верность российской государст-венности, 27 мая 1895 года отдельным приказом по Военному министерству за № 125 устанавливались новые правила о «казачьем конском снаряжении». Во всех казачьих войсках вводился «Перечень предметов, входящих в состав военно-походного вьюка и предельный груз, возимый при этом казачьей лошадью, определяются особой таблицей.
А. Для нижних чинов.
Поименованные в этой ведомости предметы укладываются и приторачиваются на седле следующим образом:
а) В военное время при седле полагаются два вьюка: передний и задний.
У степовых казаков передний вьюк составляют: шинель с башлыком, фуражный аркан и прикол или деревянная привязь.
Шинель, предварительно туго скатанная, перекидывается на обе стороны потнико-вой крыши и приторачивается к передней луке тремя вьючными торочинами, одной из середины луки и двумя с концов полиц. Башлык кладется внутрь шинели и вместе с ней закатывается.
Шинель складывается следующим образом: расстилается подкладкою вверх, во-ротник и полы, от подола до верхнего края разреза, заворачиваются внутрь; затем на во-ротник загибаются рукава, оставляя между ними небольшой промежуток, чтобы скатан-ная шинель в этом месте давала перегиб; на загнутые рукава кладется башлык, сложен-ный также с небольшим промежутком, после чего шинель скатывается к подолу. Концы скатанной шинели загибаются к середине. В скатанном виде шинель имеет около 1 и   аршина длины.
Аркан складывается в несколько раз и концом своим обвивается на манер жгута и вешается на луку с правой стороны, запуская его под нижнюю вьючную торочину. При-кол или деревянная привязь приторачивается поверх шинели (потника) вьючными торо-чинами, с левой стороны, пропуская нижнюю торочину в кольцо прикола.
Задний вьюк составляют кожаные переметные сумы с полной их укладкой. Пере-метные сумы перекидываются по обе стороны арчака, вешаются на заднюю луку проре-зью, имеющуюся на лопасти (карманами вперед) и приторачиваются внизу вьючными торочинами, которые пропускаются через две гайки на каждой стороне потниковой крыши, и, обогнув суму, завязываются своими концами сверху ее.
Во вьюк помещаются:
В седельную подушку:
1. Одна рубаха и нижние брюки.
2. Шерстяные портянки или чулки.
3. Портянки холщевые.
4. Набрюшник.
5. Бешмет (теплая рубаха, теплушка).
6. Вторые шаровары.
                         В переметные сумы: (См. приложение, таблица № 120).
В карманы сум укладывается суточная дача зерна, в сакве, поровну в каждом конце.
ПРИМЕЧАНИЕ 1. В переметные сумы укладываются также боевые патроны, не помещающиеся в патронташе.
ПРИМЕЧАНИЕ 2. Если торба не положена в суму, то ее вешают на переднюю луку с левой стороны.
ПРИМЕЧАНИЕ 3. Поименованная укладка вещей в ту или другую суму может быть изменена по обстоятельствам, с разрешения начальства, но всегда должна быть уравновешена.
Саква с овсом перекидывается по обе стороны седла, запуская концы саквы в кар-маны переметных сум; Средняя же часть саквы, прорезью, надевается на головку задней луки. Если укладка в сумы столь не велика, что в них достаточно простора, то концы сакв должны быть опущены или вложены по ширине их, в карманы сум, свернуты и увязаны по продольному их боку.
Сетка, набитая сеном, переметывается позади седла и увязывается поверх сум. Если сетка не набита сеном, то ее надевают чехлом на овсяную сакву или укладывают в суму.
Тренога перекидывается через седло, у задней луки, между арчаком и подушкой, но может быть уложена в суму или повешена на переднюю луку. Недоуздок надевается на голову лошади, под уздечку.
б) В мирное время при обыкновенной форме, во время передвижения, передний и задний вьюки составляются так же, как и в военное время, но в переметные сумы укла-дываются такие вещи казачьего обихода, которые окажется возможным в них поместить, по усмотрению начальников частей. На маневрах, при занятиях аванпостовой службой и для практических походов, в мирное время, вьюки полагаются в полном составе и с полной укладкой, как в военное время. На домашние учения седло полагается без вьюка; шинель приторачивается к задней луке по особому приказанию начальства. В мирное время при парадной форме, а равно и при обыкновенной, на смотрах и парадах, вьюка (переднего и заднего) не полагается. Шинель скатывается и пристегивается к задней луке вьючными торочинами. На домашних учениях, а равно на смотрах и парадах, недоуздок не одевается.
ПРИМЕЧАНИЕ: В гвардейских казачьих частях суконный чехол на подушку и чепрак надеваются лишь в мирное время при парадной форме.
Б. Для генералов, штаб и обер-офицеров.
Офицерский военно-походный вьюк составляют переметные сумы, установленного для нижних чинов образца, и плащ (пальто) с башлыком, притороченный поверх пере-метных сум вьючными торочинами.
Плащ (пальто) складывается, начиная с воротника, плоско, так, чтобы ширина его в сложенном виде была не более   вершка.
В сумы укладываются все принадлежности, необходимые офицеру в военном по-ходе.
Все сказанное о выходе нижних чинов в строй с вьюком или без него относится и до офицеров.
ПРИМЕЧАНИЕ: Суконные или мерлушковые чехлы на седельную подушку, а также мерлушковые или суконные чепраки, кому таковые положены, надеваются в мирное время при парадной форме, а при обыкновенной форме-лишь кому положено быть в свитской форме.
Таблица предметов, которые казак обязан иметь при себе в военно-походное время, с указанием предельного их веса, а также веса самого всадника и седла с принадлежно-стями. (См. приложение, таблица № 121).
1) В Гвардии вместо теплушки теплая рубаха, которая весит 1 фунт 48 золотников.
2) Тройные котелки 1871 года, где они имеются, весят 3 фунта 38 золотников.
ПРИМЕЧАНИЯ.
1. Поименованные в настоящей таблице предметы могут быть в отдельности тяже-лее или легче определенного для них веса, например, вес арчака зависит от породы де-рева, большей или меньшей его сухости, вес ремней от их выделки и проч., но весь во-обще военно-походный вьюк для степовых казаков со всадником, не должен превосхо-дить того веса, который указан в последних итогах таблицы, с прибавкою тяжести со-гласно следующего за сим примечания (2-го).
2. Независимо поименованных в таблице вещей, в строевой вьюк должны быть включены распределяемые на людях: а) шанцевый инструмент в количестве по 20 топо-ров и 20 лопат (с принадлежностями для носки их) для каждой сотни весом около   фунта каждый предмет; и б) водопойные парусиновые ведра (весом каждое до   фун-та), полагающиеся по одному на отделение» [279].
В 1890 году 22 ноября из Волжского полка, отслужив четырехлетний срок службы, был демобилизован казак станицы Незлобной – Степан Выродов, отмеченный в доку-ментах, как безлошадный [280]. А в начале 1891 года со станции Минеральные воды от-правился в Каменец-Подольск «эшелон молодых казаков в числе 272 человек, при 5 офицерах». В их числе находились есаул Аритиков и младшие офицеры хорунжие Глад-ков, Метлин и Старицкий, вызванные со льготы в строй приказом от 4 февраля по Тер-скому казачьему войску. Пополнение из волжских станиц было вооружено 107 шашка-ми Златоустовского завода, 77 азиатскими и 74 с «местных базаров». Но кинжалы в большинстве своем оказались в «плохом виде, как по качеству, так и содержанию их» [281] и требовали срочной замены.
К 1 марта 1892 года подходили к завершению сроки службы у 19 урядников, 1 тру-бача и 48 приказных и рядовых, а также у 4 «нестроевых нижних чинов», итого 72 чело-век. Помимо них, в штате полка числились: присяги 1884 года – 1, присяги 1886 года – 2, присяги 1887 года – 50, присяги 1888 года – 204 казаков и приказных. Из двух по-следних вышеперечисленных присяг в числе нестроевых было 2 и 10 человек, итого 269. Всего же полк состоял из 341 нижних чинов, из них 325 находились в строевых сотнях и 16 человек на различных работах, и еще числился 1 ветеринарный фельдшер. В приме-чании отмечалось, что в числе отслуживших положенные сроки, находились на сверх-срочной 6 урядников и 1 не строевой казак, «из коих ни один из них не подлежит уволь-нению на льготу 1 марта 1892 года» [282].
Прочно обосновавшись на новых квартирах, Волжский полк полностью развернул свой штатный состав. Так, к 1 января 1893 года в сотнях насчитывалось 664 строевых нижних чинов. Из них присяги 1879 года – 1, присяги 1882 года – 1, присяги 1884 года – 7, присяги 1885 года – 5, присяги 1886 года – 24, присяги 1887 года – 212, присяги 1888 года – 206 и присяги 1889 года – 208 человек. Из них 25 казаков присяг 1884, 1885 и 1886 годов, соответственно 4, 5 и 16 подлежали демобилизации после 1 октября, за ис-ключением «состоящих на сверхурочной службе» [283]. (См. приложение, таблица № 119).
Позже сообщалось, что в строевых частях находилось 663 нижних чинов и не-строевых насчитывалось 85 казаков. За состоянием их здоровья следили 7 медицинских фельдшеров, а за лошадьми – 3 ветеринара. При этом на 1 марта 1893 года «до штата шестнадцати рядного состава» недоставало 204 строевых и 17 нестроевых казаков, а также 2 из 7 медицинских фельдшеров. Далее пояснялось, что «подлежит увольнению на льготу 18 декабря один младший писарь, выслуживший полный четырехлетний срок службы; 1 января один сверхурочный урядник и 1 ноября подлежат исключению из спи-сков полка три казака, за увольнением от службы по болезни и один нестроевой казак, присланный из офицерской школы для увольнения на льготу, как выслуживший полные четыре года действительной службы». Четверо из них проходили в графе как строевые [284].
Вместе с ними 1 марта подлежало «увольнению на льготу, за прослужением уста-новленного срока службы» 23 строевых и 5 нестроевых казаков. Поэтому к указанной дате «подлежит командированию в полк» 231 строевых, 24 нестроевых нижних чинов и 2 медицинских фельдшеров [285], о чем и было сообщено Войсковому начальству. То есть полный комплект полка в мирное время должен был состоять из 894 строевых и 41 нестроевых казака, итого 935 человек. А также по штатному расписанию одновременно должно находиться при подразделениях 9 фельдшеров и 3 ветеринарных врача. При этом по штату полагалось иметь при полку 4 штаб-офицера и 42 обер-офицера, а всего 46 командиров [286].
На смену увольняемых железнодорожным транспортом из волжских станиц были направлены 201 призывник. Но на место прибыли 196 человек, о чем рапортом за № 936 от 29 сентября 1893 года начальник эшелона подъесаул Галаев сообщил атаману Пяти-горского отдела: «Остальные уже отмечены, один умершим и четверо в лазаретах». В числе больных, оставленных в Межитурском лазарете на промежуточной станции ока-зался уроженец станицы Незлобной – Николай Медведев [287]. Как видно, не всегда резкая смена обстановки и доставка личного состава в новые климатические условия проходила благополучно.
Вскоре произошла очередная демобилизация казаков Волжского полка, отслужив-ших установленные четыре года. В их числе отмечены следующие незлобенцы: трубач Косьян Коломийцев; приказные Тимофей Шестаков, Фома Мартынов, Архип Бородин; казаки Яков Шестаков, Терентий Фенёв, Павел Семенихин, Иван Самсоненко, Фёдор Говорухин, Иван Проценко, Фёдор Мартынов, Фёдор Ильченко, Тимофей Матвиенко, Николай Медведев (скорее всего по состоянию здоровья) и фельдшерская прислуга – Фёдор Алфимов [288].
На следующий год из полка увольнялись на льготу четыре офицера: есаул Курмоя-ров, подъесаул Прокопов, хорунжие Мистулов и Гладков [289]. Вместе с ними в эшело-не, отправленном 12 октября 1894 года со станции Хотино, находилось «медиков – 2, казаков строевых конных – 163, пеших – 12, нестроевых пеших – 17. Итого офицеров и медиков – 6, казаков – 192» [290].
Многие офицеры Волжского полка, в силу своей высокой профессиональной под-готовленности, были востребованы и за пределами своего подразделения. Так, сотник Ягодкин «обратился с просьбой об отправлении его в настоящем году в Николаевскую Академию Генерального Штаба». После предварительной проверки знаний в своей час-ти его допустили «к испытанию при Окружном Штабе», после чего и выдали «предпи-сание… отправиться в Санкт-Петербург с таким расчетом, чтобы он мог явиться в Ака-демию 20 августа (1894 года - авторы) для приемного экзамена» [291]. А уже в следую-щем столетии, 11 октября 1908 года атаман отдела обращается в Войсковой Штаб с письменным ходатайством о «прикомандировании к Управлению отдела подъесаула льготного состава 1-го Волжского полка Ягодкина для ознакомления с обязанностями помощника старшего адъютанта» [292].
В декабре 1896 года сотник льготного состава Волжского полка Виктор Поляков был прикомандирован в Лейб-Гвардейский Терский казачий эскадрон, «для испытания по службе и перевода впоследствии» [293]. В конце 1907 года 10 декабря хорунжий Мельников отправился из расположения подразделения в Штаб Пятигорского отдела для «занятия должности помощника старшего адъютанта управления отдела, вместо со-стоящего под судом подъесаула Склярова» [294]. Высокообразованный офицер настолько хорошо и быстро зарекомендовал себя на новой и непростой должности, что вскоре был рекомендован помощником старшего адъютанта в Войсковой Штаб Терского казачьего войска, куда и прибыл после предварительного собеседования 11 октября 1908 года для дальнейшего прохождения службы [295].
Немного ранее, а именно 26 июня 1908 года приказом за № 266 сотник Волжского полка Зацепин на несколько месяцев прикомандировывался к Войсковому Штабу «для писания занятий» [296]. Однако не всегда офицеры полка отвечали всем предъявляемым требованиям и иногда получали отказ. Так, сотник Николаев обратился с ходатайством «о предоставлении ему должности Пятигорского городского пристава», но получил официальный ответ, что просьба «удовлетворена быть не может» [297].
Помимо сугубо армейских и военно-административных постов, офицеры полка на-значались и на должности, связанные с культурно-просветительской деятельностью во всех станицах. Отдельным приказом по Терскому казачьему войску за № 276 от 11 но-ября 1892 года Д.Н.Томашевский, «состоящий в льготном составе 1-го Волжского пол-ка» назначен руководителем «Войскового музыкального хора». При этом прилагался «Полный послужной список сотника Дмитрия Николаевича Томашевского», из которого явствовало, что он родился 26 октября 1855 года и происходил из Терской Области и из дворянской семьи. Военное образование получил в Ставропольском юнкерском учили-ще, имел знак отличия «Военного ордена Святого Георгия 4-й степени под № 243950 и светло-бронзовую медаль за Турецкую войну 1877-1878 годов». Получал, согласно должностному окладу, «в год жалованья – 468 рублей, порционных – 183 рублей, квар-тирных – 150 рублей» [298].
На рубеже XIX-XX веков в составе 1-го Волжского полка служили несколько за-служенных кадровых офицеров, в том числе отличившихся в боевых действиях и в дальних конных походах за пределы российских земель, за что и были отмечены воен-ным командованием соответствующими наградами. Выписки из их послужных списков позволят более полно составить мнение о командирах отдельных казачьих подразделе-ний и озвучить несправедливо забытые имена наставников, сделавших немало для под-держания в боевой готовности строевых сотен и передавших свой огромный опыт сле-дующим поколениям казачьих офицеров и станичников.
«Есаул Елбаев Пётр Моисеевич родился 12 января 1855 года в дворянской семье Терского казачьего войска. Поступил на службу 5 января 1875 года в Владикавзский ка-зачий полк. Награжден орденом Святой Екатерины 3-й степени с мечами и бантами, Святой Анны 3-й степени, медалью серебряной в память войны 1877-1878 годов, светло-бронзовой на черной ленте установленной в память Алхан-Текинской экспедиции в 1879 году. Получал в год 1080 рублей, квартирных – 126 рублей.
Есаул Прокопов Лев Григорьевич родился в станице Троицкой 13 февраля 1860 го-да в дворянской семье Терской Области. Награжден серебряной медалью в память по-чившего императора Александра III, серебряным орденом Бухарской звезды 1-й степе-ни, темно-бронзовой медалью за труды всеобщей переписи населения 1897 года. Полу-чал в год 1080 рублей, квартирных – 126 рублей.
Есаул Цуглиев Василий Степанович родился 11 февраля 1860 года. Награжден ме-далью в память турецкой войны 1877-1878 годов и серебряной медалью в память по-чившего императора Александра III. Получал в год 1080 рублей, квартирных – 126 руб-лей.
Подъесаул Голубинский Андрей Иванович, родился 9 августа 1859 года. На-гражден серебряной медалью в память почившего императора Александра III. Получал в год 948 рублей, квартирных – 126 рублей.
Подъесаул Агоев Кузьма Кузьмич родился 8 июля 1855 года. Награжден серебря-ной медалью в память почившего императора Александра III и орденом Бухарской звез-ды 1-й степени. Получал в год 948 рублей, квартирных – 126 рублей.
Подъесаул Гажив Иван Николаевич родился 10 ноября 1858 года. Награжден зна-ком отличия Военного ордена Святого Георгия 4-й степени, светло-серебряной медалью в память войны 1877-1878 годов и серебряной медалью в память почившего императора Александра III. Получал в год 948 рублей, квартирных – 126 рублей.
Подъесаул Солжаникин Александр Ефимович родился 30 августа 1869 года. На-гражден серебряной медалью в память почившего императора Александра III, темно-бронзовой медалью за труды всеобщей переписи населения 1897 года и орденом Бухар-ской звезды 1-й степени. Получал в год 948 рублей, квартирных – 126 рублей.
Подъесаул Мистулов Эльмурза Асланович родился 16 сентября 1869 года. Награж-ден орденом Святого Станислава 3-й степени, серебряной медалью в память почившего императора Александра III и медалью в память похода в Китай 1900-1901 годах. Полу-чал в год 948 рублей, квартирных – 126 рублей.
Сотник Ягодкин Никита Яковлевич родился 27 марта 1877 года в дворянской семье Терской Области. Награжден орденом Бухарской звезды 1-й степени. Получал в год 816 рублей, квартирных – 78 рублей» [299].
Во время страшных потрясений, охвативших территорию российской империи в начале прошлого столетия, Волжский полк находился в городе Кременчуге, откуда 5 ав-густа 1905 года рапортом за № 2770 командир полковник Стеценко уведомил Войсковой Штаб Терского казачьего войска о необходимости присылки 253 молодых «строевых конных казаков» и 9 «нестроевых пеших», итого, 262 человека на укомплектование сотен [300]. По всей видимости, тревожные события первой русской революцию и затя-нувшаяся бойня на восточных рубежах страны значительно сократили количество от-пускаемых на льготу казаков. Так, осенью 1907 года только 11 человек подлежали увольнению в родные станицы, и молодое пополнение волжцев по-прежнему направля-лось в расположение строевых сотен [301].
На дальневосточный фронт от Терского казачьего войска были направлены одна батарея и всего два конных полка, а именно, 1-й Сунженский-Владикавказский и 1-й Кизляро-Гребенской. Но и при столь малых силах станичники вписали славную строку в действия русской кавалерии. Несмотря на то, что основная часть волжцев находилась вдалеке от театра военных действий, их отдельные представители отметились высокими правительственными наградами за русско-японскую войну (1904-1905). В частности, «охотник» от Волжского казачьего полка есаул Эльмурза Асланович Мистулов стал ка-валером ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия [302].
С завершением военных действий с Японией полное спокойствие не сразу восста-новилось в российских пределах, и волжские сотни продолжали поддерживать пошат-нувшийся государственный порядок вдалеке от мест своей постоянной дислокации. Так, в своем приказе за № 85 от 28 февраля 1908 года по Терскому казачьему войску, Наказ-ной атаман А.М.Колюбакин сообщал, что ему «пришлось пробыть некоторое время в городе Тамбове, временной штаб-квартире 1-го Волжского полка. Пользуясь возможно-стью осмотреть находившимся в названном городе 3-ю сотню полка и учебную коман-ду. Как сотня, так и учебная команда представилась в самом блестящем виде. Строевая подготовка их не оставляет желать ничего лучшего. Вид и выправка людей и состояние лошадей прекрасный и внутренний их порядок найден образцовым.
Затем, по отзывам губернатора и предводителя дворянства, вели и ведут себя как рыцари, то есть всюду и везде бывают крайне вежливы и деликатны по отношению к жителям, с полной доверенностью охраняют вверенное их попечению имущество горо-жан и прочих, и являют собою пример выдержки и редкой дисциплинированности.
О таком доблестном старании наших молодцов – Волжцев, считаю для себя прият-ным долгом объявить по дорогому мне Терскому казачьему войску во всеобщая сведе-ния, причем во всех станицах Военного округа. Предлагаю атаманам станиц прочитать настоящий приказ на полных общественных сборах» [303], что и было с гордостью ис-полнено, особенно в волжских станицах.
Необходимо отметить, что Наказной атаман Терского казачьего войска осмотрел еще и 5-ю сотню полка [304]. (В 1905-1906 годах вся вторая Терского казачьего войска была вызвана на службу [305]). О каких-либо замечаниях ничего не сообщается, но сам порядковый номер говорит о том, что подразделение возросло, как минимум на одну от-дельную единицу. Это, в первую очередь, связано с огромными задачами, которые были возложены командованием на волжских казаков и возможной приостановкой отправле-ния на льготу станичников, отслуживших положенные сроки службы.
Отличная подготовка молодого поколения волжских казаков, достойно проявивших себя в сложной обстановке, несомненная заслуга станичных ветеранов, их дедов, отцов и атаманов, которые с чувством полного удовлетворения выслушали приказ № 85 от 28 февраля генерал-лейтенанта А.М.Колюбакина. Дальнейшее обучение проводили офице-ры 1-го Волжского полка, чьи воинские звания, фамилии, имена и отчества сохранились в уцелевших делах канцелярии Терского казачьего войска за 1 октября 1908 года.
Войсковые старшины – Яковлев Александр Константинович, Хетагуров Василий Дахцинаевич.
Есаулы – Цугулиев Василий Степанович, Зимин Иван Гаврилович, Солнышкин Александр Ефимович, Мистулов Эльмурза Асланович.
Подъесаулы – Старицкий Николай Дмитриевич, Дмитрюков Павел Емельянович, Антонов Николай Яковлевич, Горепекин Алексей Михайлович, Бирюлькин Николай Алексеевич (отставка с мая 1908 года), Ягодкин Никита Яковлевич, Лютнев Константин Семенович.
Сотники – Кривозубкин Василий Иванович, Мистулов Хаджи-Омар Асланбекович, Вершинин Николай Денисович.
Хорунжие – Варнев Владимир Андреевич, Скляров Виктор Иванович, Бычков Дмитрий Гедеонович.
В числе прикомандированных чинов к волжским сотням значился один хорунжий Курмогоров Николай Николаевич, состоящий в составе Моздоко-Горского казачьего полка [306]. Необходимо отметить, что это не полный список офицеров, которые слу-жили вместе с казаками в непростое время революционных потрясений. Так, в августе 1906 года есаул Тургенев получил следующий чин войскового старшины [307], но в на-чале 1908 года выбыл и уже не состоял в штате 1-го Волжского полка.
Бросается в глаза, что количественный состав младших офицеров не пропорцио-нально мал, по сравнению со средним командирским звеном. Подобное положение было нередким явлением во многих казачьих подразделениях. Зачастую требовалось вмеша-тельство высокого начальства, вплоть до командира 2-й Сводной кавалерийской диви-зии, чтобы как-то переломить сложившуюся годами ситуацию. Так, в начале сентябре 1900 года в 1-м Волжском полку отсутствовали три обер-офицера, а среди них сотник Мистулов и хорунжий князь Магалов, переведенные «в действующие войска на Восток». Еще не доставало двух штаб-офицеров, а два обер-офицера находились на лечении и один в отпуске. Поэтому, обращаясь в Войсковое правление с настоятельной просьбой о направлении опытного пополнения, командование сообщало, что «отсутствие младших офицеров в полку теперь ощущается настолько, что приходится две, три должности вместе возлагать на одного офицера, не говоря уже о том, что в четырех сотнях совсем нет субалтерн-офицеров» [308].
Помощниками офицеров выступали, как правило, наиболее подготовленные из ка-заков, выделяемые из общей массы и получившие первичные воинские нашивки. Для их дальнейшего образования при 1-м Волжском полку существовала «Школа подхорун-жих». Грамотные офицеры регулярно проводили занятия среди вахмистров, старших и младших урядников. В программу обучения входили следующие обязательные предме-ты: «Закон Божий, русский язык, арифметика, физическая география, отечествоведение, русская история, сведения по тактике, сведения по топографии, конно-саперное дело, сведения по оружию, сведения из военных законов, военная гигиена, сведения о лоша-ди» [309].
Окончившие полный курс полковой школы, слушатели сдавали установленные эк-замены в присутствии командира полка. В случае успешного преодоления сложного ис-пытания, особо отличившимся станичникам вскоре присваивали следующие воинские звания с зачислением на новые штатные должности. Но получение первого офицерского чина было сопряжено с дополнительными экзаменами, требовавшими от выпускников дополнительных усилий и еще больших знаний. В военное время, особенно на фронтах мировой войны, из-за большой убыли младших казачьих офицеров, процесс получения эполет был значительно сокращен и многие станичники получали повышение по службе благодаря личной храбрости.
А пока, после установления твердого порядка на всей территории российского го-сударства, продолжилась размеренная гарнизонная жизнь волжцев в своих постоянных казармах. И в 1909 году на замену части отслуживших установленные сроки казаков, должен был прибыть эшелон с 5 офицерами, 274 молодыми юношами, вместе с 272 ло-шадьми [310].
В фонде «Войсковой Штаб Терского казачьего войска» в Центральном государст-венном архиве республики Северная Осетия-Алания сохранились полные годовые жур-налы полка. Первый начинается 1 января и заканчивается 31 декабря 1912 года на вось-мисот тридцати семи листах и второй, датируемый с 1 января 1913 года по 25 марта 1914 года на пятиста семи листах. На пожелтевших страницах подробно представлены последние годы мирной жизни 1-го Волжского казачьего полка. После чего произошли события, коренным образом изменившие судьбы всей страны и на долгие десятилетия, приостановившие изучение казачества России.
Происходила ежедневная кропотливая работа, направленная на повышение боевой подготовки строевых сотен. Плановые занятия в расположении части чередовались с периодическими выездами на специально подготовленные полигоны, где на практике оттачивались полученные знания. Результаты волжцев были превосходными, за что от-личившиеся казаки и офицеры удостаивались различных поощрений. Достигнутые ус-пехи замечались командованием 2-ой Сводной дивизии, что и находило свое отражение в положительных реляциях. В отдельных случаях происходило не простое продвижение по служебной лестнице, а присваивались высокие чины, крайне неохотно раздаваемые родовыми аристократами из Военного министерства. Так, войсковой старшина 1-го Волжского полка Мартынов был «произведен в полковники со старшинством с декабря 1911 года. Справка “Русский инвалид”, 1912 год. № 39» [311].
Ежедневно по полку назначалась дежурная смена в составе одного офицера, как правило, в звании хорунжего, одного писаря, одного горниста «от трубачевского взво-да» и «домашний наряд от одной из сотен», а также, помимо прочего, определялось от-ветственное подразделение «на случай пожара и экстренного вызова» [312]. Дежурный офицер был ответственен за все, что происходило на территории воинской части, и обо всем важном немедленно докладывал командиру полка. Все основные события, проис-ходившие в течение суток, тщательно фиксировались и отмечались в специальных прошнурованных тетрадях. В завершении дежурства происходила замена действующих лиц, и все начиналось снова, как и предписано уставом российской армии.
В 4-ой сотне полка служили уроженцы станицы Незлобной, в которой числилось уже шесть офицеров: сотники Гульдиев, Старицкий, Пегушин, Водобшин и хорунжие Томашевский, Кулеш [313]. Видно, что незадолго до начала мировой войны усилиями нескольких инстанций было подготовлено достаточное количество младших офицеров. Именно на них и легла основная тяжесть по поддержанию дисциплины и обучению до-веренных им подразделений к предстоящим боевым действиям на фронте.
К 1 марта 1913 года, согласно сохранившимся документам, в запасе у кладовщика 4-ой волжской сотни числились многие продукты, перечень которых позволяет судить, насколько разнообразилось питание станичников, по сравнению с прошлым столетием. В «Ведомости остатков продуктов» обозначены: «капусты 75 пудов 1 фунт, картофеля 92 пудов 8 фунтов, моркови 5 фунтов, луку 8 пудов 10 фунтов, соли 1 пуд 30 фунтов, лаврового листа 75 золотников, томату 10 пудов 5 фунтов, бурака 4 пуда» [314].
В 1913 году из станицы Незлобной прибыли на укомплектование Волжского полка несколько человек со своими строевыми конями, которые произвели хорошее впечатле-ние на сотенное и полковое начальство. Среди них Шариков Андрей, Сёмин Андрей, Борисов Ефим, Долженко Юлиан, Плотниченко Иван, Фролов Матвей, Щуклико Алек-сей, Жуков Иван и казак Проценко. Однако незлобенец Верейкин Никита призыва 1911 год так и оставался безлошадным, за что в числе других служащих казаков получил от-дельным приказом за № 319 по Терскому войску взыскание «за нерадивое отношение к приобретению себе строевого коня» [315].
Малое количество надельной земли, неблагоприятные погодные условия в течение ряда сельскохозяйственных сезонов привели к тому, что казачья семья не смогла за не-сколько лет полностью собрать молодого воина на царскую службу. Зная, с какой щепе-тильностью станичники относились к воинской повинности, как за приобретением не-обходимого снаряжения пристально наблюдало станичное начальство, а затем ответст-венные чины из Правления Пятигорского отдела, не трудно понять, в каком сложном материальном положении оказалась незлобненская семья.
Обнищание части казачества зашло так далеко, что при станицах стали собирать особые денежные фонды. В них казаки, признанные медицинской комиссией негодными к строевой службе, но способные трудиться в своем хозяйстве, вносили определенную часть заработка в помощь призывникам, отправляющимся в Волжский полк. Из этих сумм, выдаваемых в беспроцентную ссуду, новобранцы приобретали снаряжение. В 1913 году общая задолженность казачьих семей из станиц Ессентукской, Горячевод-ской, Кисловодской, Новопавловской, Лысогорской, Подгорной и Незлобной составила 10991 рублей 69 копеек. Подобные суммы выделялись и из Войсковой казны «на снаря-жение бедных казаков», которые с каждым годом возрастали [316].
А пока что служащие казаки Волжского полка находились в своих казармах и пе-риодически отправлялись на ближайшее стрельбище. Так, 3 апреля 1913 года у села под названием Острочан личный состав 4-й сотни произвел по обозначенным целям 428 вы-стрелов, из которых 28 были пристрелочными. Из 155 человек, проходивших по спискам сотни, практические навыки показали 100 казаков, а также 3 офицера, поразившие десять мишеней из двенадцати, за что и получили отличную оценку [317].
Необходимо отметить, что после обычной демобилизации казаков в марте 1914 го-да в количестве 215 человек в 4-й сотне на лицо осталось, помимо кадровых офицеров, «старослужащих – 94, молодых – 5», итого, 99 человек, которые пополнили последний мирный призыв российской армии [318]. После чего отработанный и хорошо опробо-ванный десятилетиями процесс, оказался совершенно ненужным и забытым.
Боевые потери пополнялись за счет возвращения из госпиталей раненых бойцов, либо за счет очередных призывов новых станичников в окопы первой мировой войны. Однако еще до начала кровопролитных сражений, строевые сотни понесли невосполни-мые людские потери. Так, уроженец станицы Незлобной Матвей Коннов весеннего при-зыва 1914 года, сразу же по прибытии на действительную службу в полк, 7 марта был навсегда исключен из списков личного состава части как умерший [319].
С началом открытия военных действий летом 1914 года, казаки Волжского полка одними из первых вступили в столкновение с передовыми разъездами неприятельской конницы. Их успешные действия, вкупе с остальными подразделениями российской ар-мии, сорвали далеко идущие планы германско-австрийского командования и позволили царскому правительству произвести запланированную мобилизацию, тем самым, выну-див страны враждебного блока перейти от войны маневренной к позиционной на два фронта, что привело их к полному истощению и конечному поражению.
Отправляя полностью укомплектованные сотни станичников на фронт, Наказной атаман Терского казачьего войска генерал-лейтенант А.С.Михеев в своем приказе писал: «Знаю товарищи, чего вам стоило это снаряжение. Знаю, что отцы выводили на продажу последний скот для того, чтобы купить коней сыновьям, что жены ваши, оставляя детей, сами становились за плуг, дабы освободить мужей на службу. Совершить это могла только присущая вам вековая казачья доблесть, в одной лишь смерти находящая преграду к исполнению Державной воли Царской! Честно исполняйте свой долг, вы станете выше всяких похвал, и не мне благодарить вас, товарищи: вашу службу не забу-дет Батюшка-царь, сумеет оценить ее Мать-Россия» [320].
Всего же в действующую армию терские станичные общины направили шесть ше-стнадцати рядных полков, а именно 1-й и 2-й Волжские, 1-й и 2-й Кизляро-Гребенские, 2-й Сунженско-Владикавказский, 2-й Горско-Моздокский, а также 2-ю артиллерийскую батарею. В разное время отправились в другие регионы страны: 1-й и 3-й Горско-Моздокский, 3-й Сунженско-Владикавказский, 3-й Волжский, 3-й Кизляро-Гребенской и 1-я и 3-я артиллерийские батареи. Вместе с ними охранную деятельность на важнейших коммуникациях осуществляли 1-й и 2-й Терские пешие батальоны и другие подразделе-ния, периодически выводимые с передовых позиций на отдых и пополнение [321].
По другим данным, в действующую армию отправилось двенадцать полностью снаряженных конных полков, два пластунских батальона, две конно-артиллерийские ба-тареи, две гвардейские сотни, пять запасных сотен и пятнадцать отдельных команд. Все-го 18000 терских казаков были поставлены под ружье и несли службу на различных фронтах. Так, 16 ноября 1914 года 3-й Волжский полк одержал убедительную победу над превосходящими силами курдских всадников у селения Верхний Харгацых. На сле-дующий год, 20 июня всего две сотни 1-го Волжского полка провели стремительную контратаку на австрийскую пехоту у села Чукчицы, за что и были отмечены командова-нием российской армии [322].
На сегодняшний день, в силу известных доктрин, господствовавших более семиде-сяти лет в нашей стране, боевые действия отдельных подразделений во время первой мировой войны крайне мало освещены в научной литературе. Не стали исключением и казачьи полки различных войск, внесшие немалый вклад в отстаивание интересов рос-сийского государства. Целый пласт отечественной истории еще ждет своего присталь-ного исследования, чему неоценимую помощь могут оказать документы, чудом уцелев-шие в революционном вихре в различных архивохранилищах страны.
Восполняя существенный пробел о годах первой мировой войны, в которой казаче-ство снискало заслуженную славу, считаем необходимым привести полковую песню, с которой волжские сотни ходили в бой, начиная с «екатерининских турецких войн» на Кубани.
               Так шли-то, пришли волжские казаки,
                Шли они из походу…
                Из того ли походу, волжские казаченьки
                Со реченьки со Кубани

                Как просились они, волжские казаки,
                Просились ночевати:
               “Ты пусти-ка, матушка камыш-травка,
                Пусти ночку ночевати…”

                 Как со вечеру матушка камыш-травка
                 Она приутихла.
                 На белой-то заре матушка камыш-травка
                 Она зашумела…

                Вы вставайте-ка, казаченьки,
                Вставайте, молодые,
                Как за вами-то гонит, злая погонюшка –
                Три татарина и три басурманина [323].

Таким образом, после установления спокойствия в обширном регионе, волжские казачьи сотни продолжали государственную службу на Северном Кавказе, в основном, в расположении своих станиц, но в случае необходимости, незамедлительно выдвигались в районы, где возникала малейшая угроза возникновения беспорядков. Несмотря на численное сокращение и уменьшение срока нахождения в строю, казаки отличались вы-соким уровнем профессионализма. Для его поддержания в Волжской бригаде, одной из первых в казачьих войсках России, были созданы специальные учебные команды для освоения современного нарезного огнестрельного оружия.
Во время кровопролитной русско-турецкой войны высокая боевая подготовка волжцев получила наглядное подтверждение. Десятки нижних чинов удостоились на-граждения высокими правительственными наградами, а особо отличившиеся подразде-ления получили серебряные Георгиевские трубы. По завершению победоносной кампа-нии, Волжский полк еще некоторое время оставался в Закавказских провинциях, обес-печивая спокойствие южных рубежей российского государства. Затем после кратковре-менного расквартирования в Центральном Предкавказье, волжские казаки, согласно ут-вержденным планам русского Генерального Штаба, были отправлены на Украину в го-род Каменец-Подольск, где вошли в состав 2-й Сводной казачьей дивизии.
Ежегодно новое пополнение прибывало на четырехлетнюю действительную служ-бу, что дало возможность командованию подготовить сотни опытных и дисциплиниро-ванных бойцов из волжских станиц. Все эти десятилетия казаки оставались надежным оплотом государственной власти и помимо выполнения сугубо военных функций, под-держивали в течение ряда лет твердый правопорядок во время трагических событий, на-званных первой русской революцией. С началом мировой бойни волжские казаки одни-ми из первых вступили в кавалерийские стычки с передовыми частями противника, и впоследствии неоднократно отличились в боях на различных фронтах, вписав еще не-сколько славных страниц в историю Терского казачьего войска.