К. А. Прокопов. Даргинский поход. Хроника. Из серии «Кавказ» (без указания места и года издания). 40 с.

Предисловие

     Эта работа была сделана 8 лет назад по поводу столетнего юбилея покорения Кавказа и отослана во Францию моему брату, полковнику Леониду Андреевичу Прокопову для напечатания в Военном Журнале.
     Но хлопоты по дому Белых Воинов не позволили ему сразу этим заняться, а затем его болезнь и смерть окончательно отвлекли мою мысль от ея опубликования.
     100-летний юбилей 1859-1959 взятия последней крепости Шамиля – Гунибы перенесло меня в эпоху Кавказских событий, и перед моим мысленным взором встал величественный образ Шамиля, когда он с гордым достоинством стоял перед «сардаром русского Царя, князем Барятинским, сдавая ему крепость, куда ворвались русские войска, взобравшись по лестницам на головокружительную высоту из пропасти, как раз на ту сторону крепости, которую Шамиль считал неприступной.
     Другая картина, не менее значительная, по своему содержанию – это представление Шамиля Императору Александру II.
     Шамиль шел на это свидание, бледный, с посиневшими губами, как на казнь.
     Так описывает его очевидец.
     Он ждал, что русский Царь на него лишь взглянет и прикажет немедленно отрубить ему голову, чтобы насладиться видом заклятого и теперь побежденного врага.
      Но Царь к Шамилю подошел, обнял его и поцеловал.
      Железные нервы Шамиля не выдержали…
Слезы покатились градом из его глаз. Потом он сказал:
      «Если бы я знал, что русский Царь такой добрый, я никогда не поднял бы на него оружия»!
      Кавказ был присоединен на самых льготных условиях. Шамилю было определено жительство в Калуге, но он там жил не как пленный, а как гость. При нем был наряжен пристав, который оставил после себя книгу и я ее имел.
      Книга эта – протокольное описание той жизни, которую вел Шамиль в Калуге. Его неоднократно приглашали на губернаторские и общественные балы и празднества, но он, после первого же визита отказывался больше туда ходить.
     Конечно, там были нарядно одетые декольтированные дамы, а ему, как имаму этого видеть не полагалось.
     Шамиль получал крупную пенсию и он, гуляя по городу, подавал встречным нищим щедрую милостыню.
     На вопрос пристава – зачем он так много дает – Шамиль ответил: - «Дать мало, это ему ничего не поможет» и меньше серебряного рубля никогда не давал, а в то время это были большие деньги.
     Я родился на Кавказе, в моих жилах течет горская кровь от  жены прадеда, и мои дед и прадед и все мои предки, коренные казаки, служили в передовой линии, а начиная с прадеда, переселились в боевую линию – на Сунжу.
     С самого раннего детства мы, дети, живя в станице, привыкли к постоянным тревогам и нападениям, а рассказы моих дедов – родного и двоюродного о Шамиле и Кавказской войне, конечно, обогащали мое воображение красотами боевых подвигов.
     Несчастный поход Воронцова глубоко врезался в память его участников, и в своих рассказах они часто к нему возвращались, вспоминая все новые и новые подробности и трудности похода.
     Помню, на меня мальчика, большое впечатление произвел рассказ, как был спасен русский офицер своим знакомым чеченцем – из другого лагеря. Чеченец спрятал его от своих в воду и дал ему камышовую трубку, чтобы он мог дышать под водой.
     Чеченцы искали офицера, но не нашли его.
     Даргинский поход меня интересовал, и я искал официальных о нем сведений.
     Мне удалось найти некоторые сведения и подробности похода в Тифлисских архивах среди мемуаров, но они резко противоречили словам Даргинского марша, (который был нашим полковым маршем).
     Марш этот – прославлял поход, как блестящую победу и это было полным противоречием действительности, что вносило смущение в мое сознание. Невольно поднимался вопрос: - В чем же дело?
     Как ни удивительно, ответ на интересовавший меня вопрос о делах моей Родины, я нашел в чужом краю.
     В Америке, здесь, в Сан-Франциско мне попалась книга – Покорение Кавказа на английском языке, где эти архивные материалы были сведены в порядок и систему.
     Это была книга англичанина Брадли, написана она с точки зрения английских интересов, для которых покорение Кавказа было открытием пути русским в Индию.
     Теперь, после завоевания, ничто уже не препятствовало русским идти через Персию в в столь ревниво оберегаемую англичанами, Индию.
     Но почти одновременно с этим, ген. Скобелев уже пробился в Средней Азии к гораздо более короткому и удобному пути через Туркестан и Бухару к Афганистану, откуда путь не представлял особых затруднений и, если бы не его внезапная смерть, (существует сильное подозрение, что он был отравлен), то, вероятно, он осуществил бы свой план и проник бы в эту страну чудес, как тогда предполагали, тем более, что этот период как раз совпадал с восстанием в Индии, которое кончилось жестоким усмирением.

* * *

     Впоследствии, уже в качестве геолога, я работал как раз в лесах Ичкерии и в Даргинском районе, где происходили все эти трагические события и изучил там каждый хребет и каждую речку, где проходил отряд Воронцова.
     Но больше всего меня поражал гениальный план, составленный Шамилем для уничтожения отряда Воронцова и полной победы над ним.
     И не подоспей вовремя Фрейтаг – опытный Кавказский генерал, Шамиль выполнил бы свой план. Но Фрейтагу удалось спасти остатки отряда Воронцова
     И невольно мне представилось сравнение, что здесь Воронцов играл роль Наполеона, как его описывает Толстой в романе «Война и мир», а Шамиль роль Кутузова и не зная теории ни тактики,  ни стратегии, действовал так, как действовали в свое время Скифы, заставившие всю могучую армию Дария спасаться бегством.
     В этом трагическом походе, где погибли лучшие генералы и войска, пробиваясь почти без снарядов и без провианта сквозь леса Ичкерии, русские (Кавказские) солдаты и офицеры показали себя с самой блестящей стороны, но несчастие их заключалось в том, что они должны были повиноваться уставу и устав их губил, вместо того, чтобы руководствоваться здравым смыслом и как того требовали окружающие обстоятельства.
     Еще наш великий полководец Суворов говорил:
     «Не держитесь устава, как слепой поводыря»…
    Даргинский поход показал всю гибельность руководства с дальнего расстояния военными действиями, где теоретики строят одно, а практика являет им совершенно другое и моя главная мысль и желание, ничего не скрывать и не преувеличивая, показать всю ошибочность подобной постановки дела.

*****

Даргинский поход

     В 1959 году исполнилось ровно сто лет со времени окончания Кавказской войны (1859 г.), и уместно вспомнить теперь ту боевую эпоху. История прославила и российское оружие и ее вождей и тех, кто защищал свою независимость от русских пришельцев.
     «Кавказская война была школой подобной Суворовской и являлась истинным благодеянием для русской армии», - пишет А. А. Керсновский. («История русской Армии»).
     «В чащах чеченских лесов и на раскаленных дагестанских утесах, в схватках с отчаянно храбрым противником крепла воля, закалились характеры, создавались легендарные боевые традиции, и эти традиции, эту боевую сноровку Кавказские полки передали из поколения в поколение, показывая ее во всех своих позднейших встречах с противником».
     «Имена Ермолова, Карягина, Котляревского должны быть памятны всем Кавказцам, так же как имена Слепцова и Бакланова, Архипа Осипова и Гавриила Сидорова».
      Наше внимание останавливает на себе событие, которое представляет яркий пример тех трудностей, которые надо было преодолевать  русским войскам, и характеризует того противника, с которым приходилось иметь дело.
     Это событие – неудачный Даргинский поход Воронцова вглубь Чечни – имело очень большое значение и отразилось на всей дальнейшей политике и системе движения русских на Кавказе, а также на сопротивлении горцев, возглавляемых талантливым и фанатичным вождем (Имамом) Шамилем, который объявил народную священную войну («Хазават») русским и был поддержан в своей борьбе турками и англичанами.
     Сражаясь за свою независимость, горцы, не зная того, служили интересам Англии, которая рассматривала Кавказ, как барьер на пути в Индию.
     Это хорошо выражено в словах Генри Ровлинсон («England and Russia in the East». 1875)
     «Пока горцы сопротивлялись, они образовали действительный барьер внешнему вторжению завоевателя.
     Когда же они были сметены этим приливом, то не стало ни военного, ни физического препятствия движению русских от Аракса к Инду.

*      *
*
      Неудачный Даргинский поход Воронцова, как попытка одним взмахом покорить Кавказ в короткое время, вполне оправдал мудрые слова Вельяминова и его взгляд на Кавказ, как на могучую крепость, сильную по природе, снабженную естественными укреплениями и защищаемую многочисленным и храбрым гарнизоном.
     «Только неразумные люди пытались бы приступом взять эту твердыню.

*      *
*
     Подобная попытка, однако, была сделана в 1845 году графом Воронцовым, вновь назначенным главнокомандующим войсками, прибывшим непосредственно из Петербурга с полномочиями Государя Николая Павловича – нанести быстрый и сокрушительный удар Шамилю и уничтожить его престиж и влияние на Кавказе.
     План кампании был составлен в СПБ генералом Нейдгардтом и одобрен императором. Воронцов должен был разбить орды Шамиля, проникнуть в центр его владений и восстановить авторитет России.
     Слово императора было законом.
     Воронцов отличный организатор и командир в эпоху Наполеоновских войн, аристократ в лучшем понимании этого слова (См. Лев Толстой – Хаджи Мурат), явился из столицы, окруженный блестящим штабом из гвардейских офицеров, жаждущих отличиться под командованием столь знаменитого генерала, но совершенно незнакомых с трудными условиями Кавказской войны так же как и батальоны 5-го армейского корпуса, которые были направлены из России в подкрепление Кавказским полкам.
     Опытные боевые Кавказские генералы Фрейтаг, Аргутинский, Долгорукий и др. были противниками этой экспедиции, доказывая ее опасность, а главное бесцельность, но все их доводы были напрасны, и, хотя в конце концов, сам Воронцов, познакомившись с условиями войны на Кавказе, начал сомневаться в успехе предприятия, но Император желал восстановить пошатнувшийся за последние годы престиж России, и этому желанию нельзя было противиться.

* * * * * * * * *
31 мая 1845 года войска Воронцова двинулись в поход из крепости Внезапной на р. Аксае, против аула Ендере (Андреево), и, пройдя отрогами хребта Салатау, уже 5-го июня вышли через аул Буртунай к перевалу Кирк (8070 фут.), через Андийский хребет, отделяющий Чечню от Дагестана и стали спускаться по южному склону в бассейн р. Андийское Кой-су. По пути им не было оказано сопротивления, даже при занятии аула Бутрунай (Буртунай. – прим.) и горного перевала Кирк.
     Шамиль, отличный стратег, понимал, что в открытом бою все преимущества будут на стороне противника, обладавшего сильной артиллерией и поэтому, собрав значительные силы, ждал своего шанса – когда враг истощит свои силы или разделит свои войска и тогда напасть на него в подходящий момент.
     План, данный из СПБ Воронцову, был: обойти с востока долиной р. Акмаш (р. Акташ. - прим.) лесную и изрезанную площадь чеченской Ичкерии, спуститься на южный склон Андийского  хребта, заняв с. Анди, зайти с юга  в тыл Шамилю, резиденция которого находилась в ауле Дарго на северном склоне хребта и затем, разоривши это гнездо, тем самым нанести удар его престижу, вернувшись на север по р. Аксаю через Герзель-аул в Грозный, где оставался с резервом генерал Фрейтаг.
     Шамиль, имея отлично организованную сеть своих лазутчиков, конечно, знал этот план и мог заранее выработать свою систему обороны и нападения, начавши с уничтожения всех припасов и фуража в андийском округе и выселения оттуда всех жителей при первом приближении русских.
     Таким образом, русские войска уже были лишены местного продовольствия и должны были рассчитывать только на свои средства.
     Нигде так быстро не передаются известия естественным путем, как в горах Чечни и Ингушетии. С высокого дерева на вершине горы передающий кричит свои сообщения и его слышно за несколько верст.
     Другие подхватывают и передают дальше, и так, без телефона и телеграфа, Шамиль был предупреждаем о каждом движении русских, в то время как  русские ничего о нем не знали.
     Общее число русских войск после соединения с дагестанской колонной в Гертли достигло 18 000 при 48 орудиях, причем в составе их кроме 21 батальона пехоты были и Терские (Сунженские и Гребенские) казаки (12 сотен), саперы (4 роты) и туземная конная милиция (Тушинцы) – 1000 чел.
     Пройдя перевал и очутившись на южном склоне Андийского хребта, Пассек устремился сперва  на покинутый форт Удачный и штурмовал эту сильную позицию (гора Анчильир 7396 ф.), встретив лишь слабое сопротивление со стороны превосходящего численностью отряда горцев (3 000 человек при 1 орудии).
      Воронцов представил в своей реляции Императору это дело, как блестящую победу. Но это был самообман.
     Тактика Шамиля заключалась именно в том, чтобы заманивать русских легкими успехами вглубь гор, и затем уже, когда они будут в тягостных условиях, нанести им удар.

*      *
*
     Но первый большой урон был причинен порывистостью самого Пассека, который, командуя авангардом, ушел далеко вперед, оторвавшись от главных сил, и попал в горах в снежную бурю, причем потерял массу людей (450) и лошадей.
     Воронцов пришел ему на помощь, а 12 июня подошел к Андийским вратам, приготовившись их штурмовать, но Шамиль, опять к великому разочарованию, сдал сильную позицию без боя.
     Русские заняли  сожженные аулы Гоготль и Анди, жители которых были выселены, а Шамиль стоял на высотах Авала с 6 000 отрядом при 3-х орудиях и наблюдал за движением русских войск.
     Будучи атакован, он не принял боя, опять ушел в горы.
    Таким образом, без больших боевых потерь (а также без сражений) русские проникли вглубь гор Дагестана и заняли Анди, зайдя в тыл Шамилю.
    Император был вне себя от радости и писал 9 июля 45 г. Воронцову: - «Бог увенчал Вас и Ваши геройские войска достойным успехом и показал еще раз, что ничто не может остановить русских – Православных русских, когда с твердым упованием на Его помощь, они идут исполнять повеление Царя. Я не могу предвидеть дальнейших последствий, которые принесут настоящий успех, но я не сомневаюсь, что их действие долго будет жить в горах и поколеблет до сих пор непобедимую веру в мощь Шамиля. (Акты).
      Трехнедельное пребывание в Анди, где войска отдыхали, показало ясно всю бесплодность предприятия, ибо никаких, ибо никаких ощутительных результатов достигнуто не было. «Орды» Шамиля оставались при нем нетронутыми и взятием Анди, авторитет его непоколебленным. Русским же все равно нельзя было держаться в горах и оставлять гарнизоны здесь из-за трудности сообщения.
     И Розен, и Вельяминов уже достигли Дарго в 1832 г., но это не принесло ничего значительного.
     Самое разумное и безопасное для отряда было вернуться той же дорогой обратно, тем более, что войска испытывали нужду в продовольствии и амуниции.
     Но, имея под командой 10 000 боеспособных войск (остальные были оставлены по дороге), Воронцов, естественно, решил идти на Дарго, резиденцию Шамиля, расположенную к северу от Анди в 15 верстах.
     Настроение войск и планы Воронцова лучше всего рисуются словами дагестанского марша, который сделался потом полковым маршем участников этого похода, в том числе и нашего Сунженского полка. Привожу текст этого марша:

ДАРГИНСКИЙ МАРШ

Мы шагнули молодцами
Чрез Андийские врата,
Царские знамена с нами
Возле снежного хребта.

Против шашек, пуль штыками
Дружно грянем мы ура!

От маршей мы отдохнули,
Братцы, нам в Дарго пора!
Горцы и Шамиль струхнули…
Русский Царь велик! – Ура! Ура! Ура!

Князь-отец нам верно скажет: -
«Вам спасибо за труды!»
Всяк из нас ему докажет,
Что его достойны мы…

Первый он ведет нас к бою
И лелеет, как детей,
Барабан наш бьет к покою, -
Он не спит среди ночей.
И от холода и зноя
Терпит только за людей

Ура! Князь Воронцов! Ура, ура, ура, ура!

Неизвестно, кто сочинял слова этого марша. Во всяком случае, поэт не даровитый, но этот текст ценен потому, что он дает ясное представление, как заблуждались в штабе и в отряде относительно истинного положения вещей, не давая себе в этом отчета.
     «Горцы и Шамиль» не только не «струхнули», но, наоборот, готовились к решительным боям, заманивая русских вглубь лесов, чтобы там их уничтожить.
     И стремление войск идти в Дарго как раз было на руку Шамилю для выполнения этих планов.
    Надо было не торжествовать, но как можно скорее уходить из этих опасных мест по добру и здорову, тем более, что провиант был на исходе и войска перешли на скудный рацион.
     Провиантский обоз, который Воронцов ждал в Анди три недели, наконец, прибыл, но доставил провизии только на несколько дней.
     Кругом же была бесплодная пустыня, выжженная горцами и солнцем. И люди, и лошади стали испытывать нужду в провианте и фураже.
    Но, невзирая на все это, Воронцов решил идти в Дарго.
    Отступить от плана в данный момент, было для него равносильно сдать позицию без боя. На это он, мужественный полководец, пойти не мог, да, вероятно, об этом даже и не помышлял, как и его блестящее петербургское окружение.
     А это окружение было, действительно, «блестящим» с точки зрения аристократического мира.
     Его штаб и свита включали принца Гессе-Дармштадского, князя Варшавского, князя Витгенштейна и представителей лучших фамилий  Петербурга и Москвы, пожелавших принять участие в окончательном покорении Кавказа и разгроме Шамиля под водительством столь славного и знаменитого Командира.
     Конечно, каждый из них имел вокруг себя целый штат прислуги: - лакеев, поваров, конюхов и возил с собой массу лагерной обстановки, палаток,  посуды, офицерских вещей и запасов, имея вьючных лошадей сверх всякой меры и необходимости для боевых надобностей.
     Надо себе представить, как этот обоз обременял движение отряда и с каким презрением смотрели боевые кавказские солдаты и офицеры, не говоря уже о казаках, на этих аристократов и на их надменную, откормленную челядь.
     Ясно, что о Кавказе, а тем более о боевых кавказских условиях, они не имели ни малейшего представления и, в свою очередь, смотрели свысока на простоватых кавказцев в их мешковатых мундирах домашнего производства.
     Но когда они попали в тяжелое положение, то нечего и говорить, что выдержать главную тяжесть и силу удара пришлось принять на себя старым кавказским батальонам и казакам.

*      *
*

     В течение всех этих 3-х недель Шамиль не подавал никаких признаков жизни, только тщательно следил за движением русских и предугадывал их планы и намерения, готовясь к отпору.

*      *
*

     Не дождавшись прибытия следующего обоза, Воронцов решил выступить в поход на Дарго 6-го июля рано утром (в 4 часа), имея рацион всего на 5-6 дней.
     Распоряжения были сделаны за два дня раньше, а в три часа ночи перед рассветом 6-го июля чеченец, находившийся у Воронцова в качестве вестового ординарца, ускакал на его любимом коне, предупредить Шамиля о приближении русских. (Отсюда видно, как была поставлена разведка у Шамиля, агенты которого были даже в самом центре отряда, в курсе всех планов и распоряжений штаба! Как доверчив, наивен был сам Воронцов и его штаб!)
     В 9 часов утра войска достигли вершины Андийского хребта и начала леса.
     Отсюда открывается вид на северный склон хребта, покрытый густым лесом и изрезанный глубокими ущельями и оврагами.
     Дальше простирается Сунженская долина в туманной дымке и за ней вдали виднеется сверкающая лента Терека.
     Перед атакой людям был дан отдых и еда.
     Дальше дорога спускается по крутому северному склону в глубокое (верховье реки Аксая) ущелье, а затем, поднимается наверх и идет по узкому поперечному гребню (контрфорсу) вершина которого, то расширялась, то суживалась до нескольких фут.
     Крутые склоны этого гребня – отрога, покрытые густым лесом и изрезанные глубокими балками кишели скрытыми врагами.
     Этот отрог-перемычка, соединяющая Даргинское плато с Андийским хребтом был укреплен несколькими рядами завалов из толстых деревьев, ветви которых были искусно переплетены между собой и за каждым завалом сидели враги – смелые, фанатически настроенные, беспощадные…
     До Дарго оставалось всего 7-8 верст пути, но какого пути!

*      *
*

     Литовский полк 5-го корпуса первым бросился в атаку, руководимый своими офицерами, и взял первые шесть барьеров, не встретив особенно сильного сопротивления и не потерпев больших потерь. За ними шли саперы, очищая путь для остальной колонны.
     Стремительность первого натиска русских предусматривалась Шамилем и входила в его трактовку, так как позволяла влить в образовавшийся промежуток свои силы и тем разделить отряды противника на части, не давая им соединиться вместе.

*      *
*

     Как Шамиль предполагал, так и случилось. Следом за саперами впереди главных сил ехал сам главнокомандующий, а с ним генерал Людерс, принц Александр Гессенский и штабные офицеры.
     Но как только они достигли узкого перешейка между 2 – 3 заграждениями, горцы, зайдя в тыл ушедшему вперед авангарду, открыли по ним сильнейший ружейный огонь, и все главнокомандование оказалось в самом критическом положении.
    Авангард был уже далеко, а промежуточное пространство оказалось занято врагом. Все остановились, осыпаемые пулями.
     Выкатили вперед горное орудие, но после второго выстрела вся прислуга оказалась убита. Послали смену, но с ними случилось то же самое. Ген. Фок лично бросился к орудию, зарядил его, но упал смертельно раненый, не успев выстрелить.
     Тогда Воронцов двинул вперед спешенных терских казаков и Тушинцев. Они шашками в несколько минут очистили лес от врагов: - «И теперь мы были в безопасности на этой дороге, как у себя дома», - писал один из очевидцев боя.

*      *
*

     Казакам это дело было привычное, особенно Сунженцам, которые прошли хорошую боевую школу под командой ген. Слепцова.
     Не даром в их песнях поется: -

«Мы чеченцев всех столкнули
Из завалов как шутов,
Половину порубили,
Остальных загнали в ров».

     Когда подошли подкрепления Кавказских частей (батальон Кабардинского полка), препятствия были преодолены и, взобравшись на возвышенную поляну, войска увидели перед собой в 2-х верстах на плоской террасе аул Дарго, объятый пламенем…
     Шамиль поджег свою резиденцию и, вместе с тем велел перебить всех русских пленных офицеров и солдат, взятых  в 1843 г., и сам ушел в леса.
     Поздно вечером того же дня – 6 июля, Воронцов, который все время вел войска лично, следуя за авангардом, вошел в Дарго, а утром 7-го июля в Дарго вступили и остальные части.
     Стоимость Даргинской операции обошлась сравнительно недорого: - 1 генерал, 3 офицера и 32 солдата убитыми. 9 офицеров и 160 солдат ранеными.
     Теперь, когда Дарго было занято и Петербургский план выполнен – сейчас же возник вопрос, а что же дальше делать?
     В густых лесах Ичкерии вести дальнейшую борьбу с Шамилем и его партизанами было немыслимо. Оставаться на долгое время в Дарго не имело смысла и было опасно. Занявши Дарго, Воронцов должен был себя чувствовать точно так же как Наполеон в сожженной Москве, а Шамиль, и сам того не зная, играл роль Кутузова, удерживавшего армию от открытого боя.

*      *
*

     План экспедиции был выполнен, но цель осталась недостигнутой и главные испытания были еще впереди.
     Теперь стала все более выясняться безнадежность экспедиции, а еще более ее бесполезность, как и предсказывали ветераны Кавказских войн.
     Положение, предвиденное Фрейтагом и Аргутинским, становилось опаснее с каждым днем, и надо было как можно скорее уходить, но Воронцов еще медлил, ожидая обоза с провиантом и амуницией.
     Но каким путем уходить?  Кратчайший путь лежал на север вдоль реки Аксая на Герзель-аул, расположенный в 40 верстах, при выходе реки Аксая из гор на равнину в пределах русских владений и на магистральной дороге между Грозным и Хасав-юртом. Но войскам пришлось бы все время проходить по глубоко изрезанной местности, покрытой густым лесом, кишевшей беспощадными врагами, которые не преминут всюду ставить препятствия в виде завалов и воспользуются каждым удобным случаем, чтобы нанести вред противнику.
     Воронцов, в план которого входило движение именно этим кратчайшим путем, запросил еще из Анди мнение ген. Фрейтага по поводу марша на Герзель аул и тот ему ответил в отрицательном смысле, указывая, что «Среди чеченцев не составляет секрета, что В. Пр-во намереваетесь из Дарго спуститься в долину реки Аксая.
     Они говорят: «Мы еще не начали сражаться с русскими. Пусть они идут, где хотят, а мы знаем, где напасть на них».
     Фрейтаг откровенно указывал на все, предстоящие на этом пути опасности: - «В этом движении вы встретите в лесах такие затруднения, каких вы, вероятно, себе и не представляете. Потери будут огромны. Вы узнаете, как  чеченцы умеют сражаться в случае необходимости».
     Фрейтаг указывал также не только на опасность, но и на бесполезность этого марша: «Мне кажется, что вы ожидаете важных результатов от этого движения через лес на плоскость. Вы ошибаетесь. Как бы ни были успешны ваши продвижения, они не будут иметь никакого влияния на покорение Чечни».
    Надо сказать, что всякое движение Воронцова и его войск, всякое событие, происходившее в горах, немедленно разлеталось по всем аулам и достигало Грозного, так, что Фрейтаг был в курсе всех событий, имея у себя чеченцев-лазутчиков.
     Когда мне приходилось ездить по Горной Чечне в 1914-1917 годах для геологических исследований, то наш хозяин Шадид Шамилев, владелец хутора возле Ведена, имел все сведения о нашем продвижении так, что нам нечего было ему рассказывать по нашем возвращении обратно.
*      *
*

     Оставался другой путь, несравненно более безопасный: - пройти обратным движением на Анди и вернуться прежней дорогой в Грозный.
     Пять верст через лес не составило бы особого затруднения для сильного отряда, а дальше на открытом безлесном пространстве Шамиль не имел бы тех преимуществ – как в лесу.
     Кроме того, пополнение свежими силами, провиантом и амуницией свело бы потери от партизанских нападений к минимуму.
     Но, Воронцов опять не послушался голоса опыта и мудрости и рассудил по-своему: - идти через леса Ичкерии на Герзель аул.
     Это решение было гибельным. Не будь Кавказских полков, никто из отряда Воронцова не ушел бы живым,  и Фрейтагу пришлось спасать остатки «блестящей» армии, что он и выполнил успешно.

*      *
*

     В Кавказских войсках не было недостатка в личной храбрости ни у начальников, ни у подчиненных.
     Более того, избыток стремительности и порывистости там, где требовалась осторожность и осмотрительность – играли на руку Шамилю и приводили к гибели командиров и их частей.
      Шамиль, искусный тактик и психолог, знал по опыту, как будут вести себя русские войска и этим воспользовался, зная, что авангардная, передовая часть постарается продвинуться  возможно быстрее вперед, он после первого обстрела, давал ей эту возможность, а затем, вливал свои силы в промежуточное пространство и окружал ее со всех сторон превосходными силами. Это была его излюбленная тактика.
     Так погиб ген. Пассек со своим авангардом. Так был окружен и убит нач. арьергарда ген. Викторов, а сам командир отряда Ген. Клугенау, посланный навстречу продовольственному обозу, вернулся с громадными потерями, не выполнив своей задачи.

*      *
*

    Продовольственный конвой, шедший по той же дороге, что и Воронцов, был полностью уничтожен и войска остались без подкрепления.
     Всем стало ясно, что они попали в западню среди гор и лесов Ичкерии, и надо было как можно скорее уходить, пока не поздно.
     Ген. Фрейтагу в Грозном было послано 5 курьеров с распоряжением идти немедленно на выручку в Герзель-аул.
     Сам Воронцов со своим отрядом перешел на левый берег р. Аксая (в аул Белгатой) и стал пробиваться через леса и горы к тому же спасительному пункту Герзель-аулу через аулы Цонторой, Шуани, Аллерой, Шау-Хал-берды.

*      *
*

     От Белгатоя до Герзель-аула всего 31-35 верст по птичьему полету и я, в свое время , проехал это расстояние с геологическим осмотром в один день. Но надо знать, что это за дорога и что это за рельеф! Река Аксай течет в глубоком и узком ущелье среди отвесных обрывов высотой в сотни футов. Берега изрезаны впадающими в него глубокими оврагами. Горы покрыты буковыми лесами и кустарниками, а дорога змеевидно извивается между балками, то спускаясь с одного склона, то поднимаясь на другой.

********************

ОТСТУПЛЕНИЕ ОТРЯДА ВОРОНЦОВА.

     Итак, переходим к подробностям этой злосчастной эпопеи.
     После занятия Дарго 6-7 июля провизии оставалось всего на 5 дней, и Воронцов решил оставаться в Дарго, ожидая нового подвоза из Дагестана.
     На противоположном, левом берегу р. Аксая, на высотах, Шамиль поместил 4 орудия, из которых начал обстреливать лагерь русских войск.
     Артиллеристами у него были, главным образом беглые поляки, дезертировавшие из русской армии и другие провинившиеся подданные Русского Царя. Число их достигало до 600 человек, и они маршировали по высокому плато, демонстративно играя русские сигналы.
     Против них был отправлен отряд Ген. Лабинцева (8 июля), который кинулся стремительно вперед, быстро очистил берег от неприятеля, исчезнувшего моментально со своей артиллерией.
     Но когда пришлось идти обратно через кукурузное поле и лес, тут их ждала главная опасность: под каждым камнем, под каждым деревом и среди высокой кукурузы их подстерегал враг. Люди падали массами.
     Колонна вернулась, потеряв 187 человек убитыми и раненными.
     Неприятель сейчас же снова занял оставленные позиции и возобновил артиллерийский обстрел и игру сигналами.
     Все мужество отряда и все жертвы были напрасны и самая атака была и бесполезной и бесцельной.

*      *
*

     По существу, этим лихим наступлением 8-го июля и взятием опорных пунктов на левом берегу следовало бы начать движение на Герзель-аул и тогда это был бы победный и победное возвращение, ибо Шамиль еще держал свои главные силы на перемычке и не сразу мог бы их перебросить.
     Армия не была еще отягощена ранеными, и снарядов было еще достаточно для обороны, и продуктов, при экономии, хватило бы на несколько дней пути.
     Но Воронцов замедлил это движение еще на 5 дней, и это промедление оказалось роковым,  также как роковым было его решение послать колонну навстречу конвою с провиантом.
     Туда можно было бы  сделать диверсию арьергарда, чтобы обмануть Шамиля и задержать там его главные части, но не пробиваться, жертвуя людьми, ради продуктов.
     Тут явно сказалась неспособность полководца оценивать положение вещей и принимать быстрые решения.

*      *
*

     Не оказалось Суворовского «глазомера», и «быстроты» его не нашлось … оставался только «натиск».

(«Глазомер, быстрота, натиск»).

     Эта атака Лабинцева составила поворотный пункт всей компании. Вчерашние победители инстинктивно почувствовали себя побежденными.
     Необъяснимая депрессия овладела армией – хорошего ожидать нечего.
     Этот поворот настроения совершился в самое короткое время.
     Беспрестанные панихиды и похороны убитых еще больше омрачали настроение. Был отдан приказ прекратить погребальные салюты из-за недостатка амуниции.
     Для всех уже была ясна необходимость скорейшего отступления!...
     Наконец, 9 июля вечером ракеты возвестили о прибытии ожидаемого конвоя, но сам он не мог пробиться через лес. Поэтому, была организована экспедиция для его сопровождения, куда вошли отдельные части от каждого полка. (Организация самая нелепая!).
     Во главе этой разнородной колонны, численностью до 4 000 человек, был поставлен храбрый ген. Клугенау, авангардом командовал ген. Пассек, а арьергардом ген. Викторов.
     Колонна двинулась утром, 10 июля. Проходить надо было снова той опасной перемычкой, которую 4 дня назад войска с таким трудом преодолели.
     Гребень был снова укреплен еще большими завалами чем раньше, и Пассек стремительно кинулся вперед, преодолевая один барьер за другим. Клугенау шел вместе с ним, руководствуясь Суворовским  правилом: «Голова не ждет хвоста» - но тут произошла та ситуация, которую ожидал Шамиль: - Голова колонны отделилась от цента, центр от хвоста, и чеченцы изолировали каждую из частей, открыв сильнейший огонь и бросаясь в атаку с шашками и кинжалами, где только получалось замешательство среди солдат.
     Весь день на узкой перемычке продолжался бой, и только при наступлении ночи остаткам колонны удалось выбраться на открытый простор.
     Потери были огромны: Генерал Викторов убит, также многие офицеры и солдаты. Масса было раненых и 2 орудия потеряны.
     Хотя отряд и достиг конвоя с продуктами, но положение было плачевным.
     Теперь перед Клугенау была дилемма: - Или идти снова назад в Дарго с ослабленной и утомленной колонной, обремененной обозом и ранеными, имея уже опыт на узкой и опасной перемычке, которую чеченцы успевают за одну ночь снова укрепить, или же, оставив Воронцова, вернуться через Дагестан обратно и, подкрепившись оставленными частями, вместе с Фрейтагом идти на выручку Воронцова.
     Этот вариант был бы наиболее удачным выходом из создавшегося положения.
     Во-первых, Клугенау не понес бы тех громадных потерь, которые на основании пережитого опыта, должны были быть.
     Во-вторых, он не «обогатил» бы Воронцова сотнями новых раненых, мешавших движению колонны.
     В-третьих, соединенные части Фрейтага и Клугенау представили бы громадную силу и Шамилю пришлось бы разделить свои отряды и тем самым ослабить давление на Воронцова.
     В-четвертых, путь через Дагестан был почти безопасен, так как Шамиль был слишком занят Воронцовым, чтобы преследовать Клугенау и нападать на него в открытой местности.
     По-видимому, Клугенау склонялся к этой мысли, но затем, под влиянием ли убеждений Пассека, или же от избытка личной храбрости, он изменил свое решение и послал к Воронцову сообщить, что на рассвете он выступит обратно.
     Воронцов опять не оценил положения и, радуясь подкреплению, не выступил со своей стороны помочь колонне пробиться обратно.

*      *
*

     После трех сигнальных выстрелов из пушек, колонна двинулась обратно и тут началось самое ужасное.
     Чеченцы появились в гораздо большем числе, чем раньше, завалы были еще более укреплены и, кроме того, сильный дождь мешал движению.
     Пассек по-прежнему вел авангард и пробивал путь по узкому, роковому перешейку. Но вдруг авангард натолкнулся на бруствер из деревьев, впереди которого были поставлены лицами вперед один на один разбитые и изуродованные трупы русских солдат, убитых накануне.
     Такое зрелище навело ужас на солдат, но это была лишь демонстрация, рассчитанная на то, чтобы внушить русским страх: - «Вот, что вас ждет самих на этом месте, если вы попытаетесь пройти».
     Враги расположились за небольшими брустверами с другой стороны, и пройти было невозможно, пока они не будут взяты.
     Люди падали массами и колонна пришла в замешательство.
     Пассек, имея в авангарде роты Люблинского полка, послал гвардейца Валковского на один боковой бруствер, сам же бросился на другой.
      Но обе атаки кончились катастрофой, и Валковский, и Пассек были убиты, а солдаты потеряв своих командиров и много людей, в беспорядке кинулись бежать. Солдаты эти на Кавказе никогда не были.
      Между тем, саперы очистили главный барьер и за ними прошли главные силы, состоящие из разрозненных команд и раненых.
     Сам Клугенау вел солдат, как простой капитан. Его мундир был изрешечен пулями, но ни одна его не тронула. Весь штаб его был перебит.
     Неприятельский огонь не прекращался и чечнцы беспрестанно бросались в атаку на русских. Люди сражались группами, попарно, в одиночку, стреляя из-за деревьев и вступая в рукопашный бой.
     Батальон Кабардинского полка мужественно прикрывал отступление и когда у него вышли патроны, он ощетинился в каре, насколько позволяла местность, готовясь дорого продать свою жизнь.
     Наконец Воронцов догадался, хотя и поздно, в каком положении находится колонна, и послал на выручку другой батальон кабардинцев, которые пробили путь навстречу колонне и, защищая ее тыл, позволили, наконец, уцелевшим частям и раненым, выйти из леса.

*      *
*

      Потери отряда, за эти два дня были огромны: 2 генерала, 17 офицеров и 537 солдат убитыми, 37 офицеров и 738 солдат ранеными. 3 орудия были потеряны.
     Пал лучший и храбрейший из храбрых ген. Пассек и опытный старый волк генерал Викторов.
     И все эти жертвы были напрасны. Во-первых, сами эти продукты не стоили таких жертв, а во-вторых, мало что из обоза проникло в Дарго.
     А, кроме того, результат всей этой экспедиции за сухарями можно было предвидеть заранее, на основании уже ранее полученного опыт и не строить себе напрасных иллюзий на успех.
     Теперь у Воронцова оставалось всего 5 000 штыков и на попечении свыше 1 100 раненых. Продуктов оставалось ничтожно мало, а кругом был враг, одушевленный своей победой. Положение было отчаянное.

*      *
*

     Единственная надежда была на Фрейтага, которому в Грозный были отправлены 5 курьеров, через лес, с известием об опасном положении отряда и с распоряжением идти на Герзель-аул, как можно скорее.
    Но было мало надежды на то, что этим курьерам удастся достигнуть цели.

*      *
*

     12 июля прошло в приготовлениях и в уничтожении всего лишнего, а 13-го на рассвете колонна двинулась на левый берег Аксая (аул Белгатой). Продвижение шло медленно и к вечеру достигли аула Цонторой, сделав всего 5 верст.

*      *
*

     Опять-таки надо удивляться, почему Воронцов предпочел идти по неизвестной и трудной дороге, среди леса и ущелий сорок одну версту к Герзель-аулу, а не вернуться обратным путем через ту же перемычку в 5 верст и выйти на открытый хребет и на дагестанскую дорогу, где он нашел бы достаточно продуктов и амуниции, и подкрепления из оставленных им сильных гарнизонов.
     Нападения чеченцев на этом безлесном пути были менее опасны, чем на северном склоне, где не могла успешно действовать ни артиллерия, ни кавалерия.
     Роковую перемычку так легко было очистить от чеченцев, сделав ложную диверсию на левый берег или «потерявши в лесу приказ Фрейтагу идти на Герзель-аул.
     Это заставило бы Шамиля все силы сосредоточить на этом северном пути и убрать их с южных барьеров.
     «С азиатами надо было действовать по азиатски».
     14 июля движение отряда возобновилось. По пути лежал аул Шуани, за которым дорога, или, вернее, тропа, разветвлялась: одна шла на Майортуп, другая на Герзель.

*      *
*
     Здесь Шамиль решил покончить с отрядом, и его наибы поклялись ему, что они не пустят русских дальше и не позволят им пройти этого места.
     Произошел жестокий бой. Все же к вечеру колонне удалось овладеть высотами напротив аула Суасань (на левом берегу Аксая) в 12 верстах от Цотороя, причем повторилась та же постоянная ошибка: авангард, состоявший из испытанных кавказских частей, бросился вперед. Центр, из россейских полков 5-го корпуса, отстал. Чеченцы воспользовались этим преимуществом, бросились на центр и причинили ему большие потери.
     За эти 2 дня было убито 7 офицеров и 70 солдат и ранено 24 офицера и 225 солдат, которые значительно увеличили общее число раненых.
     15 июля продвинулись только до Аллероя в 4- верстах далее, так как люди были истомлены боями и не могли двигаться дальше.
     Снова увеличилось число раненых – 3 офицера и 63 солдата и 15 человек убитыми.
     16 июля был тяжелый день. Дорога шла вдоль обрывистого ущелья Аксая в который впадали глубокие балки, разделенные крутыми гребнями. Все пространство покрыто густым лесом и повсюду путь преграждался барьерами из деревьев.
     Картина повторялась все та же: - передовые части брали барьер и уходили вперед, за ними шли саперы, которые принимались за очистку дороги для главных сил, но пока те успевали подойти, чеченцы вливались массой в пустое пространство и саперы оказывались изрубленными в куски.
     Чеченцы атаковали центр, с которым двигались раненые и тут произошли ужасные сцены избиения тяжело раненых, которые не могли защищаться.
     Артиллерия оставалась без прикрытия и не могла действовать – отряд разбивался на отдельные группы,  и борьба шла врукопашную. Каждый шаг брался с бою, но каждый солдат знал, что спасение его ждет только в Герзель-ауле и стремился дойти туда как можно скорее.
     Истомленные, разрозненные части к вечеру, наконец, добрались до аула Шаухая-берды, пройдя всего 5 верст.
     До спасительного Герзеля оставалось еще 15 верст.
     За 4 дня было сделано только 26 верст, но дальнейшее продвижение стало невозможным.
     Люди окончательно выбились из сил, и дальше двигаться не могли.
     Потери этого 4-го дня боев были велики. Число раненых еще больше возросло – 15 офицеров, 401 солдат и убитых 2 офицера и 107 солдат.
     Общее число убитых за это время, после выхода из Дарго превышало 1000 человек, а общее число раненых было свыше 2 000 ч. не считая больных.
    К этому надо прибавить истощение всех запасов, так что люди стали голодать.
    Воронцов увидел, что дальнейший марш делается невозможным и решил здесь ожидать Фрейтага, хотя не мог быть уверенным, чт хотя бы один из его курьеров достигнет Грозного.
     17 июля прошел в томительном ожидании.
     Шамиль начал Бомбардировку лагеря, на которую нельзя было отвечать, потому что запас артиллерийских снарядов приходил к концу. Люди голодали и питались только кукурузой, которую находили в полях возле аула в небольшом количестве.
     Главнокомандующий не терял присутствие духа также, как и его окружающие генералы Клугенау, Барятинский, Белявский, Лабинцев и другие, все – люди с героическим характером. Приказ, который издал Воронцов, гласил: «О самих себе нам беспокоиться нечего, мы всегда сможем пробить себе дорогу. Наша главная забота – это наши больные и раненые. Это наш христианский долг и Господь поможет нам его выполнить!».
     18 июля прошло также, без какого либо признака приближения Фрейтага.
      Страдания отряда усилились. Голод сделался еще более чувствительным. Орудия были без снарядов, в то время как Шамиль продолжал свою Бомбардировку. Теперь его снаряды обстреливали лагерь со всех сторон, держа людей в постоянном напряжении.

*      *
*

     Солнце уже склонялось к вечеру, приближалась ночь, которая могла быть последней, как каждый думал… Когда вдруг на севере послышался глухой орудийный выстрел… за ним другой, третий… 
     Фрейтаг! Это шел Фрейтаг! Надежда и спасение погибающего отряда!
     Фрейтаг предвидел заранее, что ожидает отряд Воронцова, и к этому походу уже был готов.
     На протяжении между Грозным и Герзель-аулом он расположил заслоны и, как только, получил письмо Воронцова (в полночь с 15 на 16 июля), то немедленно двинулся в дорогу и в 2 дня проделал 160 верст, собирая по пути свои эшелоны.
     Все 5 курьеров (3 туземца и 2 русских) беспрепятственно прошли через леса Ичкерии и достигли Грозного. Это доказывает, что Шамиль держал свои войска концентрировано и посылал их в нужный момент массами в нужный пункт. Поэтому ловкими маневрами и диверсиями можно было бы его обманывать, если бы Воронцов обладал хитростью Кутузова и опытом Кавказского генерала.
     Вечером 18 июля авангард Фрейтага уже показался на виду осажденного лагеря.
     Нельзя описать радость несчастных людей, потерявших уже надежду на спасение.
     Весь лагерь внезапно поднялся при звуке первых выстрелов, как один человек.
     Усталости как не бывало! Даже раненые забыли свои раны, болезни. И уже на другой день Воронцов двинулся навстречу авангарда Фрейтага.
     Шамиль, померявшись силами с Фрейтагом, решил отступить и ушел с войсками, упрекая своих наибов за то, что они позволили русским выйти из окружения.
     Однако, и последнее отступление не обошлось без потерь.
     Апшеронцы, находясь в арьергарде, храбро кинулись на неприятеля и опять попали в тяжелое положение, потеряв целую роту убитыми и ранеными. Колонна за этот последний день потеряла 3 офицера, 78 солдат убитыми и 8 офицеров и 139 солдат ранеными.

*      *
*

     Потери наступающего Фрейтага были ничтожными. В сражении с наибами Шамиля он потерял 14 человек убитыми, 1-го офицера и 27 солдат ранеными, и это все!
     20 июля, на 8-й день выступления из Дарго (13 июля) остатки экспедиционного корпуса Воронцова прибыли в Герзель-аул, пройдя за два дня оставшиеся 15 верст.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Так завершилась эта злосчастная экспедиция, задуманная штабными офицерами в Петербурге и руководимая военачальником, привыкшим действовать по правилам писаной стратегии, но с кавказскими условиями совершенно незнакомыми.
     Еще Л. Н. Толстой восставал против «уставной» тактики и стратегии, описывая германских и австрийских генералов, которые руководили русскими войсками в Наполеоновское время и выдвигал Кутузова, как полководца, который понимал и войну и ея моменты, знал свойства русского солдата и его отличие от прусских манекенов, на которых зиждилась теоретическая стратегия.
     Эту тактику и стратегию, также как и сложные планы Пфуля, Вольцогена и Гофкригерата, Наполеону было легко понять и нанести им быстрый и решительный удар.
     Но когда Наполеон пришел в Россию, то тут он встретил совершенно иное, чего он ни понять, ни постичь не мог.
     Взятие столицы государства всюду в Европе означало конец войны, покорение страны. А тут оказалось наоборот – настоящая война только тут и началась.
     Сожжение собственной столицы, такой варваризм шел вразрез с представлениями европейской войны, также как и уничтожение всех запасов на пути неприятеля.
     Партизанская война, перешедшая в войну Народную, была нарушением всех Европейских военных законов. И, когда русский мужик взял «дубину» - это была война «дикарей»
     Кутузов, эта «старая лиса» увиливал от открытого боя, стремясь сохранить армию и после сдачи Москвы, ушел так, что Мюрат «потерял» всю русскую армию и не знал, где она находится!
     Фланговый марш Кутузова с выходом на Калужскую дорогу всегда останется в военной истории примером искусного, смелого и дальновидного маневра.
     Кутузов знал, что Наполеону дальше Москвы двигаться некуда, что Москва не победа, а западня и что дальше начнется самая невыгодная часть похода – отступление.

*      *
*

     Вся это эпопея 12-го года повторилась в меньшем масштабе, но с удивительной точностью в горах Кавказа.
     В этом походе Воронцов сыграл роль Наполеона, а Шамиль - Кутузова.
     То же самое увиливание от открытого боя с наступающим врагом и то же заманивание его вглубь страны, вглубь гор и лесов.
     И то же опустошение окрестностей, уход жителей и уничтожение продуктовых запасов на пути неприятеля.
     Наконец произошла и сдача главной резиденции Шамиля и ее сожжение.
     И Дарго оказалось такой же западней для Воронцова, как Москва для Наполеона, и дальше идти было некуда.
     Надо было уходить.
     Победитель превращался в побежденного. Одно дело  - наступать с надеждой на победу и стремление к ней, но совершенно другое – отступать с тем, чтобы спастись, защищаясь.
     Атака нападающего есть показатель силы, способной победить.
     Защита отступающего, есть показатель отсутствия силы. Почему говорится:  - «Нападение есть лучший способ защиты». То есть это непризнание себя побежденным. «Атакующий всегда сильнее обороняющегося».
     Эту истину понял гениальный полководец Суворов, взявший штурмом с 30 000 утомленной армией сильнейшую турецкую крепость Израиль с ее 60 000 гарнизоном.
     Эту истину Кутузов знал и всячески воздерживался от открытого сражения и при Бородине был в более невыгодных условиях, чем Наполеон, который атаковал, а Кутузов оборонялся. (Бородино было необходимостью против его воли и тактики для удовлетворения требования войск, общественности и Императора).
     Эту истину знали все боевые активные вожди, но этой истины не понимали штабные, которые рассматривали боевые силы и солдат только с механической точки зрения.
     Пример Куропаткина вечно отступавшего достаточно показателен и понятен.
     В то же время пример Корнилова, пробившегося с горсточкой одушевленных бойцов к Екатеринодару,  также достаточно убедителен.
     Другая важная истина гласит: -
«Порыв не терпит перерыва».
     Перерыва – и в смысле времени, т. е. Промедления и потери нужного момента и в смысле пространства между атакующим авангардом и следующим за ним подкреплением.
     Весь порыв, вся храбрость и потери атакующих могут быть напрасными, если в завоеванное пространство сейчас же не вольются свежие силы подкрепления.
     Классический пример – битва при Лейпциге, которую Наполеон проиграл потому что пехота не поспела заполнить взятое атакой кавалерии пространство.
     Скобелев взял штурмом укрепления Плевны и город был бы взят сразу, если бы подоспели подкрепления. Но они не подошли, и героям Скобелева пришлось отступить с тяжелыми потерями.
     В злосчастном походе Воронцова эта простая истина постоянно и неуклонно нарушалась, и стремительность авангарда не находила своевременной и быстрой поддержки, в результате чего продвинувшаяся вперед часть окружалась и уничтожалась. И это повторялось каждый раз.
     «Кажиный раз на ефтом месте…»

*      *
*

     Штаб действовал по уставу. Авангард идет впереди. Главные силы в такой же дистанции от авангарда, как арьергард от главных сил.
     Но Шамиль успевал в эти дистанции вливать свои силы, и все части отряда оказывались разобщенными.
     Это не было предусмотрено уставом. Но еще Суворов сказал: - «Не держись устава, как слепой поводыря».
     Тактики следовали правилу Суворова – «Смелость, быстрота и натиск – решают победу».
Но это правило относилось только к авангарду, который каждый раз оставался без своевременной поддержки со стороны главных сил, и вся операция кончалась неудачей.
     Вся боевая стратегия и тактика Шамиля представляла собой естественный и логический способ ведения войны. Это было осуществлением той «скифской» тактики, когда «дикие орды» отступают перед превосходящими силами врага, вторгшегося в их пределы.
     Регулярные войска, привыкшие сражаться в определенных условиях и по правилам существующей стратегии вдруг приходят в соприкосновение с противником, который руководствуется совершенно иными приемами, который знает всю дальнейшую тактику врага, осведомлен о всех его намерениях и планах и избегая открытого боя с главными силами, нападает на отделившуюся часть, лишает подвоза продовольствия, амуниции и подкрепления, беспокоит непрерывными, внезапными нападениями, пользуясь знанием местности и природными условиями, устраивает засады, и окончательно обессиливая врага, - в конце концов, легко его уничтожает, или заставляет спешно уходить.
     Такой тактики держались скифы (склоты) при наступлении Дария.
     Такой тактики придерживались при наступлении римлян германцы, уничтожившие лучшие легионы под командой полководца Вара в мрачном Тевтобургском лесу.
     Такой тактики держался Шамиль с чеченцами при движении русских войск в лесах и горах Ичкерии.
     Не будь у Воронцова, кроме российских войск (5-го корпуса) испытанных кавказских казачьих полков  – весь его отряд был бы полностью уничтожен.
     Плановая стратегия и тактика генерального штаба, построенная на опытах европейских войн, потерпело полное фиаско в Черных горах Ичкерии.

*      *
*

ИТОГИ ПОХОДА

Результаты этого похода были самые плачевные: - Армия потеряла 3-х выдающихся генералов, в том числе Пассека, одно имя которого стоило батальонов, около 200 офицеров и около 3-4 тысяч солдат убитыми и ранеными.
     Только 3 орудия были потеряны, и это показывает, как войска берегли свою артиллерию, несмотря на трудность движения и отсутствие снарядов.

*      *
*

     Эти печальные результаты привели к логике факта и показали, что составлять планы и отдавать распоряжения из Петербурга невозможно, что тактика писаной теоретической стратегии не применима на Кавказе, где существуют особые условия для войны.
     Кутузов, когда его спросили: - Надеется ли он ПОБЕДИТЬ Наполеона, ответил: - «Победить?  Что вы! Конечно, нет. Но перехитрить – надеюсь».
     У Воронцова совершенно не видно маневрирования. Нет тех приемов диверсий, которые вводят противника в заблуждение, когда арьергард вдруг становится авангардом.
     Воронцов не знает ни планов, ни намерений Шамиля и не слушает Фрейтага, который обо всем осведомлен и знает по опыту заранее, как оно будет.
     Воронцов действует простодушно, напрямик и Шамилю не трудно угадать его дальнейшие намерения и принять соответствующие контрмеры, не говоря уже о том, что разведка Шамиля была поставлена идеально.
     У Воронцова не хватает логической дальновидности – из фактов сделать соответствующие выводы.
     Воронцов совершенно не знает Кавказа, его рельефа, его лесов и впервые видит горы и ущелья. Поэтому, у него нет возможности представить себе реально будущую картину, что может ожидать его отряд. И он не знает чеченцев, не знает их отваги и способности сражаться, не дорожить своей жизнью.
     Он, как и Наполеон, не мог предвидеть, что противник уничтожит все ресурсы питания на его пути, и войскам придется голодать.
      Он, как и Наполеон на опыте европейских войн, ставил себе конечной целью занять вражескую столицу, воображал, что война этим будет закончена и противник побежден.
     Наконец, народная война, да еще война священная «хазават», это не регулярное сражение, где берут пленных и делают реверансы великодушия.  Это война жестокая, фанатичная, без правил международных соглашений, война беспощадная не на живот, а на смерть, и с такой войной он еще не имел дела и не представлял ее себе такой.
      Это война и есть настоящая война народа, ведомого великим вождем.
      После этого опыта Воронцов многое понял и многому научился и, сделавшись наместником Кавказа, знал уже, что такое Кавказская война.
      Кавказские генералы и офицеры одержали тут большую победу над Петербургскими штабами – генералами теоретиками войны на бумаге.
     И сам Воронцов, оставшись на Кавказе, уже по иному относился  и к войскам и генералам на Кавказе, пройдя через такое горнило испытаний, как Даргинский поход.
     Император не поставил, конечно, в вину Воронцову неудачу этого похода, так как тот только исполнял его распоряжения и заранее предупредил царя о тех трудностях, которые его ожидают и о чем его предупреждали генералы Фрейтаг и Аргутинский и, выразив Воронцову благодарность  за его преданность, даровал ему титул князя. На рапорте Воронцова он написал: -«Прочел с громадным интересом и уважением к великолепной доблести войск».

*      *
*

КАВКАЗСКИЕ ПОЛКИ И ИХ ПОЛКОВОДЦЫ.

     «Кавказские батальоны Апшеронского, Куринского, Кабардинского полков, Терские казаки и Туземные части покрыли себя неувядаемой славой и БЕЗ НИХ ни один бы человек из отряда Воронцова не спасся.
     Гвардейские офицеры, прибывшие  с Воронцовым из Петербурга пожинать лавры и добывать себе славу, воочию увидели и на себе испытали с какой трудностью достигаются эти лавры и эта слава на Кавказе и оценили, конечно, по заслугам эти кавказские части, которым они были обязаны своим спасением». (История Русской Армии. А.А. Керсновский.)
     Неудачный поход Воронцова нисколько не умалил славу этих Кавказских полков. Наоборот, то мужество, которое они проявили в этих трудных боях,  и то присутствие духа, которое они сохранили в этом безвыходном положении,  покрыли их еще большей славой и внушили к ним заслуженное уважение и высшую оценку людей, которых до тех пор не знали, так же как и Кавказа.

РЕЙД ШАМИЛЯ В КАБАРДУ.

     Авторитет Шамиля поднялся необыкновенно высоко не только в Чечне, Дагестане, но и по всему Кавказу – и особенно на Северо-Западном Кавказе среди черкесов, ведших упорную борьбу с русскими от Верхней Кубани до берегов Черного моря.
     Естественно, что вместе с тем увеличились и надежды на повышение его шансов.
     Поэтому, как следствие Даргинского успеха, получился его конечный рейд в Кабарду, произведенный в следующем же году (1846).

*      *
*

     Кабарда оставалась нейтральной частью между горскими племенами к Западу от р. Терека, ведшими войну с русскими Черкесами (к западу от реки Кубани).
     Пространство между Тереком и Кубанью, населенное кабардинцами, Балкарцами, Карачаевцами, Абазинцами и Осетинами, было населено мирными горцами, не участвовавшими в этой войне.
     Поднять Кабарду, это значило поднять весь Северный Кавказ, откуда русским пришлось бы уйти и Шамиль, как победитель, сделался главой всего края.
     Собрав значительные силы (свыше 14 000 кавалерии), Шамиль двинулся в конный рейд из аула Шали по Сунженской долине, держась вблизи подножья Черных гор и, перейдя р. Ассу, повернул вправо (к Северу) и через Сунжу и Ачалукское ущелье пересек Передовой хребет и прошел в долину Алхан-Чурта в область Малой Кабарды, жителей которой заставил следовать за собой.

*      *
*

     Генерал Фрейтаг, узнав заранее о приготовлениях Шамиля, хотя они были строго секретными, принял сейчас же срочные меры, причем осмелился даже нарушить повеление Императора Николая I о скорейшей отправке 5-го корпуса в Россию и приказ Воронцова, но задержал эти части, готовые к отправлению.
     Планы Шамиля еще не были известны. Воронцов решил, что Шамиль идет на Юг, в Закавказье и там сосредоточил войска, но Фрейтаг мог думать и о направлении на Кизляр и на Владикавказ, и потому поставил там заслон, а сам, собравши все резервы, кинулся вслед за Шамилем и все время шел за ним форсированным маршем на расстоянии нескольких часов пути.
     Шамиль переправился через р. Терек  возле Минарета (историческое место) и пошел к Нальчику, надеясь оттуда поднять Кабарду.
     Но Кабарда не представляла единого целого и Кабардинские князья были каждый в своих владениях и смотрели друг на друга, как поступит каждый, но, видя, что за Шамилем следуют значительные русские силы с ген. Фрейтагом во главе, не решались присоединиться к Шамилю, и он, получив известие о неудачном движении его имама в Дарьяльском ущельи, с целью перерезать дорогу войскам, идущим из Тифлиса во Владикавказ, внезапно повернул назад и, делая громадные переходы, снова переправился через Терек и ушел через безводную долину Алханчурта и Михайловскую переправу на Сунже обратно в горы.

*      *
*

     Благодаря проницательности  и быстроте Фрейтага Кавказ был спасен от неминуемой опасности, и Воронцов это признал.

*      *
*

    Но Фрейтаг подвергался сильнейшей опасности, обнажая здесь свой левый фланг  в Грозном и преследуя Шамиля с меньшими силами, чем имел Шамиль, но он надеялся на свои Кавказские полки, и в этом отношении он не ошибся.

*      *
*

     Особо ценную и выдающуюся роль в преследовании Шамиля сыграли Сунженские казаки во главе со своим доблестным генералом Слепцовым, тогдашним начальником Сунженской передовой линии, о которой сохранилась память в казачьих песнях.
     Генерал Слепцов был убит в 1851 году при взятии завала по р. Гехи в чеченских лесах.

*      *
*

ПРИКАЗ ГЕН. ПАССЕКА.

Друзья, пора собираться в поход!   
Осмотрите замки, отточите штыки,
поучитесь колоть наповал.
Соблюдайте всегда и везде тишину,
наблюдайте порядок и строй.

В дело дружно идти, в деле меньше
                                             стрелять,
пусть стреляют стрелки, а колонны
                                    идут и молчат.
По стрельбе отличу – кто стрелял,
                                           а кто нет!

Робким стыд, храбрым слава и честь.
Без стрельбы грозен строй, пусть стреляют
                                                               враги!
Подойдите в упор, а тогда уж – ура!
А с утра, на штыки и колите, губите врагов.
Осенитесь крестом, помолитесь Христу
И готовьтесь на славу, на бой!!!

*      *
*

     Чтобы отдать такой приказ, надо было иметь сердце солдата и душу поэта. По чеканности слога, мужественности и и мощи размера, скрытой в этих строках торжествующей победной музыке во всей русской словесности с ним могут сравниться лишь «Заветы Викинга» Жуковского:
«Как у Фрея, лишь в локоть будь
                                     меч у тебя.
Мал у Тора громящий млат.
Есть отвага в груди, ко врагу подойти
И не будет короток булат»…

     Это последний приказ генерала Пассека, отданный им своим Апшеронцам, перед выступлением в Даргинский поход, откуда ему не суждено было вернуться.

* * * * * * * * * * * *

СОДЕРЖАНИЕ

1) Даргинский Поход 1
2) Отступление отряда Воронцова  17
3) Заключение 28
4) Итоги похода 33
5) Кавказские полки и их полководцы 35
6) Рейд Шамиля в Кабарду  36
7) Приказ Генерала Пассека 38