Казаки были основной силой армии самозванца Григория Отрепьева
События начального периода Русской Смуты (1600—1605 годы) принято рассматривать как борьбу трех политических сил: царя Московской Руси Бориса Годунова, политических союзников самозванца Григория Отрепьева — воеводы Юрия Мнишека и других польских шляхтичей, а также польского короля Сигизмунда III. Традиция такой иерархии главных действующих лиц начала Смуты восходит к официальной идеологии царствовавшей на Руси с 1613 года династии Романовых. Царям этой династии, не слишком родовитой и захватившей русский престол благодаря внешним обстоятельствам, никак не хотелось включать в официальную летопись России нелицеприятную для них правду. Правду о том, что династия Романовых своим воцарением на Москве целиком и полностью обязана военным действиям и произволу народа казаков.
Романовым казалась более престижной версия, что они получили власть из рук общенационального Земского собора, который-де увенчал борьбу всех здравомыслящих людей Руси против преступлений царя Бориса Годунова и произвола польских интервентов. Казаки, с их репутацией прирожденных авантюристов и любителей при случае пограбить великорусского побратима, по ведомству «здравомыслящих» проходили с большим трудом. Следовательно, их активнейшее участие в событиях Смуты следовало, говоря современным языком, несколько заретушировать.

Антиказацкий Государь Всея Руси

Русский поэт Максимилиан Волошин называл императора Петра I «первым большевиком на троне». Характеристика хотя и образная, но исключительно точная. Если это так, то царя Московской Руси Бориса Годунова можно поэтически называть «первым птенцом гнезда Петрова». Действительно, все крупные внутриполитические начинания царя Бориса были провозвестниками более последовательных, решительных и неизменно кровавых реформ Петра.
Полностью взяв в свои руки бразды правления Русским государством в год смерти Ивана Грозного (1584 год), Борис Годунов проявил себя как умный созидатель государства, талантливый строитель и опытный дипломат. По указанию Бориса Годунова в Москве был построен Белый город — крепостное сооружение уникальных для Европы масштабов. В 1602 году в Смоленске завершили практически неприступную Смоленскую крепость, ставшую впоследствии основным форпостом Руси на западных границах. При царе Борисе было сделано первое социально-экономическое описание Московского государства, была составлена первая карта. При нем учредили первые полки «иноземного строя» — прообраз будущего военного детища Петра I. Годунов блистательно, причем малой кровью, завершил долгую русско-шведскую войну (1590—1593 годы). По Тявзинскому мирному договору Русь вернула себе Ивангород, Ям, Копорье — практически все земли, захваченные Швецией по итогам неудачной для Руси Ливонской войны.
Бориса Годунова, к великому несчастью для всей страны, преследовал злой рок: методично распространяемая боярами-клеветниками нелепица об ответственности рода Годуновых за гибель царевича Димитрия — младшего сына Ивана Грозного. Этот мальчик, больной очень тяжелой формой эпилепсии (последний перед смертью приступ длился беспрерывно три дня) упал во время очередного припадка конвульсий на острый узкий нож, которым он играл в «тычку». Годунов очень тщательно расследовал дело о гибели царевича, причем главным следователем, работавшим почти три месяца, был основной политический противник Годуновых — Рюрикович по происхождению, князь Василий Шуйский.
Царь Борис прекрасно подготовил для грядущего царствования своего сына Федора, который, доведись ему властвовать на Руси, смог бы, вероятно, предвосхитить «костоломные» реформы сумасбродного Петра I. Умный, волевой, разносторонне образованный, обладавший отличным здоровьем Федор Годунов мог стать лучшим самодержцем за всю историю Руси-России. Мог бы. Но не стал…
Федор Годунов был зверски убит 11 июня 1605 года по приказу преступной клики русских бояр во главе с Василием Голицыным, Богданом Бельским и Петром Басмановым. Отщепенцы пытались купить невинной кровью «просвещенного царевича» ближнее место в свите насильника и убийцы, безродного «ляшского вора» Григория Отрепьева. Удивительно, но до конца верными царю Федору Годунову остались только наемные немецкие офицеры, не потерявшие, в отличие от московитов, мужскую честь и человеческий облик.
Что же явилось первопричиной стремительного угасания династии Годуновых — династии, подававшей столь добрые надежды и так недобро рухнувшей? Этой причиной, как видится, стала последовательная антиказацкая политика царя Бориса Годунова, пытавшегося максимально умалить военную мощь народа казаков и захватить казацкие земли. В своей антиказацкой политике, как и во многих иных инициативах, Борис Годунов явился предшественником Петра I, утопившего в крови, как известно, Запорожскую Сечь и набросившего на Войско Донское удавку государственного военного тягла. В событиях Смуты, говоря словами Льва Толстого, казаки «стали запалом в русской бочке пороха».

Древнейший славянский народ Евразии

Официальная история Российской империи пыталась утвердить в общественном мнении версию о том, что казаки — это, дескать, не самобытный народ, а потомки русских крестьян, сбежавших от крепостничества и государственного тягла на Днепр и Дон. Правда, эта версия никак не объясняла, отчего эти «крестьяне» на благодатнейших землях юга хватались не за привычные для них, по логике, плуги и бороны, а за мушкеты и сабли. Неясно было и то, как же «крестьяне» могли сподобиться на утверждение Войсковыми Кругами закона о безусловном наказании смертью всякого казака, отважившегося заняться распашкой земли и хлеборобством.
Заведомая мифологемность официозных версий о происхождении народа казаков была ясна уже придворному историографу Дома Романовых Николаю Карамзину. «Откуда произошло казачество, — писал Карамзин, — точно не известно, но оно, во всяком случае, древнее Батыева нашествия в 1223 году. Рыцари эти жили общинами, не признавая над собой власти ни поляков, ни русских, ни татар».
Если верить Карамзину, а сомневаться в познаниях крупнейшего русского историка не приходится, то получается, что казаки являются древнейшим славянским народом юго-востока России. Этот вывод очевиден хотя бы потому, что начало этнического складывания современных русских и украинцев все ученые-этнологи относят ко времени «после Батыева нашествия», то есть после разгрома Киевской Руси войсками монголов и начала самостоятельного бытия Северо-Восточной Владимирской Руси. А если казаки, по авторитетному мнению Карамзина, — «древнее Батыева нашествия», — то как же они могут быть потомками закрепощенных только в конце XVI века русских крестьян?
В конце правления Ивана Грозного и много позднее казаки, запорожские и донские, представляли собой по существу единый этносоциум, причем Запорожская Сечь на Днепре была его территориальным, культурным и политическим центром. Достаточно посмотреть на превосходные, старинного письма парсуны (портреты) донских атаманов XVI—XVII веков, выставленные в Старочеркасском музее истории казачества, чтобы понять, что по антропологическому типу лиц, прическам и одежде донцы даже в середине XVIII века ничем не отличались от запорожцев.
Царь Иван Грозный рассматривал Войсковое государство казаков как опасного и непредсказуемого соседа, с которым проще дружить, чем воевать. Запорожская Сечь была от Руси далеко, до нее царские эмиссары добирались крайне редко, но вот донские казаки были практически под боком Москвы — в XVI веке даже севернее современного Воронежа жили донские казаки рода Чига. Необходимость прикрыться казаками от набегов крымских и волжских татар, а паче опасение Московии самой стать объектом грабительских военных рейдов казаков вызвало к жизни процедуру ежегодных выплат казакам «государевых отпусков», то есть фактически завуалированной дани.
Эта дань Московской Руси Великому Войску Донскому была довольно крупной по тому времена и выплачивалась преимущественно порохом, свинцом и зерновым хлебом. Размеры хлебных поставок на Дон в первой половине XVII века доходили до 200 тонн, увеличившись к концу этого столетия до 500 тонн. Кроме того, донцы ежегодно получали от казны Московии: 5 тысяч рублей (очень крупная сумма для того времени), 430 половинок немецкого гамбургского сукна (по цене 5 рублей 50 копеек за половинку), 230 пудов ружейного и пушечного пороха (1 пуд равен 16 килограммам), 115 пудов свинца, 10 пудов железных проковок для сабель, 6,5 тысячи четвертей (1 четверть равна 210 литрам) ржаной муки, 500 ведер вина (1 ведро — 18 литров). Как видим, оплата Московии донцам за свое спокойствие была в эпоху Ивана Грозного весьма щедрой.
Иного рода «государевым жалованием» являлась при Грозном процедура приема на Москве донской Зимовой станицы. Обычно раз в год, зимой, донские казаки отправляли в Москву за «государевым отпуском» свое посольство, именуемое Зимовой станицей. В это посольство входило от 120 до 150 родовых казаков, принадлежащих к знатной донской старшине. Поскольку поездка в Москву была связана с различными привилегиями и льготами для ее участников, то попасть в состав Зимовой станицы стремился каждый казак.
По приезду в Москву казаки прежде всего направлялись в Посольский приказ — тогдашнее министерство иностранных дел: здесь согласовывалась дата аудиенции у Великого государя. В назначенный день в Малом тронном зале Зимовую станицу принимал сам царь по чину иноземного посольства. Потом следовал роскошный обед с участием царя, на котором каждый участник Зимовой станицы получал в качестве подарков оружие, деньги, шелковую тафту, немецкое сукно, иногда соболей. Атаману станицы персонально дарили инкрустированный самоцветами серебряный ковш или пищаль редкой работы. Казаки жили в Москве на «государевом жаловании» практически всю зиму и перед весной, получив на Войско «государев отпуск» и дары на дорогу, отправлялись восвояси.

«А заповедных товаров казакам никак не продавать!»

По мере усиления государственной мощи Московской Руси эти отношения завуалированного данничества стали все более и более раздражать московитов. С вступлением Бориса Годунова в 1598 году на трон «самодержца Всея Руси» было принято решение полностью пересмотреть русскую политику по отношению к народу казаков.
Первый антиказацкий закон, утвержденный Борисом Годуновым, ликвидировал для казаков право беспошлинной торговли на русской территории. Это право было дано казакам «на вечные времена» специальным указом Ивана Грозного — в качестве дара за военное усердие казаков в покорении Казани и Астрахани, что в конечном итоге обеспечило успех этих военных экспедиций Руси.
В дальнейшем царь Борис постоянно усиливал антиказацкие торговые правила, равно как и ответственность за их неисполнение: русским людям было запрещено продавать казакам порох, свинец, а с 1601 года — хлеб. Как свидетельствует известный русский историк С.М. Соловьев, в 1601 году царь Борис «велел спросить детей боярских рязанцев: кто на Дон к атаманам и казакам посылал вино, зелье, серу, селитру и свинец, пищали, панцири и шлемы и всякие запасы, заповедные товары?».
Следствие выяснило, что этим занимался родовой клан рязанских дворян Ляпуновых. Старшего из Ляпуновых — Захара — «нещадно высекли кнутом». Впоследствии царь Борис, наверное, очень сожалел об этой экзекуции, ибо братья Ляпуновы в годы Смуты стали последовательными и непримиримыми врагами династии Годуновых.
В 1602 году русское законодательство стало требовать от уездных воевод областей, пограничных с Войском Донским, безусловного ареста всех оказавшихся на территории Московии казаков с последующим заключением в остроги для проведения сыска об их происхождении. Одновременно были упразднены все и всяческие формы «государственного отпуска» для донских казаков, что, разумеется, практически ликвидировало процедуру приема Зимовых станиц Войска Донского в Москве.
Все эти мероприятия администрации Бориса Годунова по-новому высветили в сознании казаков начатую еще в 1585 году масштабную строительную кампанию по возведению на казацких землях опорных крепостей и даже городов московитов. В 1585 году впервые на земле Казацкого Присуда была построена русская крепость Воронеж. В 1586 году построены Ливны и Самара, затем Царицын (1589) и Саратов (1590). С постройкой на Донце в 1596 году Белгорода, а в 1600 году крепости Царев-Борисов, Московская Русь фактически завершила стратегический охват земель донских казаков цепью укрепленных фортов и крепостей.
В начале этой строительной кампании донцы благожелательно воспринимали приход московитов на казацкие земли. Однако после введения Борисом Годуновым дискриминационных торговых правил и полицейских мер против казаков все Войско Донское увидело в строительных инициативах Московской Руси попытку решительного наступления на исконные вольности казачества. И на доселе тихом для московитов Дону высоко взыграли валы казацкого гнева.

Проклятый расстрига и ляшский вор

История чудовищной авантюры чернеца (монаха) Гришки Отрепьева начинается с середины 1600 года. В самом начале этого года царь Борис Годунов тяжело заболел. К осени состояние здоровья царя стало критическим: он не мог принимать иностранных послов и даже самостоятельно ходить. В Москве начались разговоры об уже предрешенной смерти самодержца.
В этот период многочисленный, хотя и не слишком родовитый, старомосковский клан Романовых-Захарьиных стал почти открыто готовить государственный переворот. Инициатором покушения на «государево слово и дело» стал известный московский щеголь Федор Никитич Романов, ставший впоследствии Филаретом, патриархом Московским и Всея Руси. Из многочисленных романовских поместий в Москву начали прибывать боевые холопы и зависимые дворяне. Одним из них был Юрий Богданович Отрепьев — будущий Лжедмитрий I, он же расстрига и «ляшский вор» Гришка.
Иссохшийся от болезни Борис Годунов тем не менее сумел доказать, что попытка снять шкуру с еще не умершего льва всегда наказуема. В ночь на 26 октября 1600 года стрельцы окружили усадьбу Романовых на Варварке и начали штурм. Несколько десятков сторонников Романовых были перебиты при штурме, а главные зачинщики переворота предстали перед судом.
Суд Боярской думы, ввиду очевидности улик, признал Романовых виновными в покушении на жизнь царя и государственной измене. Наказанием за такое преступление могла быть только смертная казнь. Борис Годунов долго колебался, однако в итоге, видимо, в связи со своей болезнью, решил пощадить изменников. Этим он, доселе не ошибавшийся в крупных вопросах внутренней политики, подписал смертный приговор собственной династии. Тонкий интриган и честолюбец Федор Романов был насильно пострижен в монахи, а его родственники  — братья Александр, Михаил, Василий, Иван, а также зятья князья Черкасские и Сицкие были отправлены в ссылку.
Все эти события не коснулись Гришки Отрепьева, который ввиду своей незнатности мог рассчитывать не на прощение, а токмо на плаху палача. Чудом вырвавшийся из романовской усадьбы Отрепьев стремительно принял монашеский сан  — единственный метод Средневековья, позволяющий гарантированно улизнуть от плахи. Дальнейшие его скитания общеизвестны: Отрепьев сбежал из Чудова монастыря в Галич, затем в Муром, а затем в Речь Посполитую. Здесь, в усадьбе богатейших магнатов Вишневецких, Отрепьев талантливо имитировал тяжкую болезнь и на «смертном ядре» сознался, что он и есть-де тот самый царевич Димитрий, младший сын Ивана Грозного, чудом спасшийся от черных козней царя Бориса.
Ушлые в политических интригах поляки с иронией восприняли слова проходимца, и Гришка Отрепьев долгое время бесцельно болтался по Польше в окружении таких же, как и он, изменников — братьев Хрипуновых. Поляки, видимо, не рассматривали политический потенциал Отрепьева всерьез, а ссориться с могущественным Годуновым ради не имевшего никакой реальной поддержки авантюриста им не хотелось. Дело дошло до того, что польский князь Адам Вишневецкий решил, наконец, арестовать самозванца и выдать его царю Борису: лишь личное вмешательство короля Сигизмунда III спасло в последний момент чернеца Гришку.
Униженное положение Отрепьева в коронной Польше кардинально изменилось лишь после того, как он вытянул из засаленного рукава своей рясы казацкий козырь. Ознакомившись с обычаями и настроениями Речи Посполитой, отщепенец понял, что с польскими шляхтичами на «здорово живешь» каши ему не сварить, а потому сделал свою главную политическую ставку на запорожских и донских казаков, крайне озлобленных на царя Бориса.

Мобилизация казацкой орды

Весной 1603 года Гришка Отрепьев, неожиданно для поляков, исчез с территории коронной Польши. И объявился в Запорожской Сечи в роте казацкого старшины Герасима Евангелика. Несколько зажигательных речей — и всегда готовая на войну и грабежи Запорожская Сечь закипела. Известные своим организаторским талантом казаки вмиг изменили униженные стенания чернеца Григория на безальтернативный приказ «Сполох» — символ всеобщей казацкой мобилизации. Сечь стала энергично закупать оружие, вербовать в казацкие дружины охотников из украинских крестьян-хлопов. К концу года масштаб формирования повстанческой армии Лжедмитрия I напугал уже самого короля Сигизмунда: 12 декабря 1603 года особым указом король запретил продажу оружия казакам. Запорожцы не обратили на грозный манифест ни малейшего внимания.
Поскольку взаимодействие Запорожья и Войска Донского осуществлялось в ту эпоху на постоянной основе, при посредничестве Динского (Донского) запорожского куреня, очень скоро к военным приготовлениям Лжедмитрия I подключились донцы. Их участие в грядущей военной экспедиции было не только «зовом сердца к грабежу», как у запорожцев, а, пожалуй, жизненно необходимой мерой. Прекратив поставки на Дон пороха и свинца, а также запретив продажу казакам этих товаров, Борис Годунов оставил донских казаков без всякого «оружейного зелья» в случае войны с татарами, ногайцами и турками. С таким положением ни при каких обстоятельствах донцы смириться не могли.
Гений Пушкина прекрасно передал атмосферу искренней готовности донцов идти до конца в войне с ненавистным Борисом Годуновым. В одноименной драме, казацкий эмиссар в ставке Отрепьева, атаман Корела на вопрос самозванца: «Ты кто?» — отвечает:
Казак, к тебе я с Дона прислан
От вольных войск, от храбрых атаманов,
От казаков верховых и низовых…
И сразу получает политические гарантии всемерного учета жизненно важных интересов казацкого народа Дона:
Благодарим донское наше войско.
Мы ведаем, что ныне казаки
Несправедливо притеснены, гонимы;
Но если Бог поможет нам вступить
На трон отцов, то мы по старине
Пожалуем наш верный вольный Дон.
Понятно, что, услышав от Лжедмитрия такие или подобные слова, атаман Андрей Корела немедленно признал отщепенца «истинным государем». Как пишет известный историк казачества В.Д. Сухоруков, атаман Корела «именем всех своих собратьев бил самозванцу челом как законному государю, представил дары и обнадежил в верности и преданности всех казаков».
Получив соответствующее донесение от Корелы, Войсковой Круг Дона возликовал и через случайно захваченного боярина Семена Годунова, отпущенного затем на Русь, велел передать русскому самодержцу следующие слова: «Гонитель наш Борис! Скоро мы будемо до тебя, на Москвы, с царевичем Димитрием».
Борис Годунов был очень взволнован этим посланием. Он немедленно отправил на Дон своего ближнего боярина Петра Хрущева с выпиской решения Боярской думы о смерти настоящего царевича Дмитрия, а также с предложением немедленно восстановить «государев отпуск» на Дон. Увы, это разумное предложение слишком опоздало. Уже отмобилизованный Дон, совместно с Запорожской Сечью, был готов к войне и хотел только войны. Царскую выписку донцы, не читая, сразу порвали, а бедного избитого Хрущева, заключив в оковы и посадив задом наперед на коня, отправили к Лжедмитрию. Увидев самозванца, Петрушка Хрущев, облившись слезами, немедленно признал в нем «государева отпрыска Димитрия».
Впрочем, расстриге Отрепьеву жалкое признание Хрущева и других московских холуев было уже не нужно: его хорошо вооруженная повстанческая армия переправилась через Днепр и подходила к Моравску — первой русской крепости на пути к Москве. На Русь надвигалась неумолимая казацкая орда, остановить которую династия Годуновых, подточенная изменами московских бояр, к сожалению, не смогла.
http://rusplt.ru/policy/kazaki-Godunov-8758.html