Павел Полян. У истоков советской депортационной политики: выселение белых казаков и крупных землевладельцев (1918-1925)
http://www.archipelag.ru/authors/polyan/?library=1414

<…>

Депортации и Гражданская война в Терской области (1918-1920)

Стихийным полигоном осуществления первых советских депортаций стал Северный Кавказ, что было во многом предопределено ясно обозначившимся жестким противостоянием «белого» казачества, крестьян и союзных им осетин, с одной стороны, и «красного казачества» вместе с вайнахской безземельной беднотой, с другой [1]: при этом вайнахи, благодаря союзу с большевиками, рассчитывали осуществить передел земель в свою пользу. Наивность этого расчета проявилась много позднее, в 1944 году, когда они сами целиком и полностью были депортированы, но поначалу все складывалось именно по вайнахскому сценарию.
С падением в 1917 году центральной имперской власти на пространстве от Сунжи до Сулака между ингушами и чеченцами, с одной стороны, и казаками (часто совместно с «союзными» им осетинами), с другой, завязалась и разыгралась упорнейшая и многокровная геополитической борьба. Каковы бы ни были главные актеры Гражданской войны на Северном Кавказе — Терско-Казачье ли правительство Г.Бичерахова, Горское ли правительство Т.Чермоева–Г.Коцева, Красная ли или Белая армия, или даже эмират Узуна-Хаджи, вайнахско-казачье противостояние неизменно пребывало одной из главных пружин Гражданской войны в Терской области.
Атакующей стороной на сей раз выступали вайнахи, лелеявшие своеобразный реванш за поражение Шамиля и стремившиеся вытеснить сунженских, терских и гребенских казаков из общего ареала проживания.
Прологом к насильственному переселению казаков были налеты на их станицы. Пожалуй, первым по времени «ходом» горцев стало уничтожение ингушами станицы Фельдмаршальской в ноябре 1917 года [2]. В январе 1918 года очередное обострение казаче-ингушских отношений привело к фактическому захвату и ограблению ингушами правобережной части Владикавказа, а в марте боевые действия между осетинами из Ольгинского и ингушами из Базоркино закончились погромом ингушами осетинского селения Батакоюрт. [3]
Аналогичные «ходы» делались чеченцами несколько восточнее: еще в 1917 году они приступили к систематическим и разорительным набегам на немецкие колонии, русские экономии, хутора, села, слободы и даже железнодорожные станции Хасавюртовского и смежных с ним округов.В результате нападений 29 и 30 декабря 1917 года на станицы Кахановскую и Ильинскую последние были до основания разорены и сожжены. В январе 1918 года та же участь постигла и саму слободу Хасавюрт, а в сентябре 1919 года — станицу Александрийскую [4].
Ясно, что комфорта от совместного проживания с горцами ни у немецких колонистов, ни у русских крестьян, ни даже у привычных с ними биться казаков не возникало, а возникало мощное желание плюнуть на все и уехать. [5] Всяческое культивирование этого желания и стало стратегией «дерусификации» края, которую и инстинктивно, и осознанно — играя на противоречиях казачества и советской власти — проводили горцы.
Решающие и роковые для казачества события произошли в 1918 году.
В феврале 1918 года в Моздоке под председательством осетинского инженера Георгия Федоровича Бичерахова (в прошлом меньшевика)состоялся первый Казаче-крестьянский съезд Терской области. В марте же 1918 года на Тереке установилась советская власть, и в апреле-мае во Владикавказе состоялся съезд Советов Терской области. Этот съезд принял первое после революции депортационное решение политической проблемы: плановому переселению подлежали четыре станицы — Тарская, Сунженская, Воронцово-Дашковская и Фельдмаршальская. Станицы и относящиеся к ним земли передавались ингушской бедноте. [6]
Второй съезд Советов Терской области, прошедший в Моздоке с 3 по 6 июля [7], объявил о создании Временного Терского народного правительства [8], то есть поднял фактический мятеж против большевиков. Собранная Бичераховым армия насчитывала 12 тыс. штыков, но отличалась крайне слабою дисциплиной.
Еще в июне 1918 года они казаки-бичераховцы обменялись «любезностями» с ингушами, напав на аул Бартабос (ингуши, в свою очередь, напали на станицу Тарскую). [9] В августе же бичераховцы открыто выступили против советской власти: 10 августа 1918 года казачий отряд полковника Соколова вместе с осетинами напали на Владикавказ и выбили оттуда большевиков, после чего начали грабить ингушей — в самом городе и в близлежащих хуторах. В военном отношении этот налет был чистой авантюрой [10]. После восьмидневных боев — город был вторично взят большевиками и союзными им ингушами: начались расстрелы казачьих офицеров и погромы — на сей раз осетинские.
Дорого пришлось заплатить за это поражение рядовым казакам: еще до взятия Владикавказа ингуши под руководством Вассан-Гирея Джабагиева уничтожили Тарский хутор и обложили станицы Сунженскую, Тарскую и Акки-Юртовскую (Воронцово-Дашковскую) [11]. Станицам был предъявлен ультиматум о сдаче оружия и о выселении (в двухдневный срок!) за Терек. В обмен на гарантии личной и имущественной неприкосновенности станицы его приняли, и их выселение за Терек (в Моздок, а также в Архонскую, Ардонскую и некоторые другие станицы) вскоре стало свершившимся фактом [12]. Всего переселению подлежало 1781 семья, или 10255 чел. [13] Казачьи земли при этом оставлялись без компенсации, компенсации же — в размере 120 млн. руб. — подлежали лишь постройки, инвентарь, скот и урожай 1918 года. [14]
Юридической основой депортации стали постановления 3-го областного съезда Терской области и Грозненского народного суда. [15] В конце 1918 года при СНК была создана Комиссия по переселению казачьих станиц, призванная заниматься, в том числе, и «…приведением в известность имущества, оставленного ингушам» [16].
Станичники Тарской, отрицая свое участие в захвате Владикавказа и одновременно изнемогая от грабежей и убийств, сами обратились в начале декабря 1918 года к 5-му Съезду народов Терека с просьбой переселить их на один из участков Пятигорского отдела [17]. Что касается Фельдмаршальской, то ее станичный круг обратился в ноябре-декабре 1918 года к Терскому народному съезду с аналогичной просьбой — «…переселить станицу, укоренить ее где-либо навсегда, т.к. мы с 16 февраля 1917 года не имеем своего убежища. Со дня погрома станицы Фельдмаршальской мы терпим нужду в одежде, белье, обуви и жилом помещении, помещаемся по квартирам по станицам: Нестеровской, Ассиновской, Троицкой, Ольгинской, Михайловской и других местах… Были захвачены у нас с землей посевы…». [18]
Показательно (хотя и поразительно), что соседние станицы (Карабулахская, Слепцовская) ничем не пришли на помощь казакам из выселяемых станиц. Это дало современнику право с горечью утверждать, что отныне «…казачество бессильно, что его, казачества, нет, а есть отдельные станицы» [19].
Против казачьей ссылки выступили одни осетины: так, 5 декабря 1918 года на 5-м Съезде народов Терека, их делегат С.Такоев высказался решительно против предложения ингушей об «уничтожения чересполосицы», то есть дальнейшего выселения казаков: «Разве для того, чтобы наградить их землей, необходимо лишить земли других трудовых хлеборобов?.. Чем же виновато трудовое казачье население, что его, хотя бы и в стратегических целях, поселили здесь?.. Тот, кто требует уничтожения чересполосицы, тот, несомненно, имеет какую-то заднюю мысль» [20].
В докладе, произнесенном 25 сентября на Чрезвычайном Казачье-Крестьянском съезде в Моздоке, член Терского правительства Григорий Абрамович Вертепов попытался эту «заднюю мысль» сформулировать. Он обратил внимание на ту — историческую и даже геополитическую — логику и последовательность, которая просматривается в нападениях горцев (и прежде всего ингушей) на русских крестьян и казаков. После революции ингуши, никогда не слышавшие о геополитике, проявили невероятное, по-своему гениальное социальное и геополитическое чутье: “ Ингушетия, которая не имела своей государственности, но которая стоит у волшебного ключа, который отмыкает и замыкает двери Кавказа, обратила свое внимание на этот ключ. Ключ этот — город Владикавказ. И вот, “чтобы прочно овладеть им”, протянулась Владикавказская линия. Кто владеет Владикавказом, тот владеет Терской областью. <…> Подступы к этому ключу против ингушей ограждали казачьи станицы и их нужно было убрать. Проведение закона о социализации земли нужно было ингушам для уничтожения чересполосицы не на аграрной почве, а на политической. Ингуши всегда учитывали важность обладания подступами к Владикавкакзу: когда была переселена Галашевская станица, ингуши немедленно арендовали у Войска эту землю и поселили там ряд хуторов. С другой стороны Владикавказа в Длинной долине ими был поселен хутор “Длинная долина”. С начала революции ингуши усиленно стали беспокоить Тарскую и Сунженскую станицы, чтобы не дать им мирной жизни, и таким образом принудить их уйти. Далее, учитывая важность этого, ингуши первые заняли осетинскую сторону Военно-Грузинской дороги. Когда Владикавказская операция показала, что казачество бессильно, что его, казачества, нет, а есть отдельные станицы, тогда ингуши решили, что настал момент открыть себе дорогу к волшебному ключу — Владикавказу. Вот причина выселения трех станиц. Так проводится план освобождения от влияния русской культуры, и, с падением Сунжи, уничтожилось влияние на Владикавказ. …” [21]. Или, как заметил на том же съезде Г.Бичерахов: “Ингуши поддерживали большевиков, чтобы при их помощи выполнить свою национальную задачу уничтожения чересполосицы и на округленной территории усиления своей мощи” [22].
24 января 1919 года ЦК РКП(б) — уже на всероссийском уровне — принял Директиву о расказачивании, одним из способов которого явилось и принудительное переселение. Еще в марте 1919 года начальник Отдела гражданского управления Донбюро С.И.Сырцов требовал направить на принудительные работы в Воронежскую губернию и др. районы всех казаков-мужчин от 18 до 55 лет. Одновременно планировалось — и даже велось! — принудительное переселение на Дон крестьян из Центральной России: в апреле 1919 года в Донскую область прибыли первые 700 переселенцев из Тверской, Череповецкой и Олонецкой губерний, по всей видимости, поголовно истребленные белоказаками. [23]
Воцарение в феврале 1919 года на Тереке белых (на целый год) позволило изгнанным казакам возвратиться в июле 1919 года в свои родные и брошенные станицы. [24]
Но уже в марте 1920 года, в связи с окончательным разгромом белых на Северном Кавказе, большевики с удовольствием вернулись к политике расказачивания и депортации казаков, нашедшей себе стойкого приверженца в лице С.Орджоникидзе. В знак «признательности» за поддержку горцев в борьбе с Добровольческой армией, Кавказское Бюро ВКП(б) и Политбюро ЦК ВКП(б) в Москве постановили наделить горцев землей, «не останавливаясь перед выселением станиц» [25]. Тогда же была создана и Комиссия по переселению казаков, аналогичная Комиссии по переселению станиц образца 1918 года. [26]
Первыми, кого стали выселять в ответ на выступления против советской власти, не могли не быть все те же самые терские казаки. 17 апреля 1920 года всех жителей трех равнинных станиц — Сунженской, Воронцово-Дашковской и Тарской (а также, по-видимому, Тарского хутора) — выселили вновь, ссылаясь при этом на вердикты 1918 года. [27] Сюда же фактически следует добавить и жителей станицы Фельдмаршальской, сохранивших права на землю, но фактически так и не вернувшихся в нее после погрома. [28]
Эта депортация производилась, по настоянию С.Орджоникидзе, ускоренным порядком [29]. Для изыскания земельных участков в Пятигорском отделе (в районах Минеральных Вод и по рекам Кума и Подкумок) Владикавказский ревком направил специальную комиссию. Казакам, из страха голодной смерти просивших разрешения убрать озимые урожая 1920 года и остаться еще на год для посевной, уборки яровых и подготовки к переезду, было в этом решительно отказано, как, например, станичникам Закан-Юртовской или Тарской [30]. Жителей тех районов, куда их вселили, обстоятельства данной депортации приводили в немалое антисоветское возбуждение. [31]
Интересно, что репрессиям подверглись не только белые, но и красные казаки: из 9000 депортированных семей только 1500, или каждая шестая, рассматривались как «по-настоящему контрреволюционные». [32]
В сентябре 1920 года, узнав из оперативной сводки о занятии станицы Нестеровской белыми бандами при активной поддержке станичников, Орджоникидзе распорядился Нестеровскую и каждую следующую восставшую станицу выселить. [33] В октябре 1920 года, по приказу Г.К.Орджоникидзе (члена Реввоенсовета Кавказского фронта), та же участь — «выселение военным порядком» — постигла жителей пяти других восставших станиц — Ермоловской, Романовской, Самашкинской, Михайловской и Калиновской [34]. Выселяли в Донбасс и на Север Европейской части (в частности, в Архангельскую область), причем не всех, а лишь мужчин и женщин в возрасте от 18 до 50 лет (остальных переселяли тоже, но, вероятно, несколько позже и сравнительно недалеко — в хутора и другие станицы в радиусе не ближе 50 км от прежнего места проживания). В общей сложности осенью 1920 года выселили также около 9 тыс. семей (или, примерно, 45 тыс. чел.). [35] Самовольное возвращение выселенных казаков пресекалось [36].
Освободившийся земельный фонд (около 98 тыс. десятин пашни) был передан нагорной ингушской и чеченской бедноте [37], что лишь отчасти способствовало переселению на равнину именно «безземельных горцев». При этом вселение горцев не было таким же стремительным и решительным, как выселении казаков.
О том, что главной политической целью было не наказание казаков, а поощрение горцев свидетельствует телеграмма Сталина Ленину о положении на Северном Кавказе от 30 октября 1920 года: «Выселено в военном порядке пять станиц. Недавнее восстание казаков дало подходящий повод и облегчило выселение, земля поступила в распоряжение чеченцев…». [38]
Такого рода «земельная реформа» сделала горцев — на долгое время, но не навсегда — опорой режима в регионе. Режима, но не порядка, так как после выселения казаков в округе резко усилился бандитизм. [39] К тому же это никак не помешало части из них (прежде всего проживающим собственно в горах) еще долгие годы подымать с завидной регулярностью против советской власти восстания и мятежи.
В итоге некогда компактный ареал проживания русских на Кавказе был окончательно разорван. Позднее были ликвидированы и сами казачьи округа (Сунженский, Казачий, Зеленчукский и Ардонский) как административные единицы, а для снятия напряженности между осетинами и ингушами оба народа были объединены в составе Горской республики, провозглашенной в ноябре 1920 года и образованной 16 апреля 1921 года.
Весьма примечательно, что уже тогда, в самые первые советские депортации, в ходу уже были и топонимические репрессии. Если станица не разрушалась, а просто высылалась, то ей присваивался статус аула и давалось новое название. Например, по Назрановскому округу: станица Сунженская была переименована в аул Акки-Юрт, Воронцовско-Дашковская — в Таузен-Юрт, Тарская — в Ангушт, Тарский хутор — в Шолхи, Фельдмаршальская — в Алхасте (по Чеченскому округу: станицу Михайловскую переименовали в аул Асланбек, Самашкинскую — в Самашки, Романовскую — в Закан-Юрт, Ермоловскую — в Алхан-Юрт) [40].

<…>

[1] К ним, впрочем, примыкали и беднейшие осетины (партия «Кермен»).
[2] Этому погрому, правда, предшествовали возвращение в середине июля 1917 г. на родину деморализованной и дезорганизованной солдатской массы с фронтов Первой Мировой войны, в основном, русских и учиненный ею 6-7 июля ингушский погром во Владикавказе. Это привело к столкновениям между ингушами и казаками станиц Карабулакская, Троицкая и Слепцовская в августе 1917 г. и заключению между ними «перемирия» 15 сентября (Цуциев, 1998, с.49).
[3] Цуциев, 1998, с.49.
[4] В частности, на казачьи хутора вокруг станицы Кахановской (Бирюлькин, Болгарский и Сухая Поляна), села Новогеоргиевское, Владимировское, Колюбакинское и слободы Веденская и Воздвиженская (см. в обращении Войскового атамана Терского Казачьего войска генерал-лейтенанта Вдовенко к Деникину от 12.10.1919 — ГАРФ, Ф.446. Оп.2. Д.15. Л.174-176).
[5] До революции в Хасавюртовском округе насчитывалось 249 поселений с 69 тыс. чел. населения, а после революции — 178 поселений с 32 тыс. чел. (Курбанов, Курбанов, 2001, с.45).
[6] Цуциев, 1998, с.49-50.
[7] Здесь и далее при ссылках на белогвардейские источники даты — по старому стилю (если не оговорено иное).
[8] Это правительство, состоявшее из 8 человек — трех казаков (Букановский, Г.И.Вертепов и Звягин), четырех представителей городов (Орлов, Семенов, Полюхин и Мерхалев) и еще одного осетина (Темирханов) — просуществовало до ноября 1918 г. (ГАРФ. Ф.5351. Оп.1. Д.26. Л.94).
[9] Цуциев, 1998, с.49.
[10] Полковники Соколов, Данильченко и Беликов (бывший с января по апрель 1918 г. комендантом Владикавказа с диктаторскими полномочиями) за неподготовленность операции были даже преданы суду.
[11] Под аналогичной угрозой, как явствует из выступления Г.Бичерахова, находились также станицы Архонская и Ардонская (ГАРФ. Ф.5351. Оп.1. Д.26. Л.87-88).
[12] ГАРФ. Ф.446. Оп.2.Д.31.Л.193.
[13] ГАРФ. Ф.470. Оп.2. Д.247. Л.56.
[14] ГАРФ. Ф.446. Оп.2.Д.31.Л.193. См. также: Бугай, 1994, с.40-41, со ссылкой на: РГАСПИ, ф.85, оп.6, д.41, л.28: «Из материалов 5-й сессии съезда трудовых казаков Терской республики». По данным специальной областной комиссии, весь понесенный казаками ущерб составлял даже более 200 млн. руб. (Бугай, 1994, с.42-43, со ссылкой на: ЦГА РСО. Ф.Р-3. Оп.1.Д.3. Л.86). Однако, в связи с захватом 02.02.1919 Владикавказа белыми, вопрос о компенсации жителям разграбленных станиц отпал.
[15] В этом контексте депортация 1920 г. (см. ниже) вовсе не была новой или более «легитимной» операцией: это было, по сути, «второе издание» депортации 1918 г.
[16] Ее председателем был некий товарищ Альтон (ГАРФ. Ф.470. Оп.2. Д.247. Л.56).
[17] Число одних только убитых, начиная с 1914 г., составило в станице 118 чел. (Бугай, 1994, с.42-43, со ссылкой на: ЦГА РСО. Ф.Р-3. Оп.1.Д.3. Л.77-78).
[18] Бугай, 1994, с.41, со ссылкой на: ЦГА РСО. Ф.Р-3. Оп.1.Д.3. Л.75.
[19] Член Временного Терского народного правительства, позднее его представитель на Кубани.
[20] Cм.: Съезды народов Терека. Т.2. Орджоникидзе, 1978. с.238-239. Возражая против уничтожения чересполосицы с казаками, осетинская фракция предложила вместо этого «…уничтожить административное разделение и слиться в одну административную единицу с Осетией».
[21] ГАРФ. Ф.5351. Оп.1. Д.26. Л.26-27.
[22] ГАРФ. Ф.5351. Оп.1. Д.26. Л.86. Ср. в выступлении Семенова на том же съезде: “Выселение Хасав-Юрта — это есть начало выживания русского населения с Северного Кавказа, а дальше настала очередь за городами. <…> Чтобы прекратить влияние русской культуры, нужно выселить и города, и вы видите, как начинается гибель городов. Посмотрите на Грозный — там нет ни одного целого дома, посмотрите на Владикавказ — это мертвый город. Молоканская, Курская слободки — эти очаги большевизма, с уходом тарцев и сунженцев, увидели, что и им придется уйти и теперь думают думу: где то место куда уходить. Перед нами стоят ингуши и чеченцы, но за ними стоит Турция. <…>Сейчас все, кто может, должен бороться с большевиками. Мы все братья сунженцев. До них беда докатилась раньше, до нас позже. Когда тарцы проходили через весь город, то от Шалдона до Молоканской слободки шпалерами стояли горожане, которые видели и чувствовали, что этот идут не трусы, а страдальцы. Сунжу выселили не потому, что плоскостная Ингушетия страдает от малоземелья. Это не верно. Возьмите цифры и вы увидите, что если кто страдает от малоземелья, это плоскостная Осетия. Причиной было то, что Ингушетия хотела округлить свою территорию, мечтая создать самостоятельное государство, не связанное с Россией. И вот вы посмотрите с каким умом маленькая 60-тысячная национальность дурачит 250-тысячное казачество и 300-тысячное крестьянство. Когда они их выселяют, впереди идут красноармейцы-большевики и уничтожают своих. ” (там же, л.29-33).
[23] Бугай, 1994.
[24] Цуциев, 1998, с.50.
[25] Бугай, 1994, с.48, со ссылкой на телефонный разговор С.Орджоникидзе с В.М.Квирикелия (РГАСПИ. Ф.80. Оп.4. Д.72. Л.2).
[26] Ее председателем был Перельман (Чечня: вооруженная борьба в 20-30-е годы. // Военно-исторический архив. –1997. — № 8. С.100, со ссылкой на: РГВА. Ф.320. Оп.1. Д.18. Л.40).
[27] См.: Бугай, 1994, с.47-50.
[28] См. ходатайство вконец затерроризированых ингушами станичников перед Военным комиссаром Терской области от 16.04.1920 о предупреждении ингушей и об удалении их скота с казачьих угодий (см.: Бугай, 1994а, с.49-50, со ссылкой на: ЦГА РСО. Ф.Р-36. Оп.1. д.71. Л. 8).
[29] Бугай, 1994, с.48-49, со ссылками на ЦГА РСО. Ф.Р-41. Оп.1. д.58. Л.17 и ЦХД РСО. Ф.1849. Оп.1. д.49. Л.7.
[30] Бугай, 1994, с.48-50, со ссылкой на протокол № 30 заседания ЦК Советов Терской области от 02.04.1920 (ЦГА РСО. Ф.Р-41. Оп.1. д.58. Л.17. См. также: ЦГА РСО. Ф.Р-36. Оп.1. д.71. Л.6, 8, 12).
[31] Бугай, 1994, с.50, со ссылкой на: ЦГАСА. Ф.193. Оп.1. д.18. Л.5.
[32] Бугай, 1994, с.47-48, со ссылками на сообщение командира Кавказской Трудовой армии И.Косиора (РГАСПИ. Ф.85. Оп.11. Д.123. Л.6) и протокол № 16 заседания Исполкома Терской области (ЦГА РСО. Ф.36. Оп.1. д.14. Л.25).
[33] Бугай, 1994, с.50, со ссылкой на: ЦГА РСО. Ф.Р-36. Оп.1. д.46. Л.37. Сведениями о том, был ли выполнен этот приказ, не располагаем
[34] См.: Бугай, 1994, с.51, со ссылками на письма Орджоникидзе Пивену от 23.30.1920 и Сталина Ленину (РГАСПИ. Ф.17. Оп.112. д.93. Л. 35; полный текст соответствующего приказа опубликован в журнале «Восток», 1992, № 2, С.123-124). Относительно станицы Калиновской: не исключено, что тут подразумевается станица Кохановская, разрушенная ингушами еще 30.12.1917 (см.: Цуциев, 1998, с.180 и Бугай, 1994а, с.53, со ссылкой на: ЦГА РСО. Ф.Р-36. Оп.1. д.53. Л. 111а,б,в и Д.51. Л.106).
[35] С.Алиева приводит цифру в 70 тыс. казаков, выселенных в Казахстан и на Урал (Алиева, 1993, т.1, с.27, cо ссылкой на публикацию “Независимой газеты” от 12.05.1991). В то же время попытки интерпретации казачьих высылок как составной части большевистской политики “решения русского вопроса” на Кавказе, как “русофобии” и чуть ли не как “геноцида русского народа” (см., например, Бугай, Гонов, 1998, с.81-103) некорректны и неправомерны. Несмотря на это, они широко используются для откровенно шовинистических провокаций, что не только прискорбно, но и опасно.
[36] См.: Бугай, 1994, с.50-55.
[37] Формально также и красным казакам, но их участие в этой добыче была незначительным.
[38] См.: Бугай, 1994, с.51, со ссылкой на (РГАСПИ. Ф.17. Оп.112. д.93. Л. 35). Ср. там же: «…Еще собранные мной материалы говорят о том, что казачество необходимо выделить из состава Терской области в отдельную губернию, ибо сожительство казаков и горцев в одной административной единице оказалось вредным, опасным. Самих горцев придется объединить в одну административную единицу в виде автономной Горской республики на началах башкирской автономии (чеченцы, кабардинцы, осетины, ингуши балкарцы)».
[39] См. датированный августом 1922 г. рапорт о массовых разбоях и грабежах в Сунженском округе со стороны чеченцев и ингушей (Бугай, 1994, с.54, со ссылкой на: РГА РСО. Ф.Р-41, Оп.1, Д144, Л.89-90об.).
[40] Согласно приказу ЦИК Горской республики от 25.04.1922 (Цуциев, 1998, с.180). Интересно, что «под ударом» оказалось и само понятие станицы, которое большевики (например, Котельниковского района на Дону) хотели упразднить наряду со словом «казак» и с ношением лампас: для отмены этого решения потребовалась не меньше, чем телеграмма самого Ленина (Бугай, 1994а, с.47, со ссылкой на: ГАРФ. Ф.393. Оп.11. Д.338. Л.4).