ЖУТЬ ХОЛОДНАЯ
(Посвящается памяти расстрелянных большевиками Слепцовцев)
1918 г. На Сунженской линии Терского Войска, заселенной станицами Н. П. Слепцовым, неспокойно — большевиками эта линие занята, вследствие общего крушение Терского казачьего фронта, часть бойцов которого, не выдержав большевицкой лавины, вынуждена была сначала отойти за Терек, а потом в Дагестан, где и расположилась в г. Петровске.
Протянутая рука «товарища» Дьякова (командующий большевицкими силами на Сунженской линии) «трудящимся сунженцам» — повисла в воздухе. До неё никто не прикасался, она была в казачьей крови — в крови Атамана ст. Слепцовской ур. Крапивина и учителя той же станицы Албанукова (уроженец ст. Луковской), расстрелянных Дьяковым за то, что они уговаривали казаков ст. Троицкой не присоединяться к красной армии, вторгнувшейся уже в Сунженскую линию, а вместе со Слепцовцами дать отпор красной нечисти. Уверением тов. Дьякова, что советская власть оставит в покое «трудящийся элемент, обманно втянутый в войну генералами и офицерами», не придавалось никакой веры. Все ждали что-то и вот это что-то, в лице «Областной Чрезвычайной Комиссии», и навестило Слепцовцев. Среди казаков Сунженской линии были произведены массовые аресты, арестовывали офицеров, по разным причинам не успевших отойти за Терек, и рядовых казаков, замеченных в антибольшевизме.
Арестованных, в числе около 80 человек, экстренным поездом, под усиленной охраной, доставили ночью на станцию Владикваказ и сейчас же пересадили в два товарных вагона. Во время пересадки пришлось пройти «сквозь строй», под неистовую красноармейскую ругань, сопровождавшуюся ударами винтовок. У пишущего эти строки винтовочной мушкой была пробита голова.
Красноармейцы были в возбужденном состоянии. Одни предлагали облить керосином вагоны, где находились узники, другие — расстрелять всех в вагонах. Под этот красноармейский торг вагоны, толкаемые людьми, покатились, остановившись напротив броневого поезда. Слышно было, как заряжались, щелкали пулеметы...
Жуть холодная охватила казаков перед неминуемой смертью в вагонах, переполненных до отказа, — застонали казаки, падая на колени молились Богу...
— Пулеметы — огонь! — послышалась команда, но огонь открыт не был.
Вагоны опять подкатили к станции. Открыли двери. Глазам моим представилась следующая картина: на перроне, около вагонов, стоял чекист Гахокия (грузин), держа в руках большой лист бумаги. Позади него находился взвод вооруженных китайцев. Обращаясь к казакам, Гахокия сказал:
— Те, чьи фамилии мною будут прочитаны, должны выйти из вагонов, они пойдут на допрос в Чека.
Вслед за этим, чекист Гахокие, под мертвую тишину, нарушавшуюся шипением газовых фонарей, закричал — Баскаков! (подесаул ст. Самашкинской), Долгов! (хорунжий ст. Слепцовской, раненый в ногу с большевицкого броневика накануне отхода армии за Терек), Емельянов! (хорунжий ст. Слепцовской), Апанасов! (сотник той же ст.).
Были вызваны еще семь человек (в том числе учитель ст. Ермоловской (имен не знаю). Вызванные были окружены китайцами. Все сразу поняли, на какой допрос их отправляют... Наконец, Гахокия произнес мое имя. Я, отлично слышавший свою фамилию, собиравшийся ответить — «я» и выскочить из вагона, лишился, вдруг, речи. Я не мог ни говорить, ни двигаться. Несколько раз Гахокия вызывал меня и, не дождавшись обычного «я», приказал китайцам вести по назначению тех, кто был у них в кругу.
Спустя некоторое время, в стороне Серебряных заводов, неподалеку от ст. Владикавказ, послышалась беспорядочная стрельба — то наемная рука большевиков — китайцы расстреливали, без суда и следствия, по приказу Гахокия, Сунженцев, с августа по ноябрь 1918 года участвовавших активно в противобольшевицких казачьих частях.
Двенадцать лет прошло с того момента, как красные насильники убили около 15 молодых, славных и достойных потомков Н. П. Слепцова. Но эта кошмарная быль настолько меня поразила, настолько запечатлелась в памяти, что мне кажется, будто это зверское преступление было совершено большевиками вчера.
Мир праху вашему, дорогие Слепцовцы! Пусть легка будет вам родная земля! Будущая Россия, в которой Казачество займет почетное место, приведет в должный вид запущенные ваши могилы, и запишет дорогие имена ваши на скрижали истории.
Терец И. Д. Свиридов. 1930 г.
"Родимый край" Ежемесячный Казачій журналъ, LE PAYS NATAL REVUE MENSUELLE,№ 1, от 15-го января 1931 г.UNION DES COSAQUES, 1 villa Chauveiot, PARIS