По этическим причинам фамилии потерпевших не указаны.
История К., жителя ст. Ново-Щедринской.
Лишен избирательных прав как главарь восстания 1920 года и за связь с кулаками.
Даты документов: 1930–1931 гг.
Автобиография
Я сын казака станицы Ново-Щедринской Шелковского района ДССР. Родился в 1896 году. По имущественному состоянию отец мой был середняк и наемным трудом не пользовался. С семилетнего возраста я уже принимал участие в крестьянских работах, а в 10 лет я уже числился в семье работником.
У меня было сильное желание учиться. С большим перерывом мне удалось сначала окончить одноклассное, а потом двуклассное училище. Дальнейшее образование получать мне было негде. Отец не имел средств и желания для того, чтобы дать мне среднее образование. Для получения дальнейшего образования имелась одна, трудно досягаемая возможность. Такую возможность представляла Терская войсковая учительская семинария. Мне стоило больших трудов выдержать экзамен лучше многих других, и я оказался в числе принятых.
Воспитанники семинарии содержались за счет войска и жили в интернате. Назначение семинарии было выучить учителей для станиц войска. Жизнь и учеба в стенах семинарии проходила под строжайшим контролем наставников и была пропитана духом казачества. Никакой революционной литературы никто не имел, да о ней и думать трудно было. Семинарию я окончил в 1916 году.
В том же году я поступил в учительский институт на годичные курсы. Во время учебы в институте произошел первый переворот. О социалистической революции в то время я и понятия не имел. В то время я всецело отдался работе в институте.
По окончании института я лето провожу в родной станице на крестьянских работах, а осенью попадаю учителем в ст. Грозненскую. По прошествии года службы летом я попадаю на полевые работы в свою станицу.
Тут меня застаёт гражданская война на Тереке. Меня мобилизовали в станице белые, дав мне работу делопроизводителя в воинской части. Через пять месяцев мне удалось улизнуть от белых и после шестимесячной болезни тифом и его последствиями я снова на службе учителем в Грозном.
В ноябре 1919 года я перевожусь из Грозного учителем в станицу Ново-Щедринскую.
В 1920 прочно устанавливается советская власть на Тереке.
Остатки деникинщины были рассеяны по станицам как жители тех же станиц. Скоро их стали брать на учёт. Некоторые из них на регистрацию пошли, а другие стали скрываться. Скрывавшиеся белые сначала бродили поодиночке и никакого вреда не делали, но скоро разрозненные бандиты стали организовываться в группы и проводить свою вредительскую работу. Они часто делали набеги на станицу, грабя государственное имущество и убивая советских работников. Красные отряды редко бывали в станице. Фактически станица находилась во власти белозеленых. Бандиты стремились всё время завербовать в свои ряды побольше незаинтересованного населения. Вербовку эту они вели по-разному. Одних старались убедить, другим подорвать доверие как советским работникам. С этой целью они делали непрошенные визиты и ко мне, желая тем самым вынудить меня присоединиться к ним или попасть под репрессии власти. Положение было очень трудное.
Агентура особого отряда незаметно наблюдала всю эту картину, беря на учет как проделки бандитов, так и тех, кто имеет с ними сношения. В это время особым отделом была проведена решительная борьба с бандитизмом, а также и с теми, кто являлся невольным участником общения с ними.
Почти ежедневно приходили грузовые автомобили и забирали так называемых сообщников. Арестованных увозили и участь их оставалась неизвестной. Это давало повод распространяться слухам, что все они расстреливаются.
Такое положение навело на станицу окончательную панику и желающих попасть в особый отдел находилось немного. Среди таких был и я. Аресты всё продолжались. Паника росла. В таком двойственном напряжении я прожил недели две. За это время среди арестованных оказалось много совершенно невиновных и участь их была тоже неизвестна.
Среди этой сумятицы и общего страха я часто напивался пьяным, ища успокоения в вине. Однажды, будучи в пьяном виде, я явился на гражданское собрание и стал говорить, что необходимо дать отпор отряду особого отдела, чтоб они не забирали без разбора граждан станицы. Конечно, я в пьяном виде это говорил и не думал о самосохранении. Видя меня в пьяном и растрепанном виде никто из граждан не обратил внимания на мои слова и я ушел домой.
В этом заключается вся суть моей вины перед Советской власти, за что меня спустя 9 лет лишили избирательного голоса.
После этого происшествия мне пришлось скрываться около года. Глупость своего выступления я понял только тогда, когда проспался. Исправить положение в то время было невозможно и пришлось выжидать.
Такому исходу дела белобандиты радовались. Они расчитывали втянуть меня в свою банду, но этим расчетам не суждено было сбыться, и к бандитам я не пошел и ничего общего с ними не имел. Испытав все средства и не добившись цели, бандиты решили убить меня.
Находясь между двух огней, я прожил 6 месяцев в доме своей сестры в той же станице Ново-Щедринской, а остальное время в саду брата. За это время с бандитами я не встречался и определенно боялся их, боясь в то же время и преследования власти.
Скоро такая возможность представилась по случаю амнистии всем желающим честно трудиться. Я по документу брата отправился в г. Владикавказ и поступил на службу в Горнаркомзк… (?) по истечение 4 месяцев службы меня уволили по сокращению штатов и я легально явился в свою станицу. Это было в ноябре 1921 года.
В 1922 году в Щедринской волости, ввиду получившегося безвластия, были назначены чрезвычайные перевыборы и на пост предволисполкома без моего ведома был избран я. Граждане станицы указали на меня, как человека, который может поднять работу волисполкома на должную высоту. С трудной работой волисполкома я справился, ликвидировал остатки бандитизма и за свою работу был занесен на красную доску окружным исполкомом.
После работы в исполкоме мне тем же УИКОм было поручено организовать в Щедринской волости мелиоративное товарищество. С этой работой я тоже справился, организовал товарищество и оросив 800 десятин пустовавшей дотоле земли. В товариществе я проработал полтора года. Имея дело всё время с водой и увлекаясь работой я сильно простудился и заболел хроническим суставным ревматизмом, от которого страдаю и в настоящее время, являясь инвалидом 2-й группы.
Дальнейшая моя работа в течение года происходила в школе станицы Ново-Щедринской, где на работу я клал все свои силы и уменье.
В 1926 году меня, как опытного школьного работника перебрасывают в соседнюю станицу Шелковскую для восстановления запущенной тамошней школы. В течение двух с половиной лет работу по восстановлению школы я провел, что подтверждает справка Шелковского сельсовета.
Нельзя сказать, чтобы должность сельского учителя была настолько завидна, чтобы ею можно было интересоваться как предметом наживы. Я работал в школе, потому что видел пользу от своей работы. Не 54 рубля прельщали меня, а удовлетворяло то, что я не лишний человек.
В январе 1929 года в перевыборную кампанию Советов меня лишают избирательного голоса. Приблизительно дней через 10 меня снимают с заведования школой и оставляют учителем в той же школе.
Тут же начинаются все прелести лишенческой жизни. Мне предлагают очистить квартиру до окончания учебного года. Я указывал, что лишение мною обжаловано и до выяснения вопроса в высших инстанциях репрессии ко мне не должны применяться, но со мной не разговаривали.
1 сентября 1929 года меня совершенно сняли с работы как лишенца. Пока нашел приют и кусок хлеба у брата, который занимается крестьянством в станице Ново-Щедринской, но в настоящее время брат вступил в колхоз, а я и там не нужен.
Когда я имел силы и здоровье, меня вызвали к жизни и государственной работе, но когда я на той же работе временно утратил физическую работоспособность, то меня гонят отовсюду как прокаженного и в будущем мне улыбается перспектива голодной смерти. Может быть я ошибаюсь, но мне кажется, со мной до сих пор поступали несправедливо.
За изложенные в автобиографии сведения я отвечаю.
гр. ст. Ново-Щедринской К…
27 февраля 1930 г.
...........
Если за вред, сделанный в 1920 году мне нужно отомстить в 1929 году, то сельсовет и Рик правы, но если в 1929 году необходимо выявить мою общественную стоимость, то вышеуказанные учреждения далеко не правы.
Весь мой путь за 9 лет есть сплошное исправление, но по взглядам наших местных органов власти исправление невозможно да, по видимости и надобности в нем нет.
Но это мнение я считаю достоянием только наших местных органов власти, среди которых есть шкурно заинтересованные в лишении меня избирательных прав.
Дело в том, что Михайленко, председатель Шелковского станичного избиркома, член ВКП(Б), был переброшенный перед выборами в Шелковскую из ст. Каргинской, а его жена в Каргинской учительствовала. Вопрос перевода жены в Шелковскую школу интересовал Михайленко и он запрашивал учителей Шелковской школы о согласии на перевод в Каргинскую. Не получив согласия он стал действовать для этой цели как предизбиркома. Лишение меня избирательного голоса произошло без документальных данных от официальных учреждений. Среди поданых мной материалов на обжалование приговора находилась справка Шелковского сельсовета о моей работе в Шелковской. Справка была подписана предсовета и секретарем. Узнав об этом, Михайленко с пеной у рта стал напирать на предсовет, доказывал, что справка выдана незаконно. Михальченко стремился к тому, чтобы дело затянуть и справки я не получил. Михальченко после лишения стал давить на инспектора Районо Мельникова, добиваясь снятия меня с работы. В результате многих неприятных действий Районо, опротестованных мною, я все же был снят с заведования школой и стал учителем в той же школе. Увлекаясь травлей, Михальченко предлагал удалить меня даже с избы-читальни. На мой запрос о ходе моего обжалования Михайленко ответил, что материал отослан в Кизлярскую окружную избирательную комиссию, а через два месяца после лишения выяснилось, что материал лежит в сельсовете без движения.
гр. ст. Ново-Щедринской К…
..............
26 октября 1931 года.
…уже насточертело мне писать вам запросы о том, когда же наконец вы разберете мой материал. Вас уже неоднократно подталкивала на это и Москва, но по-видимому вы неисправимые. В последний раз на вопрос от меня, вы ответили, что материал будет разобран на первом же заседании. после этого прошло уже полтора месяца, а … заседания все нет. Вы этим уподобляетесь в некоторой степени животному, лежащему на сене. Сами не разбираете и в Москву не пускаете. Запасы бюрократизма у вас, по-видимому, неистощимы, несмотря на то, что вы центральная инстанция. Я допускаю возможность того, что вы завалены работой и нужно считаться и с тем, что мой материал находится у вас уже около 3-х лет, а после ходатайства Рика 6 мес.
гр. ст. Ново-Щедринской К…
….
дело окончено 15 ноября 1933 года.
Дальнейшая судьба К. неизвестна.
Отредактировано К_Ира (2021-12-19 04:41:11)