КЕВ № 2 1881 г.
С.44-56

Ливанов—последний из беглых попов в ст. Калиновской.

В 1856 году появился у старообрядцев станицы Калиновской некий Григорий Ливанов, бывший священником православным, а потом запрещенный и, наконец, вовсе лишенный сана. Явился он без всякого вида, в желтой казачьей черкеске из сукна домашнего изделия. Он был привезен одним отставным хорунжим из станицы Алхан-Юртовской, где исправлял требы для старообрядцев. Сначала хорунжий поместил его в своем доме, потом перевел в дом сестры своей.

Калиновские старообрядцы, узнавши, что прибыл к ним священник из России, весьма обрадовались, так как, после смерти вышеупомянутого священника, некому было у них совершать требы. Дабы не лишиться его, они сохраняли его под строжайшим секретом. Прежде всего, они попросили его окрестить детей. Тот обещался и попросил уставщика, чтобы принес ризы и другое священническое облачение, требник и прочее, нужное для крещения, что и было принесено. Я был кумом у некоторых и присутствовал при крещении.

Когда стали рассматривать пузырьки и разбирать, в каком был елей и в каком миро, то оказалось, что мира ни капли не осталось, елея же было с полчернильницы. Это привело Ливанова и уставщика в большое затруднение, которое, однако, скоро устранилось. Ливанов, указав на пустой пузырек, спрашивает уставщика: что тут было? миро? Уставщик отвечает: было. Тогда Ливанов, недолго думая, взял чернильницу с елеем и половину отлил в ту пустую чернильницу, где было якобы миро, и сказал: такое же будет св. миро, какое было и прежде в этом сосудце. Это он сказал, конечно, не без цели: он этим дал знать старообрядцам, что у них двести лет нет св. мира, а вместо того помазуют новокрещеных елеем.

По окончании крещения все разошлись, а Ливанова заперли в особую комнату на замок. Ночью были еще крестины, некоторые же приходили исповедоваться,  так что Ливанову почти всю ночь не давали покоя. Наутро, из опасения, перевели его в скит и поместили в  хату, построенную в саду и отстоящую от станицы в версте. Здесь Ливанов провел три недели и совершал крещение, венчал браки и отправлял другие  требы, большею частью по ночам. Так как, несмотря на всю секретность местожительства Ливанова, о пребывании его в станице Калиновской дошли сведения до ушей полиции, то из сказанного убежища перевели его в дом И—ва; но и здесь ему пришлось мало пробыть, так как народ постоянно тревожил его требами и слухи о его пребывании опять дошли до полиции.

Неожиданно нагрянула полиция и чуть не схватила Ливанова, если бы не предупредил один из полицейских, старообрядец. Благодаря его предупреждению, народ с детьми ушел, а Ливанова пересадили чрез плетневый забор к православному соседу этого дома, где он под сараем спрятался в конные ясли и пролежал до рассвета. Полиция сделала обыск, но ничего не нашла и ушла ни с чем. В течение дня Ливанов опять был заперт в том же доме И—ва под замком, а с наступлением ночи отправили его с калмыком в калмыцкой арбе, укрыли полостью и завалили вещами; в этой арбе привезли его в Крючков хутор, отстоящий от станицы верстах в 20, и поместили в доме одного старообрядца, где он пробыл две недели. Старообрядцы ездили и туда для исправления треб.

Снова полиция проведала о Ливанове и начальник станицы отрядил казаков под командою православного урядника с тем, чтобы арестовать Ливанова и представить в штаб-квартиру полка; но старообрядцы вовремя узнали об этом предприятии и сумели и тут выручить своего попа: один хорунжий, в сообществе с двумя стариками, взявши с собою водки, вина и разной закуски, догнал на пути команду казаков, остановил и начал угощать, не подавая виду о цели этого угощения; между тем распорядился послать другой дорогой подводу, на которой Ливанова до прибытия команды увезли в дальний хутор. Прибыв на место, команда казаков обступила тот дом, где находился Ливанов, произвела самый тщательный обыск, но не нашла ни малейшего следа пребывания Ливанова и возвратилась в станицу.

Чрез несколько времени, как только замолкли слухи про Ливанова, старообрядцы взяли Ливанова с дальнего хутора и перевезли в станицу в дом  того же хорунжего, где он пребывал и прежде. Сам хорунжий в это время был опасно болен. Ливанов напутствовал его запасными дарами и совершил над ним елеосвящение. Так как,  в доме этого хорунжего, как больного, неудобно было совершать требы для других старообрядцев, то Ливанова перевели опять в скит, но уже не в ту хату, где он проживал прежде, а в другую.

В это время у старообрядцев был самый развал свадьбам и Ливанов, невзирая на крайнюю тесноту хаты, венчал в ней браков по пяти зараз. Я был в это время за псаломщика и участвовал в совершении этих браковенчаний, которые отправлялись весьма спешно, да и, можно сказать, смешно. Ливанов не делал никакого обручения и не читал молитв, касающихся обручения, а только прочитывал молитвы пред возложением  венцов. Вместо венцов, у старообрядцев ставят на головы брачующихся иконы: на голову жениха - икону Спасителя, а наголову невесты - икону Божией Матери. По обведении с этими иконами брачующихся вокруг столика трижды, с первой пары снимали иконы и ставили на другую, которую также обводили; затем—на третью и т.д. На столике лежал один требник в кожаном переплете, притом избитый так, что из него выпадали листы, да еще лежал  медный небольшой крест. После обведения всех пар, следовала эктения и отпуст; не читали ни Апостола, ни Евангелия, ни молитв на снятие венцов, а также не подавали брачующимся чаши.

Три месяца, после возвращения с дальнего хутора, Ливанов пробыл в станице Калиновской и каждый день был пьян; все требы совершал в пьяном виде, так что иногда не мог читать некоторых молитв, которые в таких случаях читались  уставщиками. За требы наибольшую плату получали уставщики, а Ливанову доставались мало.

Чрез три месяца он был отправлен в станицу Ищорскую и сколько времени там пробыл, неизвестно; в Калиновскую же станицу он более не появлялся.

Собрание Терских старообрядцев в ст. Червленной.
Голос офицерства за Единоверие; сопротивление сему простого казачества. Приглашение полкового священника из крепости Чир-Юрт.
Отправка депутации в Россию для приискания беглого священника.
В  Астрахани депутация склоняется на принятие Австрийского священства.
Сношения ее с лжеепископом Афанасием в Хвалынске, с лжеархиепископом Антонием в Москве.
Прибытие казанского лжеепископа Пафнутия ни Кавказ, первое и второе.

В 1857 году старообрядцы Гребенского и Кизлярского полков сделали общее собрание в станице Червленной, для общего совета о том,  где найти им себе священника. На собрании этом были подаваемы разного рода голоса: одни говорили, что нужно приискать  по-прежнему от ереси приходящих (т. е. беглых попов от православной церкви); другие подавали мнение, чтобы взять священника от австрийской иерархии; офицеры же настаивали на принятии единоверия на законном основании; в особенности же эту мысль поддерживали четыре подполковника (из коих двое ныне генералы), один ротмистр, гвардии и три сотника. Собрание продолжалось три дни, и во все три дня  не пришло к единогласному решению. Этому разногласию способствовало то обстоятельство, что офицеры не могли по делам службы бывать каждый раз на собрании. Простые казаки упорно отказывались от единоверия и настойчиво требовали приискания священника или из числа от ереси приходящих, или австрийского  посвящения. Ввиду несогласия на единодушное решение, положено было чрез восемь месяцев повторить собрание.

По прошествии этого срока собрание состоялось, но при неблагоприятных обстоятельствах: большая часть офицеров, подававших на первом собрании голос за единоверие с православною церковью, были командированы в разные места, а другие хотя оставались при полках, но заняты были безотлагательными делами по службе.

Однако же,  один подполковник настойчиво проводил в собрании мысль о принятии единоверия и ему старался помочь командир одного драгунского полка. Этот последний пригласил из крепости Чир-Юрт полкового священника, старика набожного, представил его собранию старообрядцев и предложил принять его, как священника, который совершал бы у них Богослужение и все требы по старым книгам.

Старообрядцы не отказывались принять этого священника, когда он согласился совершать все церковные службы и требы по их обрядам, по при этом потребовали, чтобы он согласился на присоединение к их старообрядческому согласию вторым чином через миропомазание, чтобы крестился и благословлял  двуперстным сложением, чтобы крещающихся помазывал миром, хранящимся у них якобы от времен древнего благочестия, приобщал запасными дарами, привезенными из Иргизских  скитов и все службы совершал бы по указанию их уставщиков.

Священник на все эти пункты изъявлял согласие, но только отверг присоединение чрез миропомазание и не согласился сам переменить трехперстное сложение на двуперстие; даже вступил по этому предмету в препирательство с ними, которое закончилось решительным несогласием священника на присоединение чрез миропомазание и вообще чрез какое бы то ни было чиноприятие.

После такого отказа священника, оставившего в след затем станицу, старообрядцы порешили отправить двух депутатов от общества в Россию, чтобы там где-нибудь приискать заштатного православного священника, „исправить" его и привезти; а если нигде таковой не найдется, то чтобы обратиться к австрийской иерархии.

В депутаты старообрядцы избрали одного урядника из станицы Калиновской, человека бывалого и ловкого, и уставщика из станицы Червленной. По просьбе старообрядцев, командир полка выдал этим депутатам билет для проезда в Тулу и Москву и для закупки оружия и сукна на обмундировку казаков. Из полковой казны им было отпущено на этот предмет 3000 рублей.

Вскоре депутаты эти отправились в путь и заехали сначала в Астрахань, где пробыли с неделю. Тут они познакомились с одним купцом, приемлющим австрийское священство, и открыли ему настоящую цель своей поездки. Купец этот сказал им, что едва ли где они могут  отыскать подходящего священника из числа от ереси приходящих и посоветовал обратиться в Хвалынск, к лжеепископу Афанасию, который, но его словам, даст им нужного священника. Следуя этому совету, послы наши отправились по Волге в Хвалынск, по прибытии туда остановились в гостинице.

На другой день они познакомились тут с неким Калапчатовым, которому после неоднократных бесед открылись в своем намерении и просили его указать им епископа Афанасия. Калапчатов сначала стеснялся, а потом уверился в действительности их предприятия и обещался показать. Предварительно же он сходил к  Афанасию и рассказал, что гребенского полка старообрядцы послали депутацию для отыскания себе священника из числа от ереси приходящих, причем прибавил, что нельзя ли будет убедить их остановиться на иерархии австрийской. Афанасий был этому случаю рад и приказал Калапчатову представить к себе депутатов, которые вслед затем и представились.

Принял их Афанасий очень ласково и пробеседовал с ними почти целый день; в заключение беседы он посоветовал им из гостиницы перейти на квартиру поближе к его квартире. Целых три недели послы наши пробыли в Хвалынске. Афанасий расположил их ходить в его церковь молиться Богу и служил собственно для них три литургии соборне, чего они прежде никогда не видели и не слышали.

После трехнедельной жизни в Хвалынске послы наши захотели повидать Москву и Петербург; благо, было на что попутешествовать. По прибытии в Москву, они по адресу, данному Афанасием, отыскали дом И. П. Бутикова, а Бутиков направил их в дом Свешникова, где  в то время находился лжеархиепископ Антоний. Они представились Антонию и объяснили ему цель своей поездки в Москву. Антоний задержал их в Москве три недели, пока посоветовался с Московскими попечителями и сделал сношение с Пафнутием Казанским, которого вытребовали в Москву по этому делу.

По прибытии Пафнутия в Москву, ему предложена была поездка на Кавказ, на что он изъявил согласие. Больше нашим депутатам не оставалось ничего делать в Москве, и они отправились обратно на Кавказ. На обратном пути они опять заехали в  Хвалынск, где пробыли у Афанасия три недели, дожидаясь Пафнутия, заезжавшего в Казань за нужными вещами. И теперь Афанасий отслужил для них три соборных литургии, на одной из коих посвятил уставщика станицы Червленной, бывшего депутатом, в диаконы. По прошествии трех недель прибыл в Хвалынск и Пафнутий, с которым послы и отправились на Кавказ.

По прибытии Пафнутия к гребенским старообрядцам, его потребовал командир полка к себе на квартиру, беседовал с ним довольное время, при чем пересмотрел его документы и затем предложил ему приступить к делу, но с тем условием, чтобы он не посвящал никого в священный сан и чтобы без ведома его, командира, не выезжал из старицы Червленной. Согласно этим условиям, Пафнутий служил в качестве священника и совершал требы для старообрядцев Кизлярского, Моздокского и Сунженского полков, соборне же не служил.

Недолго, однако же, старообрядцы пользовались услугами Пафнутия: чрез шесть месяцев он был выслан из Терских пределов по предписанию командовавшего левым крылом Кавказских войск, графа Евдокимова, и старообрядцы около года оставались без священства.

Потом из Хвалынска был прислан Афанасием поп Иван Чернов, который пробыл только два месяца; покрестил детей, повенчал браки и уехал.

В 1860 году Терские старообрядцы выпросили позволение у своего полкового начальства привезти снова Пафнутия Хвалынского, с тем только условием, чтобы привезти и держать его секретно. Пафнутий приехал весною после Пасхи и по-прежнему стал отправлять требы для старообрядцев, а воспользовавшись отъездом командира полка, стал служить и литургии, для совершения коих Червленские старообрядцы устроили моленную на краю станицы около леса, в которой была поставлена походная церковь.

Кроме Червленской станицы, где была торжественно отслужена литургия в Вознесение Господне, Пафнутий служил литургии и в других станицах: в станице Калиновской в день сошествия Св. Духа, в Щедринской на Петров день 29-го июня, в Новогладковской в день св. пророка Илии. Во время этих служений Пафнутий посвятил для старообрядцев стан. Червленской священника и диакона, для старообрядцев ст. Щедринской и Новогладковской - священников, для стан. Калиновской—иеромонаха; в это же время и я был поставлен в стихарные псаломщики. Рассадив таким образом по Терским станицам гнилых плодов рассадник, Пафнутий отправился в Казань 8 ноября 1861 года.

Новопоставленные попы не приступали однако к священнодействию, потому что боялись показать свое неумение. По этому случаю послан был в Москву тот же урядник из станицы Калиновской, который и в первый раз туда ездил, с просьбой о присылке опытного священника для научения службе новопоставленных. Антоний Московский назначил для сей цели попа из Гуслиц Александра Леонтьевича Куликова, который, по прибытии в Терские станицы, занялся приучением поставленных Пафнутием попов к совершению служб и сам совершал церковные службы и требы в продолжение двух лет, по прошествии коих отбыл в Москву.

Двукратная поездка на Терек и Сунжу Иова лжеепископа Кавказского и Донского; рукоположение им различных лиц во священники и диаконы и освящение молитвенных домов на церкви.

Весною 1862 года проезжал но Тереку и Сунже в первый раз казак станицы Кавказской, Кубанской области, Иов Зрянин, выдававший себя за епископа Кавказского и Донского.

Так как Терские старообрядцы его не знали, то им пред приездом Иова были письма из Москвы от Антония и из Казани от Пафнутия, в каковых письмах пояснялось, что когда де будет у вас епископ Иов Зрянин из станицы Кавказской, то примите его беспрекословно, ибо де он ваш настоящий и коренной епископ, под названием Кавказский и Донской. Сначала он посетил станицу Алхан-Юртовскую, где освятил моленную как церковь; отсюда проехал он в станицу Червленную, где общество его не приняло и  даже поставленный Пафнутием Казанским поп не явился к нему.

Из Червленной станицы Иов проехал в станицу Калиновскую, общество которой приняло его радушно. Здесь он служил лирургию соборне; общество просило его побыть до тех пор, пока оно изберет себе достойного кандидата во священники; ибо хотя в скиту Калиновском и был иеромонах, посвященный Пафнутием, но Калиновские старообрядцы пожелали иметь и приходского священника. Иовъ не захотел дождаться, а сказал: когда вы изберете себе достойного человека, то представьте его в станицу Кавказскую; там я поставлю его во священники.

По отъезде Иова, Калиновские старообрядцы многократно собирались для избрания себе священника и выбрали, наконец, 1-го августа трех кандидатов, в числе коих и меня; затем метнули жребий, и пал жребий на меня. Тогда они собрали деньги на проезд, написали приговор, выправили мне билет, и вместе с одним стариком отправили меня к Иову 16 августа 1862 года.

Прибыв в станицу Кавказскую, мы не застали здесь Иова, который был в это время на Дону. Прождав без пользы целую неделю, мы отправились на Дон и 9-го сентября прибыли в станицу Аксайскую, где узнали, что Иов в Новочеркасске, куда последовали и мы. По указанию посланного с нами из Аксайской станицы старообрядца, мы отыскали Иова в Новочеркасске в доме одной вдовы.

Здесь, в походной церкви, 24-го сентября я был поставлен во диаконы, а 15-го во священники и потом в продолжение двух недель обучался церковной службе. По прибытии, 4 октября, в стан. Калиновскую, я вступил в священнослужение и совершал оное до самого присоединения моего к православной церкви, до 30-го августа 1879 года. Хотя Иов и именовался епископом Кавказским и Донским, но я, как и другие Терские старообрядческие священники, не знал никакой зависимости от него, а находился в зависимости от стариков и попечителей прихода, которые у старообрядцев заправляют церковными делами.

В 1867 году Иов вторично посетил Терские станицы. В станице Калиновской он, по просьбе общества, освятил молитвенный дом на церковь, а также и в скиту молитвенный дом освятил на церковь. При этих служениях он посвятил одного казака в диаконы к Калиновскому скиту, одного в иподиаконы и двух в стихарные псаломщики для Алхан-Юртовской станицы. Из Калиновской станицы он отправился в Червленную; по тамошние старообрядцы не допустили его к освящению молитвенного дома на церковь, о чем просили офицеры из старообрядцев; мужчины и женщины обступили молитвенный дом и караулили его дотоле, пока Иов уехал из станицы. Не ограничившись этим, Червленские старообрядцы отказались даже совсем  от Белокриницкой иерархии и от своего священника, поставленного Пафнутием Казанским, а остались при беглопоповстве; при выезде же Иова нанесли ему оскорбление. Впрочем, офицеры и несколько семейств простых казаков остались при Белокриницкой иерархии. После такой истории Иов более не посещал Терека до самой смерти своей.

Разделение Калиновских старообрядцев на три секты и восстание некоторых из них против правительства.

По отъезде Иова Калиновские старообрядцы, подобно Червленским, разделились на три части: одна осталась при Белокриницкой иерархии, другая держалась беглопоповства, а третья перешла в беспоповство.

Безпоповский наставник, пользуясь колебанием старообрядцев и разделением их, постарался склонить на свою сторону немалую часть старообрядцев, действуя и сам лично, и чрез своих сотрудников. Свой собственный дом он обратил в часовню, куда беспоповцы собирались на молитвословия, а для погребения умерших беспоповцы заняли себе отдельное от австрийцев кладбище, и так продолжалось дело до 1870 года.

В этом году между беспоповцами станицы Калиновской, а также Щедринской, Умахан-Юртовской и Закан-Юртовской возникло, под влиянием учения об антихристе, противоправительственное движение. Беспоповские наставники этих станиц со своими помощниками делали секретные съезды для совещаний о делах секты и, между прочим, решили: приходящих к ним от австрийцев и беглопоповцев принимать третьим чином с проклятием ересей. Сверх того, они объявили всем беспоповцам, чтобы они в четверг страстной недели везли всю домашнюю и кухонную посуду на реку Терек для обмытия и для освящения. Беспоповцы исполнили это в точности и наставники их обмытую начисто посуду освятили, а также и все дома, как оскверненные общением с поповцами.

Главным наставником в этом и возбудителем против правительства был какой-то монах. Монах этот участвовал во всех беспоповских съездах и проповедовал, что царство антихриста продолжается от лет Петра Первого в лице императоров, и кто им служит, тот есть слуга антихристов. Эти мысли послужили поводом к продолжительным совещаниям между беспоповцами о том, как им отказаться от службы антихристовой.

Отказаться от этой службы, то есть, от службы Государю, они решились публично и выбрали из среды себя четырех депутатов, которые явились в дом станичного начальника во всей форме и заявили, что не желают служить Государю, считают его в лице антихриста, а все правительство - слугами антихристовыми. Начальник станицы спросил: а меня как считаете? Они ответили: „тоже слуга антихристов“. Начальник стал их увещевать, но они не только не слушали его увещаний, а даже нанесли ему много дерзостей и сложили с себя оружие на его дворе, а один из них, имевший орден св. Анны и медаль за взятие крепости Ахульго, сложил и эти знаки отличия, сказав притом: „на, вот, печати антихристовы!" После того начальник станицы уговорил их, чтобы они взяли сложенное оружие и знаки отличия и заявили о своем нежелании служить Государю в станичном правлении. Фанатики тотчас, забрав оружие и знаки отличия, явились в станичное правление и там подтвердили свой отказ от царской службы и сложили оружие и ордена. Составив протокол, начальник станицы отправил их к полковому командиру, которому они говорили тоже, что в станичном правлении, и прибавили, что нас много; в тоже время к командиру полка привели пятерых беспоповцев из станицы Щедринской, которые говорили: „время теперь антихристово; царь - антихрист и мы не будем ему служить".

После напрасных увещаний со стороны командира, виновные были отправлены под конвоем во Владикавказ к командующему войсками. И ему они говорили тоже, что и прежде. Три месяца пробыли они в тюрьме под увещанием, но остались непреклонны в своем заблуждении и потому сосланы были в сибирские пределы на вечное поселение. С ними добровольно отправились и женщины из их семейств, выражая желание разделить венец якобы мученичества.

Подобным образом решились поступить и прочие беспоповцы, которые также заявили станичному начальнику о своем нежелании служить Государю. Для вразумления их начальник созвал всеобщий сход, на который пришли и беспоповцы числом до 30 человек. Они стали посредине прочих жителей станицы, которые окружили их со всех сторон. В виду всей станицы фанатики эти поснимали с себя знаки отличия со словами: „нате, печати антихристовы и отошлите их антихристу!" Женщины, из подражания мужчинам, поснимали с себя кресты и с невообразимым ожесточением топтали их ногами, приговаривая: „и мы желаем за Христа мучиться!" Долго фанатики упорно стояли на своем и только благодаря внушительным увещаниям всей станицы, на другой уже день, также при поголовном сходе, отказались от своего намерения и согласились продолжать службу Государю.

Такое же возмущение было и в станице Щедринской; но и там оно было усмирено домашними мерами. После того, от возмущавшихся  были отобраны подписки в верности службы Государю и они устранены от участия в общественных делах.

Появление скопца в станице Калиновской и переход некоторых старообрядцев в скопческую секту.
Увещания старообрядческого священника скопцам и ослабление этой секты.

Скопчество занесено в станицу Калиновскую из далеких стран Сибири. В 1846 году сосланы были в Сибирь на поселение два казака из станицы Калиновской; один из них, старший, вскоре умер, а
младший сделался скопцом. Этот скопец писал в стан. Калиновскую родственникам своим письма, в которых выдавал себя за старообрядческого иеромонаха, а потом - за великого человека, за апостольского наместника.

Нашлись старообрядцы, которые поверили его письмам и внушили жене его, чтобы она хлопотала о возвращении, мужа ее на родину; написали от ее имени прошение на Высочайшее имя Государя Императора о возвращении ее мужа в ст. Калиновскую; прошение это было удовлетворено и в 1866 году скопец прибыл в станицу.

Сперва он поместился у своих родственников, а не у жены, и скрывал свое оскопление под предлогом болезни. Потом выстроил свой дом частью при пособии родственников, частью с помощью сибирских скопцов, присылавших ему деньги. В этот дом он начал собирать поклонников своих, и как старообрядцы склонны ко всему таинственному, то мало-помалу присоединилось к скопческому лжеучителю человек до двадцати обоего пола. Они ходили в дом скопца на богомолье и беседы, которые происходили по ночам.

Долго скопец не открывал своим приверженцам своего секрета, пока они не утвердились в преданности ему. Убедившись в полной доверенности своих  последователей, скопец понемногу начал открывать им тайны скопчества и себя называл Христом, а из последователей избрал 12 казаков, назвав их апостолами, из  женщин выбрал несколько жен мироносиц. Все избранные им апостолы считались равными по достоинству и назывались братией, а мироносицы - сестрами.

Всем последователям ересиарх строго заповедовал никому не открывать тайны скопчества, заповедовал не есть мяса и не иметь супружеских сношений с  женами.  На собраниях пелись скопческие  песни, в которых часто упоминается имя Петра Федоровича Ш-го.

Как говорят, ересиарх оскопил трех мужчин и пять женщин. Полиция долго  следила за ним и старалась застать его со своими последователями на месте преступления; но это не удалось.

Узнавши о вредной секте, я со своей стороны, при удобных случаях, старался увещевать как самого главу скопчества, так и последователей его. В доказательство своих увещеваний я приводил свидетельства из Кормчей книги, именно: правила св. Апостол  21-е, 22, 23, 24, первого Вселенского собора правила 1-е, 9 и 12 и другие, в  „Соборнике большом" – о скопцах и в „Благовестнике." Большая часть последователей вскоре оставила вредную секту, в которой пребывают теперь только лица, которых ересиарх  успел оскопить.

Отношения Калиновских и других Терских старообрядцев к православной церкви и православным христианам.

С того времени, какое я могу припомнить, и до сего дня Калиновские и другие Терские старообрядцы весьма отвратительно смотрели и смотрят на православную церковь, православных священников и православных христиан. Такое враждебное отношение усиливалось в особенности в те времена, когда Калиновцев посещали корыстолюбивые старообрядческие монахи с безпоповскими выписками. Мне часто случалось видеть, что когда православные совершают крестный ход для водоосвящения или ходят  со  св. иконами в праздник Пасхи, то старообрядцы при встречах не отдают чести св. иконам и не снимают папах, а иные над пением и чтением православных насмехаются с разными выражениями хульных слов; иные затыкают уши, чтобы не слышать пения. Если когда старообрядцу по нужде случится ночевать у православного, в доме коего находятся иконы живописного изображения, то, отходя ко сну, старообрядец ни за что не станет молиться в доме, а выходит на двор и здесь молится, обращаясь к востоку. Если у православного соседа случится поминальный обед или свадебный пир и будет нужда в посуде или мебели, то старообрядцы ни за что не дадут посуды или стола, или чего-нибудь подобного, считая осквернением, если православный священник будет кропить дом св. водою и попадет хоть капля ее на принадлежащую им  вещь.

У одного старообрядца квартировал православный офицер, который однажды, по случаю своих именин, попросил православного священника отслужить в его квартире молебен. Священник отслужил, причем покропил св. водою и иконы, принадлежавшие хозяину, старообрядцу. После того мать хозяина носила иконы на реку, где вымыла их и принесла ко мне, бывшему старообрядческим священником, освятить эти иконы, а также и посуду, которая была в употреблении у офицера, говоря, что еретический священник осквернил иконы и посуду кроплением и что хотя она до чиста вымыла их в Тереке, но необходимо освятить их. Я сказал
ей, что осквернения тут никакого нет и что грешно произносить такие хульные слова. Она же в ответ  мне сказала: „стало быть, правду говорят про вас, батюшка, что вы с еретиками заедино", забрала иконы и посуду и с досадой и злобой на меня ушла.

Подобных случаев было в моей практике много, и за здравый взгляд на дело старообрядцы жаловались на меня бывшему лжеепископу Кавказскому Иову. Проходя мимо православной церкви в то время, когда в ней совершается служба, иные из старообрядцев затыкают  уши, чтобы не слышать еретического пения. Враждебное отношение к православным поддерживают  в особенности скитные монахи. Если старообрядцу случится, во время пути, есть и пить за одним столом с православным, то, по прибытии в дом свой, он уже не ест вместе с семейными, а в отдельной посуде, и дотоле его кормят отдельно, пока не сходит к уставщику или священнику принять молитву и не выполнит епитимию в 50 поклонов земных.

Если у православных случится храмовой праздник и приглашаются знакомые старообрядцы, то эти последние не гнушаются поесть и попить дарового обильного угощения, но только до прихода православного священника; а когда придет священник и покропит дом и яства св. водою, то ни за что не будут есть. В основание такого гнушательства старообрядцы приводят правило 37-е Лаодикийского собора: „с иудеи и с  еретики никтоже да празднует и да не приимет яже глаголется от них праздничное." Таким образом,  неблагорассудные старообрядцы причисляют христианские праздники к жидовским и тем обнаруживают свое невежественное понятие о правиле Лаодикийского собоpa.

Гвардейцев, прибывших co службы, которым обязательно брадобритие, старообрядцы не допускают  в молитвенный дом целых три года, по истечении коих гвардеец должен идти к уставщику и принимать проклятие ересей и молитвы от осквернения, после чего может быть опять допущен к хождению в молитвенный дом. Если придется гвардейцу вторично отправиться на службу, то по возвращении с ним опять поступают также, так что пока он не выйдет в чистую отставку, ему не приходится побывать в молитвенном доме. Я всегда был противником фанатизма и крайностей и отклонял старообрядцев от таких крайностей, указывая на примеры св. мучеников: великомученика Георгия, великомученика Димитрия Солунского, мученика Евстафия и Андрея Стратилата и говоря, что воины, служившие при языческих царях, исполняли их волю во всем, кроме исповедания веры, за которую и приняли мученическую смерть. Но старообрядцы восставали против меня за это и говорили, что я потакаю еретикам. Много укоризн перенес я от старообрядцев в течение 17 лет, пока состоял у них священником, за то, что восставал против фанатизма и хулы на православную церковь.

Псаломщик Трифон Басилихин.
(Окончание в следующ. №).

Старообрядческий скит в станице Калиновской.

Старообрядческий скит в станице Калиновской, получивший начало в 1830 году, сперва был в таком виде: для караула фруктовых садов, принадлежащих жителям Калиновской станицы и находящихся в некотором отдалении от станицы, было устроено пять небольших хат; в этих хатах, сверх караульщиков, мало-помалу стали поселяться называвшие себя старообрядцами беглые солдаты и бежавшие от помещиков крестьяне, под предлогом удаления от мира для спасения души. Владельцы садов укрывали их под своими фамилиями, так как они, бродяги, приносили им
некоторую пользу своими работами. Вскоре в хатах этих появились и раскольнические монахи, которые дни проводили в скиту, а по ночам ходили по домам станицы с проповедью и обучали старообрядческих детей грамоте.

В  1842 году переселился сюда из станицы один отставной урядник с женою и один хорунжий, также с женою; переселенцы эти построили для себя по хате и, таким образом, стало семь хат. Переселившийся урядник управлял за уставщика и к нему стали ходить для богомолья некоторые старообрядцы из станицы; некоторые же из стариков и старух переселились на жительство. Урядник обучал грамоте приходивших детей.

В 1850 году этот урядник переселился в скит станицы Червленной, а на место его в уставщики поступил  российский бродяга Е. Ч—в, который пробыл уставщиком два года, по прошествии коих
был взят полицией, как беглый солдат. На место Ч—ва поступил в скит бывший уставщик Калиновских старообрядцев Г.  При нем скит стал увеличиваться новыми пришельцами из станицы Мекенской и Савельевского поселка, так что число хат возросло до 20. Для богомолья была построена часовня, где  Г. отправлял церковную службу, к которой приходили многие старообрядцы и из станицы.

В 1861 году Г. был поставлен в иеромонахи Пафнутием, лже-епископом Казанским, с переменою имени на другое. Сделавшись сам монахом, Г. стал посвящать в монашеский чин  и других обитателей и обитательниц скита.

С увеличением населения скита умножилось и число хат, которые теперь стали именоваться кельями; вместе с тем, по тесноте моленной, была выстроена новая моленная с алтарем, а старая обращена на братскую трапезу. Чрез три года, во второй проезд Иова, лже-епископа Кавказского, моленная эта была освящена на церковь, причем родной сын уставщика-иеромонаха был посвящен в диаконы. За эту благостыню Иов был усердно одарен и даже бывший с ним иеродиакон получил два сотенных билета, которые он показал мне, будучи под хмельком. После освящения церкви, в скиту происходило трехдневное торжество, с обильным возлиянием вина. Под предлогом спасения в скит переселилось и несколько молодых девиц, из коих некоторые постриглись в монашество. Так как некоторые из поселившихся в скиту Калиновских жителей имели виноградные и фруктовые сады, то они не только привозили в скит вино целыми бочками для своего употребления, но и продавали его другим. Таким образом, скит, где обитатели и обитательницы мнили обрести спасение души, обратился в притон пьянства и разврата. Слух об этом пьянстве дошел до сведения раскольнического благочинного, который донес о том Иову. Этот лже-епископ, вследствие донесения благочинного, запретил скитского диакона за пьянство на шесть месяцев; но пьянство и разврат чрез это не уменьшились и продолжались в особенности в долгие осенние и зимние ночи.

К  вящему соблазну, в скит прибыла из Владикавказа одна женщина, ушедшая от мужа по прошествии трех месяцев со времени вступления в брак и во Владикавказе жившая у одного полковника содержанкой в течение нескольких лет. Эта женщина успела нажить от своего содержателя порядочный капитал. По прибытии в Калиновский скит, она явилась к настоятелю его в пышном одеянии и просила позволения поселиться в его обители с тем, чтобы впоследствии поступить в монашество. Настоятель был очень рад пострижению новой обитательницы, которая вскоре и постриглась в иноческий чин, за что пожертвовала на церковь 100 рублей и настоятелю 50. Эта новая монахиня вскоре купила для себя в станице порядочный дом о 4-х комнатах с сенцами и кладовой и перенесла его в скит на удобное место, обставила дорогою мебелью и устлала коврами. Для огорода настоятель отвел ей достаточную часть земли около ее кельи. Как почетная скитница, монахиня эта часто приглашала к себе настоятеля, диакона и певцов сначала на чай, потом на обед, затем и на ужин. Вскоре к этой монахине стали являться для бесед молодые офицеры и юнкера из прежних ее знакомых и другие поклонники женской красоты и келья ее, мало-помалу превратилась в притон распутства.

В 1868 году в Бозе почивший Преосвященный Феофилакт, Епископ Кавказский и Екатеринодарский, в проезд свой по Терским станицам, посетил и Калиновский скит, где осматривал кельи монахов и монахинь, заходил и в келью  этой самой скитницы, причем обратил внимание на фотографические карточки прежних ее знакомых и, при виде убранства кельи, сказал: «это не по-скитному, а по-городскому" *).

*) Об этом  посещении раскольнический благочинный доносил своему лжеепископу Иову, между прочим, следующее: „.Ставропольский епископъ Феофилакт в скиту Гавриила называл женатым игуменом, а скит назвал великим соблазном христианства и выказывал доводы о иночестве самые сущие от писания и выставлял права из кормчии по ряду, и указывал за допущение такого соблазна, что будут истязаны пред Богом именно: Вы и  Гавриил и самое общество Калиновское и приказал своему благочинному непременно настоять местное начальство разделить мужский пол от женского".... См. Кавказ. Епарх. Ведомоети за 1876 год № 5-й стр. 167.

В том же году весной прибыл на Сунжу, в станицу Алхан-Юртовскую, лже-епископ Иов, который, по жалобе общества станицы Калиновской, вызвал настоятеля скита Калиновского со всеми монахами в Алхан-Юртовскую станицу и велел ему остаться в скиту этой станицы навсегда, а также приказал выслать из Калиновского скита монахиню, бывшую наложницу. Тогда она продала свой дом и переселилась на родину в станицу Мекенскую. Сын настоятеля Калиновского скита, диакон был перемещен из скита к старообрядческой приходской церкви той же станицы, а в  настоятельницы скита была определена одна монахиня из Алхан-Юртовского скита.

Такое состояние Калиновского скита продолжалось однако недолго: по смерти Иова, иеромонах Г., бывший прежде настоятелем мужско-женского Калиновского скита, а потом сделанный игуменом Алхан-Юртовской обители, опять переселился на старое место в Калиновский скит, где в течение двух месяцев проживал без всякого священнодействия, а потом, посоветовавшись со своими родственниками и знакомыми решился отобрать церковь и весь скит у монахинь в свое ведение. В один вечер он, с целой толпой старообрядцев, приходит в скит, прямо в церковь, где в то время совершалась вечерня: лишь только кончилась вечерня, он с приверженцами выгнал монахинь из церкви и запер оную своим замком; утреню служил он сам, иеромонах, с сыном и своими прихожанами, а игуменья с монахинями стали молиться в своей келье. Вскоре в скиту водворились прежние порядки, или, лучше сказать, беспорядки: станичная молодежь стала свободно ходить в скит и возобновились прежние соблазны, так как те личности, у которых свое вино, остались на стороне иеромонаха.

Видя эти беспорядки, игуменья, при помощи Калиновского общества, отгородилась от мужчин и задумала устроить для себя и монахинь особую часовню. Общество Калиновских старообрядцев отнеслось к этой мысли сочувственно и отправило депутацию в Москву к Антонию с просьбой разрешить постройку молитвенного дома. Просимое разрешение было дано, причем  Антоний приказал прислать в Москву какую-либо из монахинь для сбора денег на постройку этого храма. В это время в Калиновский скит прибыли из Астрахани две монахини, которые посоветовали игуменье обратиться с просьбой о пособии на построение храма к Астраханскому купцу, старообрядцу Андрею Шульгину, торгующему лесом в больших размерах.

Этот купец оказал значительное пособие; сверх того, посланная со сборной книгой в Москву монахиня привезла достаточное количество денег, так что чрез год на собранные пожертвования был построен довольно просторный молитвенный дом с алтарем. Таким образом, женский
персонал скита получил возможность существовать независимо от мужчин.

Иеромонаху было прислано чрез благочинного из Москвы предписание оставить Калиновский скит под угрозой запрещения в священно-служении в случае ослушания. Получив это предписание, иеромонах переселился в Алхан-Юртовский скит, а вместо него, по его ходатайству, в скитные священники был поставлен в Москве Антонием родной его сын, за каковую милость благочинный получил с иеромонаха 100 рублей, с дяди его 50 рублей, да коня в 80 рублей. Новопоставленный священник прослужил в скитной церкви только два года: летом 1876 года, по его неосторожности, прежняя скитная церковь сгорела до основания и он, по сему случаю, был перемещен к Калиновской станичной старообрядческой церкви.

Та же церковь, которая была выстроена монахинями при пособии Шульгина и на сборные деньги, освящена только в прошлом году новым лже-епископом Силуаном, который поставил к ней и нового священника.

В настоящее время в Калиновском женском скиту считается 42 обитательницы, именно: игуменья, 20,монахинь, 12 престарелых женщин и 9 послушниц.

Псаломщик Трифон Василихин.