Как это было...
О повседневной боевой жизни Гребенских казаков. Часть первая.
----------------------------
В 1701 году кумыкский князь Муртазали, вместе с казаком Костькой Ивановым, подступил к Щедринскому городку (Гребенского Войска) с 3-тысячной партией. Казаки отбивались геройски, им помогали женщины, и неприятель, неся большие потери, не смог ворваться в городок, а между тем подоспела и помощь. В Щедринской находился в то время князь Адиль - Гирей, который после смерти своего отца Хаз - Пулата наследовал власть над инородцами и Терскими казаками. Он ещё раньше, как только получил известия о сборах неприятеля, послал просить помощи у Донского Войска. Донцы тотчас собрали и двинули на Терек лёгкий 6-сотенный конный полк, который идя форсированным маршем, поспел вовремя. Завидев двигавшийся лес пик, Муртазали поспешно отступил от Щедринской и ушёл в свои улусы. Низкий нравственный уровень сказался на тех казаках, которые с Костькой Ивановым поселились среди кумыков и чеченцев. Отвергнутые Родиной, живя годами среди чужого племени, без священников и церковной службы, они скоро забывали Веру отцов, за которую когда - то так страстно ратовали, и, опускаясь нравственно всё ниже и ниже, стали враждебны всему, что им напоминало Родину. Вместе с кумыками и чеченцами нападали они на казачьи городки, грабили и опустошали их.
(В. Потто, "Два века Терского казачества", издание 1912 года).
У Амир - Аджи - Юрта появилась партия конных абреков, и в тот же день нашли двух солдат убитыми невдалеке от укрепления. Потом пропали 2 Гребенских казака, шедшие из Щедринской станицы на Лафетов пост, и только по следам, оставшимся на мокрой траве, можно было догадываться, что чеченцы, засев в густом лесу по обе стороны узкой дороги, где шли казаки, набросились на них сзади. Выстрелов никто не слышал, а между тем лужа запёкшейся крови ясно свидетельствовала о происходившей здесь схватке. Ещё не успели наговориться об этом происшествии, как на заре поднялась тревога в Щедринской станице. Накануне был праздник Спаса Преображения, и казаки, прогулявшие всю ночь на станичном майдане, крепко спали, как вдруг набатный колокол поднял всех на ноги. Оказалось, что горцы напали на табун, ходивший в нескольких верстах от станицы. Двое сторожевых казаков были захвачены в плен, но третий вскочил на коня и, гикнув на табун, во весь опор погнал его к станице. Как ни трудно было ему уходить от 14 конных чеченцев, но казак так искусно управлял табуном, что горцы сочли за лучшее бросить эту добычу и при первом звуке станичного колокола скрылись за Терек. Табун таким образом был спасён, а к вечеру сбежал из плена и один из казаков - Василий Гяуров. По его рассказу он, улучив минуту, когда партия переправлялась через Терек, столкнул сидевшего позади его чеченца, а сам кинулся в воду и, как отличный пловец, вынырнул на таком расстоянии, что горцам ловить его было некогда, а стрелять они побоялись.
(В. Потто, "Кавказская война. Том 5. Время Паскевича, или бунт Чечни").
Рассказ дедушки Афоньки Гяурова.
Мне было тогда около 7 лет, пахали под просо, было около обеда, уже некоторые отпрягали варить, но все ещё пахали. Агафон Григорьевич Абрамов ходил за плугом. Смотрим мы, малыши, сидевшие на ярмах, на Панин повыехали.
- Смотри — говорим — сколько казаков на Папином бугре!. Со значками!
А их 500 человек было. И значки у них (10—15 человек - значок).
Посмотрел Агафон Григорьевич и говорит:
— Да ведь это чеченцы! Бегите к Дениса Григорьевича плугам!
А сам — цап ружьё и к лошади. Тут ходила спутанная наша лошадь, пахали сложившись, наших Гяуровых был один я, с Абрамовской стороны четверо. Ружья тогда были у всех на тяглах, сошки в тягло пробуравлены и ружьё на сошках. Схватил Агафон Григорич ружьё, распутал лошадь, сел и поскакал за Денис Григоричем. Пахали тогда у Папина 1 десяток потому, что общество перессорилось: одни кричали пахать у Поповского, другие у Папина, и одни пахали там, десяток пахал у Папина. Кабы чеченцы напали попоздней, они бы ничего не взяли. Хотели уже отпрягать, тогда пахали много, далеко один от другого, а стояли все в кучу. Арбы одер - в - одер, так круг и делали, вагенбург называется. Люди все в серёдку, на ночь скотину тоже посреди, и так всю ночь часовые и ходят. Вот поскакал Агафон Григорьевич за Денис Григорьичем, а Денис Григорьевич пошёл на охоту, он был офицер. Вот чеченцы и пошли рубить, всех стариков и малолетков перерубили, нас, маленьких, забрали, кто двух захватил на лошадь, кто трёх, потом другим на лошадь передавали. 25 человек изрубили, 25 взяли в плен. Дядька Шалимка Шамин схватил ружьё, наставил и водит, то на одного наставит, то на другого. Не подпускает, а стрелять боится: выпустишь патрон, а зарядишь не скоро. Вертелся, вертелся, водил, водил,—только вдруг прострелили ему руку. Видит он, что приходится пропадать, упал наземь и не ворочается, притворился мёртвыми. Наскочат чеченцы, натянутся шашками, лошади боятся. Секут его, норовят всё в голову, а он втянул голову, не шевелится. Подумали, что мёртвый, бросили. После очнулся, вся голова в лоскутах, так кусочки и болтаются. Что ж, бабушка потом вылечила, славно раны лечила. После смеёмся, бывало: "Что, дядя, хорошо тебя чеченцы почистили!?"... Взяли нас и по сёдлам. Видим, торопятся, спешат. Тут из орудий — гу! Переполоху ещё больше, орудий было 2, на быках тащить нужно было, или люди тащили. Вытащили орудие в крайний лесок, и обнаружиться боятся: как бы чеченцы не наскочили. Наконец дунули из второго орудия, тут уж вовсе чеченцы испугались, сбились с брода в суматохе, стали прыгать прямо с берега. Прыгают куда ни попадя, сбились, нас держат за сёдлами, 25 нас, глупой детворы, все почти 7-летние. Вижу я, приходится пропадать, вскочил на спину коню, схватился за шею чеченца и держусь. Было страшно, кучей плыли, упадёшь - пропал совсем. Везли нас лесом по - над Сунжей, где теперь Умахан - Юрт, а там делили. Вывезли на чистое место, посадили вряд 25 человек, и делили. На 20 человек - одного ребёнка, поделили и разъехались. Меня держали в Автурах около года, потом выменяли, близко совсем - из дому часто гостинцы привозили. Бывало, приедет татарин, привезёт штаны и рубашку - поклон от родителей. Знали, где я находился, а выкупить не на что было, ожидали размена. Держали меня хорошо, кормили, в семье было немного: хозяин, мать - старуха, да жена с ребёнком. Бывало, напекут пышек:
— На пышку!
Схватишь, и на улицу, обступят татарчата, просят. Тому кусок, тому другой, смотришь - ничего и не осталось, бежишь опять.
— Куда дел? Неужели съел? Врёшь, неправда. Верно, пораздавал ребятам? Нет, садись тут, кушай.
Ешь пышку, сыр, а на улицу не пускают... Зима, снег. Прибегает хозяин, сказал что - то жене, берёт винтовку, убегает. Собрали нас в дорогу, на кутан - я, старуха, молодая с ребёнком. Прислали мне шубу из дому, длинные рукава у шубы. Отрезал я у шубы рукава, натянул на ноги, надел шубу и идём. Снег в колено, из сил выбиваемся. Пришли на кутан, там скотина, просидели там, прибегает опять хозяин - велит итти ещё куда - то, а сам подхватил скотину и гонит. Шли долго, во рту крошки не было. Загнали куда - то в горы, тут целый лагерь, переночевали. Ждём, а хозяин опять побежал сражаться. Долго так скитались, пока слышим - ушли русские. А мне — страшно. От своих, от русских бегаем, а мне страшно, вместе с чеченцами, привык. За год так налопотался по - чеченскому—домой привезли, не знал ни словечка по - русски, а теперь не знаю ничего по - ихнему. Стали брить мне голову, говорит старуха: надо обрить голову, а я—не даваться. Было сбежать пустился, отбиваюсь, — не дамся!... Взяли каких - то пленных, разменяли меня после сражения, привезли до дому, со мною было 2 чеченца. Мать, родные - плачут, суют мне гостинцы. Вот—мать, — чеченцы указывают, а мне прискучило, наелся, захотелось домой.
- Айда домой!, - говорю я чеченцу, все как ахнут!. Совсем было отвык от дому...
(Г. Ткачёв, "Гребенские, Терские и Кизлярские казаки. Книга для чтения в станичных и полковых школах, библиотеках и командах", издание 1911 года).
Храбрые Линейцы имели много случаев выказать свою беззаветную отвагу и необычайную находчивость при самых трудных обстоятельствах. Из их бесчисленных подвигов нельзя умолчать об одном, наиболее ярко обнаруживающим удаль Терского казака, - о 12 Линейцах, отправленных с депешами из Эрзерума в Бей - Бурт. Уже в начале своего пути казаки встретили транспорт, конвоируемый сильным прикрытием, которое предупредило их, что по дороге проехать крайне опасно, так как вся окрестность наполнена Турецкими шайками. Тогда Линейцы выбрали из своей среды старшим старого Гребенского казака Семёна Бакалдина, бывшего в Кавказских переделках, осмотрели ещё раз коней и оружие и, возложив упование на милосердие Божие, тронулись в путь, усиливая свою бдительность. Но как ни осторожно ехали казаки, на третьем переходе они вдруг лицом к лицу столкнулись с 30 конными турками, внезапно выехавшими из придорожного оврага. Казаки, по знаку Бакалдина, спешились и, залегши за камнями, открыли огонь. Турки сделали то же, и на большой дороге закипела оживлённая перестрелка. Бакалдин смекнул, что сколько бы времени они не стреляли, а ехать вперёд всё же надо, да и турок пулей с дороги не сгонишь, крикнул: "На конь!". В минуту Линейцы были уже в сёдлах, дали залп и, выхватив шашки, ринулись на неприятеля. Внезапность нападения до того озадачила турок, что толпа их бросилась с дороги в сторону, к ближайшей деревне, не успев захватить даже тело одного из своих товарищей. Казаки неслись за ними с ужасающим гиком, но заметив, что из деревни скачет другая толпа, они, отстреливаясь, отступили опять на дорогу и, проскакав по ней во весь дух несколько вёрст, поехали шагом. Погони не было. Но вот на дороге узкий каменный мост, с двух сторон подступали к нему громадные скалы и, сдвинувшись вместе, образовывали такой узкий коридор, по которому можно было проехать только гуськом. Казаки приостановились, Кавказское казачье чутьё подсказывало им, что здесь должна быть засада. И действительно, несколько выстрелов, пушечных на удачу, разом вызвали 20 ответных пуль. Теперь не было сомнения, что неприятель засел по гребню скалы и сторожит свою добычу, но миновать это роковое место было нельзя. Казаки попытались было выбить врага меткими выстрелами, но пули рикошетили, ударяясь о камни, и безвредно проносились над головами турок. Патроны между тем все были израсходованы, и оставалось одно - прорваться через ущелье. Бакалдин опять крикнул: "На конь!", и казаки гуськом, по кустам понеслись под перекрёстным огнём неприятеля. Но видно Бог хранил удальцов - ни один турок не загородил им дороги, ни одна пуля не попала в цель, и через несколько минут удальцы были вне опасности. Дав вздохнуть коням, Бакалдин раздал товарищам несколько патронов, случайно сохранившихся у него в перемётных сумках, и снова казаки тронулись в путь. Но едва они проехали версты 2, как в третий раз перед ними явился неприятель в числе 28 человек, преградивший им дорогу. Но, изведав уже на опыте, что перестрелка не приведёт ни к чему, казаки, выхватив шашки, ринулись на турок и через минуту вогнали их в лесистое ущелье. Ещё час пути - и вдали показался Бей - Бурт, казаки вздохнули свободно. Главнокомандующий произвёл Бакалдина в урядники и пожаловал ему Знак отличия Военного ордена, 2 другие Креста украсили грудь его товарищей, по выбору самих казаков. Это были Терско - Семейного Войска казак Андрей Панков и Моздокского - Мартин Мельников.
(М. Караулов, "Терское казачество").