Глава I
К проблеме этногенеза терского казачества
Прежде, чем приступить к рассмотрению казачества данного региона, необходимо более четко обозначить его собственно как объект исследования.
Казачество Кизлярского и Тарумовского районов Дагестана, представляет собой исторически одно из звеньев Терского Казачьего Войска; именно здесь в низовьях Терека происходил генезис терского казачества. Таким образом, как нам представляется, трудность подхода к предмету исследования состоит в том, что необходимо сосредоточиться на гребенском, нижне-терском, кизлярском казачестве, при этом не выпуская основных моментов в истории развития всего терского казачества.
На начальном этапе в процессе формирования казачества на берегах Терека участие приняли новгородские ушкуйники - речные пираты. С XIV века они совершали походы по Волге с выходом в Каспийское море. Сохранились обстоятельные летописные повествования об их походах 1360, 1366 и 1375 годов: это были разбойничьи нападения с целью грабежа и захвата людей в плен с последующей перепродажей в рабство [4].
Здесь они были отнюдь не одни. Ранее в этих местах собиралась масса, весьма пестрая по своему этническому составу - хазары, арабы, татары, славяне. Необходимо сразу подчеркнуть, что вся жизнь возникавшего на берегах Терека казачества с самого начала была пронизана духом и практикой прочного, взаимовыгодного сотрудничества многонационального населения. Это «можно считать паспортной особенностью Кизлярского края на всем протяжении его истории»
В отношении происхождения терского казачества у исследователей нет единства. Многочисленные версии, порой мифологизированные, можно подразделить на следующие группы:
1. Чеченская (горская) версия генезиса терского казачества.
Согласно концепции исследователей С.Ц.Умарова, И.М.Саидова, А.И.Гапаева, терское, кизлярское казачество этнографически и антропологически близко к чеченцам. «Первые русские беглецы-раскольники, - пишет А.И.Гапаев, - попали к орстхойцам (гребенцам), жившим на обоих берегах р.Терека и на Сунженском хребте. Не имея земель, они вначале кормились за счет охраны многотысячных чеченских овечьих отар на зимних и летних пастбищах.
Это соответствует и народному преданию и указаниям историков о том, что в начале казаки не занимались хлебоводством». Пришельцы жили с чеченцами не только в горах, но и «в чеченских поселениях, существовавших между реками Кумой и Тереком до прихода калмыков на Северный Кавказ» - в Пумхе (Кумске), Мехатке (в устье Кумы), Невре (Науре), Дехвар Макане (Мекенской), Галане (Галинской) и др. «Среди казаков есть выходцы из всех основных тайпов, в т.ч. от голубоглазых дытнинцев и от шатойских тайпов. Тяжелое прошлое ослабило связь между родичами. Сейчас родственные связи с казаками сохранили в основном только Гуной и Варандой. Назову фамилии некоторых казаков гунойского происхождения только из одной станицы. В с.Червленной: Гришины, Асташкины, Гулаевы, Денискины, Велик, Тилик, Полушкины, Федюшкины, Филипченкины, Порамеревы, Кузины, Пронькины, Хановы, Андрюшкины, Курносовы, Рогожины (порядок расположения фамилий такой, как сообщил информатор Кузин Николай в 1947 году). Основателем станицы Дубовскои был чеченец из тайпы садой по имени Дуба... Представляет интерес и такой исторический факт: восставшие горцы под предводительством шейха Мансура подошли к Кизляру и осадили его (1785-86гг.). Основным населением города с момента основания были «чеченцы-немусульмане», из тайпы ококов, занимавшие весь центр и восточную часть города. Немногочисленные армяне и русские объявили нейтралитет. Попытки вождя восставших мусульман призвать ококов («свиноедов») к национальному самосознанию не увенчались успехом и дошедшие было до центра города чеченцы после упорного боя вынуждены были отступить. Их вынудили отступить соплеменники» [6].
Безусловно, казачество имело связи с горцами, в том числе и с чеченцами. Их регулярные контакты между собой привели к зарождению особого вида дружественных отношений - к куначеству. Кунаки были взаимно связаны долгом гостеприимства, и в каждой станице можно было встретить казачьи семьи, которые заводили друзей в горских аулах из числа местных крестьян и называли друг друга кунаками. Отношения между друзьями-кунаками были самые открытые и доверительные. Они часто приезжали друг к другу в гости, дарили подарки, а в случае надобности оказывали взаимную помощь во время сельскохозяйственных работ. Кунаки гордились своей дружбой и передавали ее детям, как «священный завет из поколения в поколение».
Специфические условия жизни зарождающегося казачества оказали существенное влияние на процесс его этногенеза и на особенности отношений между казаками и горцами. На Терек шли «волны» преимущественно представителей мужского пола. Жены казаков в основном были горского происхождения, причем большей частью женщины попадали в станицы не по добровольному согласию, а путем хищения. «Русские князья, - пишет А.Ф.Щербина, - женились на горских княжнах, а русская казачья вольница на Тереке и отчасти на Дону в первые времена своего существования буквально-таки добывала жен на Кавказе» [8]. Эти браки, по мнению экспертов, специально изучавших антропологические особенности терского казачества, «составляли в стародавнее время самое заурядное явление, и путем смещения образовался особый могучий тип гребенского казака и казачки, остатки которого и посейчас встречаются изредка. Поразительная физическая красота и крепость этого типа... общеизвестны» [9]. С другой стороны, заселение горцами казачьих станиц приводило к большему сближению казаков с соседями и к «переимчивости полезных особенностей у них», придавало отдельным из них колорит, особенно в укладе жизни, в обрядах, в песнях [10].
С усвоением материальной и духовной культуры появляется настоятельная потребность в изучении языка своих соседей. В каждой станице встречались казаки, свободно владевшие языком горцев и нередко служившие переводчиками при терских воеводах. Под влиянием постоянного общения с соседями в разговорной речи казаков стали появляться слова и целые выражения, заимствованные из местного лексикона. Это придало русской речи особенности в построении предложений, в произношении слов [11].
На этом, однако, «генетическое родство» вайнахов и остальных горцев с терскими казаками заканчивается. Нельзя согласиться ни с мнением отдельных ученых, ни тем более с претензиями определенных политических сил в Чечне на оба берега Терека, на громадное пространство вплоть до реки Кумы. Если взглянуть на карту кавказских земель, изданную С.Броневским в 1823 году, то мы обнаружим, что «мирные чеченцы» проживали исключительно на правом берегу Терека и Сунжи [12]. Никакого указания на их присутствие между Кумой и Тереком там нет. Наличие в Кизляре квартала с чеченскими («окоченскими») жителями не может быть истолковано как подтверждение того, что они были «основным населением с момента основания» города, и тем более играли решающую роль в какие-либо критические моменты истории Кизляра. Прав в этой связи профессор В.Б.Виноградов, подчеркивающий, что «ученым-историкам из числа горских народов - многовековых партнеров терского казачества - стоило бы более корректно и чутко реагировать на ситуацию в отечественной исторической науке и не осложнять ее легковесными догадками в области негативно-сказочной мифологизации изначальных страниц возможного славяно-вайнахского взаимодействия» [13].
Речь идет не об академических спорах, а о трансформации определенных фактов в идеологические стереотипы, разрушительно влияющие на массовое сознание и входящие в политическую практику. Как с беспокойством отмечалось в одной из резолюций Совета атаманов Ставропольского Краевого Союза казаков, «в ряде публикаций явно прослеживаются территориальные притязания... Причем территориальные притязания не подтверждаются никакими историческими документами... Наши предки испокон отличались терпимостью к иной вере и иной национальности. И сегодня отголоски этой старой традиции остались в наших фамилиях: Черкесовых, Калмыковых, Татариных, Грековых и т.д. Эти факты вряд ли кто может оспорить. Вместе с тем мы не можем не замечать искусственно подогреваемые националистические настроения определенной части населения Северного Кавказа. В связи с принятием суверенитета рядом автономных республик казаки на своей земле объявляются представителями «некоренного» населения» [14].
2. Скифско-хазаро-половецкая версия происхождения терскою казачества.
В середине 1960-х годов Л.Н.Гумилев проводил экспедиционные изыскания вдоль Терека, обследовав территории Наурского, Шелковского и Кизлярского районов. Тогда-то он и увлекся хазарской проблемой. Хазары, согласно его версии, жили в низовьях Волги, Терека и Дона, причем после гибели Хазарского каганата еще в X веке под ударами дружин русского князя Святослава они распались на две части. Одна из них успела переселиться за Дон и укрыться «на гребне», в горных хребтах к югу от Терека. Эти-то хазары-христиане и заложили основу будущего терско-гребенского казачества. Потомки бродников впоследствии сменили этноним: они стали называться казаками. Тесные связи с южно-русскими княжествами, русский язык, ставший обиходным, и православие, принятое еще в IX веке, позволили им войти в русский этнос в качестве одного из его субъектов [15].
Комментируя гумилевскую концепцию генезиса казачества, В.Б.Виноградов отмечал: «Все ли здесь бесспорно, весомо, доказательно? Вряд ли, даже наверняка - нет! Однако особенно сегодня, когда терско-сунженское (и иное) казачество переживает обнадеживающий и естественный подъем своего историко-этнического самосознания, никак нельзя умалчивать эту стройную и по многим признакам мотивированную версию» [16].
Безусловно, проблемы взаимодействия различных народов на громадных пространствах Евразии в далеком прошлом привлекают внимание многих исследователей. Однако, имеют место попытки представить генезис казачества в таких формах, которые по существу представляют собой не только фальсификацию фактов, но и несут опасный идеологический потенциал противопоставления тюркского и славянского мира. «Сотни лет, вплоть до появления Руси, от Дуная и южнее Москвы-реки,- пишет М.Аджиев, - лежали половецкие земли Дешт-и-Кипчак. Лежал, например, город Тула, где жили оружейники и ремесленники. Слово «Тула» по тюркски означает «колчан, набитый стрелами». Именно с колчанами, набитыми стрелами, уезжали отсюда воины-степняки...В XIII веке к нашему народу пришло новое имя -кумыки, раньше нас называли по-старому половцы или хазары, либо кипчаки или тюрки. Обилие названий не меняло сути, народ-то оставался тот же самый тюркский... Азовские походы Петра I завершили дело возведения новой Империи: Дешт-и-Кипчак потерял желание сопротивляться. И началось массовое обрусивание потерянных тюркоязычных. Болезненно и жестоко уничтожала Россия нашу тюркскую культуру, с кровью ломала ее, присваивая наши достижения и наших людей.. Сперва всех людей поверженого Дешт-и-Кипчака называли презрительно татарами - донские, белгородские, и всякие другие татары. Но тот, кто шел к русскому царю, волей высочайшего указа получал уже новое имя, не «поганый татарин», как остальные, а казак. Или русский... Казаки, именно они стали первыми обрусевшими половцами. Их, еще не Остывших и поэтому опасных, Россия сотнями, тысячами отправляла воевать и заселять завоеванные новые земли. Половцы-казаки с первых дней своей службы Российской короне не изменяли долгу, не бегали с поля боя - не могли изменять, не могли бегать, кровь не позволяла. С жестокостью народа, потерявшего историческую память, с почти детской доверчивостью, завоевывали они для своего «хозяина» Сибирь, Среднюю Азию, Малороссию, Кавказ -территории родных им племен и народов» [17]. В данной версии скорее обосновывается историческое противостояние тюркского и славянского миров, чем вскрывается специфика генезиса казачества, действительно в процессе своего формирования вобравшего в себя элементы многих этносов, в том числе и тюркского.
3. Волжско-донская версия происхождения терского казачества.
Одни исследователи, такие как российские историки В.П.Татищев, Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, И.В.Бентковский, считали, что возникновению казачества на Тереке способствовали казаки, проживавшие на Гребенских горах на Дону, и которые разрозненными группами бежали оттуда на Северный Кавказ [18].
Другие - И.Д. Попко, М.А.Караулов - подчеркивали, что в середине XVI века донское казачество из-за своей малочисленности не могло служить источником массового переселения казаков на Северный Кавказ, хотя и не отрицали возможности отдельных выходов туда казаков с Дона через «дикое поле». По их мнению, основной поток беглых людей шел на Терек по Волге и Каспийскому морю [19]. Очень часто при этом они ссылались на грамоту царя Федора турецкому султану, датированную 1584 годом, в которой отмечалось, что «на Тереке... живут казаки волжские, опальные беглецы, без государева ведома».
Москва, проводя политику централизации, объединения под скипетром царской власти всех российских земель, повторила в отношении Рязани те же меры, какие она предпринимала прежде в отношении других городов и княжеств: значительная часть населения была выселена в северные области, а освободившиеся плодородные земли раздавались местным и иногородним служилым людям. Вначале Московское правительство очистило центральную часть Рязанского княжества, а затем приступило к захвату окраинных земель, границы которых проходили по Средней Оке и по дальним берегам Дона и его притоков. В сферу «испомещения», т.е. раздела земли на поместья, попадали и земли рязанских казаков. Последних было решено выселить в Суздальские земли. Однако, возмущенные рязанцы отказались исполнять княжеский указ, и многие из них (молодые и небогатые), составив ватагу, отправились на юг, но «уже не самодурью, а обдуманно, с родом и племенем, у кого такие были» [21]. Они спустились по Хопру и Дону до Перволоки, затем вышли на Волгу и морем достигли устья реки Терека.
Данная концепция, как в своем донском, так и в волжском варианте, безусловно отражает значимость миграции на Северный Кавказ масс русских людей. Однако, на наш взгляд, эта версия несколько механистична. Уж слишком просто было бы объяснить генезис казачества исключительно миграционными процессами.
Не отрицая полностью ни одной из трех указанных выше версий происхождения терского казачества, мы вместе с тем настаиваем на положении о полиэтнической природе его генезиса.
В XIV-XVIвв. в низовьях Терека возник разноплеменный конгломерат «вольных людей», в силу самых различных причин покинувших свои родные места, строивших так называемые «городки» и промышлявших рыболовством, охотой на тюленей, птицу в устье Терека, а также «молодечеством», морским разбоем на Каспии. Их излюбленным местом был остров Чечень, который давал возможность контролировать зону интенсивных морских трасс. Эти люди не были оседлыми, не вели домашнего хозяйства, более того очень немногие имели семьи. Они собирались небольшими ватагами, ютились в землянках по лесным предгорьям, в надежных прибрежных местах, на поросших камышом островах.
Разноплеменный конгломерат постоянно пополнялся, причем главным образом людьми с Севера, из близлежащей Астрахани, населением, склонным к оседлому образу жизни. После падения Казани и Астраханского ханства приток людей с берегов Волги настолько усилился, что, вероятно, количество перешло в качество: неизбежно часть всей этой голытьбы должна была найти себе более основательное занятие уйти в глубь северо-восточного кавказского региона и начать вести земледельческое хозяйство. То обстоятельство, что миграцию часто связывают с атаманом Андреем Шадрой, возглавившим после взятия Казани несколько сотен волжских и донских казаков, не меняет общей картины [22].
Будучи людом разбойным, они место своего пребывания выбрали сначала укрытое, горное, труднодоступное на правом берегу Терека, Согласно одному из уникальных документальных свидетельств середины XVIII века, они поселялись и за «Тереком в гребнях (т.е. в горах), и в ущельях, а именно в урочищах Голаго гребня, в ущелье Павлавом, при гребне, и ущелье ж Кашланавском, и при Пименавском дубе, который и доныне ниже Балсур или Ортан реки, при Тереке реке ж, по коим местам Гребенскими казаками и проименовались». Однако, казаки прожили здесь не более ста лет. Позднее они ушли на левый берег Терека, с одной стороны, «по частым и усильным на них тамо от соседственных горских народов нападением и причиняемым им всегда беспокойствам, со ущербом людей и скота» [23], с другой, - гребенское население уже забыло свое вольное «корсарское» прошлое и стремилось обосноваться на тех землях, где можно было более эффективно заниматься земледелием или все тем же привычным для них рыболовством [24]. На протяжении восьмидесятикилометровой линии возникают пять казачьих городищ - Червленая, Щедринская, Новогладская, Старогладская и Курдюковская. Именно здесь стали формироваться собственно терско-казачьи традиции строительства, убранства домов, одежды, приготовления пищи, семейного воспитания и т.д.
Так, в низовьях Терека, в силу целого ряда исторических причин на рубеже XVI века возник народ, обладающий собственным социально-экономическим укладом, обычаями и традициями, собственным говором (диалектом) и, главное, самосознанием [25].
Необходимо подчеркнуть еще одно обстоятельство, которое при современных политических дискуссиях должно иметь определенное значение: появление казачества на Тереке не было связано с вытеснением какого-либо населения Дагестана или Чечни, захватом земель или другими насильственными действиями. Это были территории, которые практически не обживались со времен падения Хазарского каганата, т.е. с X-XI вв. Казаки заселяли, обустраивали, обрабатывали пустые земли, о чем свидетельствуют археологические исследования в этом районе.
В настоящее время казачеству упорно навязывается давно сложившийся стереотип об исключительно сословной природе его происхождения. История терского казачества показывает, что оно как этническая группа возникло задолго до того, как Русское государство сделало взаимодействие с казаками одним из важнейших элементов своей политики.
Казачество сформировалось на Северном Кавказе как специфический этнос, который с полным основанием следует отнести к числу коренных народов региона. Лишь позднее в силу исторических условий оно обрело и сословный характер. Тот факт, что вплоть до 1723 года все отношения Русского государства с казачеством шли только через Посольский приказ, свидетельствует о том, что на протяжении двух столетий историку политические партнеры казачества рассматривали его как отдельный народ, как самостоятельный субъект международной политики, а не как сословие, беспрекословно выполнявшее указания государства не как слепое орудие его внутренней политики [26].
Еще менее под понятие сословие подпадает та часть «вольных людей», которая не ушла «на гребни», а продолжала жить до начала XYII века в крошечных селениях, в прошлом городках, по берегам южных рукавов Терека, занимаясь промыслом тюленя и рыбы. Дальнейшая судьба этого казачества трагична: оно активно участвовало в восстании Ивана Болотникова (1606-1607) и в крестьянской войне под предводительством Степана Разина, особенно в его походах «за зипунами» на Каспийском море (1667-1669). Следствием этого было обезлюденье и, в конечном счете, слияние этой группы казачества с другими [27]. Количественная убыль быстро пополнялась выходцами с Руси, Дона, Кубани, Кабардой, черкесами, окоченскими татарами, поляками, грузинами, армянами, украинцами.
Служилым сословием терское казачество становится позднее, уже в XVII веке, когда в силу его расположения на окраине Российского государства произошло осмысление им и Россией общности судеб, когда завязалось их тесное взаимодействие путем согласования интересов и поддержания мира на границах государства. Терские гребенцы начали службу Ивану Грозному в 1577 году. Отсюда в русской армии считалось старшинство Кизлярово-Гребенского полка. Тогда же царь признал за ними право на берега реки Терек [28].
Если в начале XVII в. денежное и хлебное жалование получали 500 гребенских казаков, то в 1623 году только одних атаманов на государевой службе на Тереке было уже около 30, что свидетельствует об интенсивном «огосударствлении» казачества и о процессе формирования служилого сословия. Тем не менее по свидетельству историка И.И.Попко, еще «многие десятилетия осуществляется казачье самоуправление, выборность кругом всего своего управленческого состава... Все дела, распорядительные и судебные, разбирались и решались в вечевом «войсковом кругу», в котором всякий совершеннолетний казак имел право голоса, не ограниченное никаким цензом. Войсковой круг изрекал постановления и правила, дозволения и запрещения, обязательные для каждого из членов войскового общества. Круг произносил гражданские и уголовные решения и сам же немедленно приводил их в исполнение всем миром, не имея ни приставов, ни палачей. Трибуна и эшафот, можно сказать стояли рядом, без малейшего промежутка».
Войсковой круг избирал войсковых лиц на годичный срок. Предусматривались следущие должности:
-войскового атамана - временного князя войска, ограниченного советом старейшин и ответственного перед войсковым кругом. Степень личной его власти зависела от полномочий, представленных ему войсковым кругом, а символом его достоинства была «насека войскова - жезл, приличным образом оправленный»;
-войскового есаула, разносителя по войску распоряжений войскового атамана, наблюдателя за повседневным исполнением распорядков, объявленных войсковым кругом;
-войскового хорунжия или знаменщика, хранителя войсковой хоругви, выносившего ее в войсковой круг перед лицом атамана и отправлявшегося с нею в поход [29].
Вольное казачество на Тереке в отличие, к примеру, от донцов, Долгое время не имело единого центра - войсковой столицы. Управленческую роль играли те казачьи городки, чьи станичные атаманы становились во главе войска. Казачья община на Тереке внешне являлась военной дружиной, а внутренне всегда оставалась соседской сельской общиной [30].
В 1720 году гребенские казаки, а позже и терцы поступили в ведение военной коллегии. Первоначальный срок службы был определен в 30 лет, а затем сокращался в 1856 году до 25 лет, в 1864-м - до 22-х, в 1891 - до 20.
Служилый состав Терского казачьего войска разделялся на три разряда:
1) приготовительный - срок службы три года. Призывались молодые люди, достигшие восемнадцатилетнего возраста. В этот период они проходили подготовку в своих станицах и на лагерных сборах;
2) строевой - 12 лет. В 21 год казаки призывались на действительную службу, которую в мирное время несли от 3 до 4 лет. Затем люди увольнялись на льготу с обязательством иметь обмундирование, вооружение, снаряжение, строевых лошадей и являться на лагерные двухнедельные сборы для практических занятий;
3) запасный - 5 лет. По достижению 33 лет казаки призывались на службу только в военное время. В возрасте 38 лет увольнялись в отставку [31].
Терско-гребенское, кизлярское казачество участвовало во многих военных кампаниях России: в боях под Чигириным в 1677 году, в азовском походе 1695 года, персидском походе Петра I в 1722 году, в крымской кампании 1788-1791гг., войне с Персией и Турцией 1826 и 1878гг., в походе на Кушку 1885 года, русско-японской войне 1904-1905гг., первой мировой войне [32].
Однако, основным занятием, требующим каждодневных усилий и жертв, было несение службы непосредственно на Кавказе. Это многие десятилетия определяло жизнь и быт всего терского казачества. Особенно с 70-х годов XVIII века, когда сформированная Россией Кавказская линия укреплений приобрела исключительно военный характер.
Казачьи станицы соединялись между собой кордонной линией, где через 2-2,5 версты располагались сторожевые посты. На казаках лежала обязанность нести службу на постах, чинить дороги, строить мосты, поддерживать укрепления крепостей, заготовлять лес для строительства, проводить земляные работы. По словам И.И.Попко, «жизнь линейной казачьей станицы сжата, скучена до крайности. В ней ночует, а когда на линии тревожно, то и днюет весь станичный скот. С захождением солнца и люди и четвероногие - все убирается под защиту станичной ограды... В опустелом поле тихо и осторожно проедет вооруженный, закутанный в бурки и башлыки, ночной разъезд, да проскочит почта, окруженная лихим конвоем. Да там же, около речного берега, заляжет невидимый секрет... Но вот уже прошла ночь, наступил день, однако ж никто из станицы не выедет и скота не выгонит, пока не прибудут утренние разъезды, и объявят, что опасности не предвидится. Но предвидеть ее так же трудно, как и перемену погоды... В силу такого правила казак ни в какую работу и ни в какую поездку не отправлялся без оружия» [33].
Именно на Тереке, «на линии на линеюшке, на распроклятой сторонушке», как говорилось в одной старинной казачьей песне, шла наиболее напряженная служба: «тут тоже шел бой; тяжелый непрерывный, домашний бой, к которому казаки привыкли». Самыми трудными для них были годы Кавказской войны (1824-1859). Эти тридцать пять лет подорвали мощь кизлярского казачества, обезлюдили Нижний Терек (еще в начале XX века в гребенских станицах женщин было значительно больше, чем казаков) [34].
С созданием Кавказской линии военно-стратегические задачи заставили российское командование пойти на свертывание демократических начал в войсковой жизни казаков. В 1819 году генерал А.П.Ермолов в Кизлярском и Гребенском войске отменил выборные должности войскового и столичных атаманов и стал назначать офицеров из регулярных войск. В офицеры производилась и часть казачих старшин. Терское казачье войско в начале XIX века окончательно потеряло остатки внутреннего самоуправления и превратилось в военно-служилое сословие.
До начала 60-х годов XIX века Кавказская линия представляла собой территорию от Черного до Каспийского моря. Разделялась она на следующие части: черноморская береговая линия составляла правый фланг; в центре размещалось управление владикавказского коменданта; левый фланг объединял земли Моздокского, Гребенского, Семейно-Кизлярского полков, Большую и Малую Чечню. Подразделялся левый фланг на две линии: Сунженскую и Терскую, которая начиналась от границ Кизлярского полка и шла до Каспийского моря. Все посты на линии содержались казаками.
Исключительную роль в становлении северо-кавказской границы России сыграли возникшие города Терки (1588), Кизляр (1735), Моздок (1763) и целая россыпь «государевых» острогов и крепостей вдоль Терека.
В системе Кавказской укрепленной линии большое значение имел Кизляр. Он возник на реке Терек, в конце XVI века. В 1735 году Кизляр был укреплен и стал пограничной крепостью со статусом города. Это - старейший русский город на Кавказе и самый старый из всех ныне существующих городов Северного Кавказа. В XVIII - первой половине XIX века он являлся главным военно-политическим центром России в регионе и его долгое время называли даже «русской столицей на Кавказе» [36].
В начале XIX века в Кизляре (без уезда) насчитывалось более 100 предприятий, в том числе два казенных шелковых завода, 11 сафьяновых, два красильных, 50 виноградно-водочных (к 1819г. число последних возросло до 72), 8 кожевенных, 2 шорных, одно мыловаренное производство, слесарные мастерские и др. Кроме того, здесь имелось 12 фабричных станов по изготовлению щелковых тканей, на которых работало 40 человек. Всего на предприятиях и виноградниках Кизляра в том же году было занято 4120 постоянных рабочих, из них 2508 мужчин и 1612 женщин [37]. Как главный экономический центр региона, Кизляр (вместе со всем уездом) привлекал многих представителей северо-кавказских народов и прежде всего горцев, нанимавшихся здесь на временные работы.
Кизляр был крупным центром торговли. На его базары приезжали купцы из Дагестана, Армении, Азербайджана, Грузии, Средней Азии, Персии, Турции, Индии и других стран. В Кизляре для «всегдашней продажи» было три больших рынка: армянский, татарский и русский. Для купцов здесь были построены гостиные дворы - караван-сараи, юстоянная (ежедневная) «внутренняя торговля» производилась также в лавках и магазинах, которых, например, в 1803 году в Кизляре насчитывалось 250 [38].
Кизляр имел тесные экономические связи с чеченскими ремесленными и торговыми пунктами (Старый-Юрт, Большой Чечен, Старые Атаги и др.). Для горцев сбыт своих товаров был насущной необходимостью. Они торговали на ярмарках Терского города и Кизляра бурками, войлоком, скотом, арбами, получая в обмен соль, порох, холст, шелковые и бумажные ткани как восточного, так и российского производства. Дорогие ткани, приобретенные в городах Терки и Кизляре, использовались для изготовления праздничной одежды. Таким образом, благодаря этим городам, горные общества более интенсивно имели возможность торговать с соседними народами и приобретать товары [39].
Кизляр уже в первые десятилетия своего существования планировался Российским государством как пункт наиболее интенсивного не только экономического, но и социального, культурного взаимодействия многих народов.
В первые годы царствования Екатерины II для усиления Кизлярского края сенат считал целесообразным поощрять переселение «всякой нации людей, т.е. чеченцев, кумык, других из горских народов и нагайцев,...а для размножения шелку и мануфактур - о дозволении селица и всех христианских наций людям, как-то: грузинам, армянам.и другим... располагая их селения по реке Тереку между новой крепостью Моздок и Гребенского казачьего Червленного городка» [40]. Это распоряжение перекликается с более ранним «Ордером» В.Я.Левашова, который, будучи главнокомандующим российскими войсками на Кавказе при Анне Иоановне, наставлял полковника Юрлова в том, как расселить жителей: «На берегу реки Терека до потоку реки Прорвы - базар и терских дворян, и казаков, и новокрешенных, и грузинская, и армянская, и окоченская слободы поселены быть надлежат... Строиться по чертежу, а прихотничать и излишней земли захватывать никого не допущать» [41].
Посетивший Кизляр в 1772 году академик И.А.Гильденштедт отметил расселение жителей города по 8 кварталам:
1) армянский квартал - Арментир-армянская слободка, 2) грузинский квартал - Курце-аул-грузинская слободка, квартал новокрещенцов («проселитов»)- Кристи-аул, квартал терских казаков,
окочирскии квартал составили жители деревни Окочир и Окочены, квартал черкесский - Черкес-аул, (там жили черкесы, подданные князей Бековичеи -Черкасских,),
7) квартал казанских татар - Казанте-аул, 8) квартал таджиков-тезиков - Тезик-аул [42].
- Кроме перечисленных выше кварталов в Кизляре существовала индийская колония, по величине вторая в России после астраханской. С учетом многонационального состава населения Кизляра, сверх прочих предметов, определенных по уставу 1828 года для уездных училищ, преподавались армянский и татарский (тюркский) языки [43].
Кизляр являлся также главным религиозным центром России на Кавказе. В XIX веке, в период его наивысшего расцвета, в Кизляре было 10 церквей (пять русских, три армянских и две грузинских), шесть мечетей, одна синагога, один костел и три монастыря. В некоторых из кизлярских церквей и мечетей служили крупные религиозные деятели и просветители.
В начале XIX века православная церковь предприняла попытку обращения в христианство кавказских горцев. Император Александр I утвердил проект по распространению Библии между иноверцами Российской империи. Именно из Кизляра осуществлялась пропаганда среди кавказских горцев. Этим делом специально занимались Кизлярский Крестовоздвиженский мужской монастьгрь, основанный в 1736 году (в течение длительного времени он был единственным русским монастырем на всем Кавказе), и Осетинская Комиссия, созданная в 1748 году.
При последней существовала особая школа, в которой обучались грамоте и началам христианства дети осетин, чеченцев, кабардинцев и других горцев. Принято считать, и это вошло во все дореволюционные энциклопедии, что она - первая русская школа на Кавказе для обучения детей кавказских народностей.
Положительным в деятельности Кизлярского монастыря и Осетинской Комиссии было то, что они способствовали распространению среди мусульманских народов русской культуры, а также содействовали освобождению (выкупу) христиан из турецко-крымского, персидского и горского плена.
Главнейшей из церквей был русский православный соборный храм, называвшийся Казанским во имя Иконы Казанской Божьей Матери. Возводился он одновременно с крепостью из красного кирпича в старовизантийском стиле и представлял собой трехпрестольный храм. В строительстве его приняли участие не только отечественные, но и зарубежные специалисты. Внутреннее убранство храма состояло из весьма древних и ценных храмовых реликвий, главные из которых были подарены ему императрицами Елизаветой и Екатериной II как старейшему русскому храму на Кавказе. Его, как и другие культовые сооружения города, уничтожили в первые десятилетия советской власти [44].
Необходимо отметить, что хотя церковь осуществляла здесь свою просветительскую и миссионерскую деятельность достаточно активно, именно на Нижнем Тереке нашли свой приют гонимые правительством и церковью раскольники и старообрядцы. По данным 1915 года их в Кизлярском отделе насчитывалось 25,2 тыс. человек, что составляло 73,4% всех живущих на Кавказе старообрядцев и раскольников [45].
С 1738 года у гребенских казаков начались осложнения в отношениях с духовной властью из-за старых обрядов. Вышедшие из Руси почти за сто лет «до Никоновского исправления» и образования раскола, терцы здесь сохранили приверженность к «старым отцовским обрядам»: крестились двумя перстами, ходили «по-солонь», двоили аллилуя и т.п., немало не подозревая, что делались через это причастными к расколу. Когда же церковь попыталась принудить казаков отступиться от благословения двуеперстием силой, она достигла противоположного результата: в 1745 году казаки направили депутацию кизлярскому коменданту, которая заявила, что «креститься тремя персты казаки не будут, хотя бы за то пришлось им пострадать и умерети» [46]. Возбуждение грозило вылиться в открытое выступление, однако, власть проявила гибкость. Сенат запретил преследовать казаков-староверов, «понеже они живут в самом пограничином месте и по их легкомыслию тако-ж по нынешним конъюнктурам для того обрасчения строгости употреблять несходственно, и для того, покаместь в Синоде рассуждение и точное определение учинено будет, - казакам ныне принуждения никокого не чинить» (47). К 1812 году гребенцы представляли собой практически поголовно старообрядцев (4б). Это влияло не только на уклад жизни, но и на облик казачьих станиц. Лежит к примеру, ервленная на равнине, почти у самого берега Терека. В центре станицы площадь, на которой хотели построить полагавшуюся по плану церковь.
Но население - старообрядческое и площадь осталась пустой [49].
Лишь постепенно, с появлением на Тереке крестьян-переселенцев в середине XIX века православная церковь начинает завоевывать позиции.
Но и тогда старообрядство сохраняло стойкость, благодаря наличию «среди казачества истинных старообрядцев, живущих густыми массами в станицах Кизлярского отдела» [50] .
Дав краткую характеристику Кизляру, необходимо перейти к освещению того, что представляло собой кизлярское казачество в административно-территориальном плане, а также что собственно составляло основу его благоденствия ко времени Октябрьской революции.
Без осмысления этого, как нам представляется, нельзя понять сущности процесса его современного возрождения. В 1785 году указом Екатерины II было создано Кавказское наместничество в составе двух губерний: Кавказской и Астраханской.
Кавказская губерния вобрала в себя все земли на Северном Кавказе, расположенные между Кумо-Манычской впадиной на севере и реками Тереком, Малкой и Кубанью на юге. До 1867 года низовья Терека во главе с Кизляром являлись уездом этой губернии.
В конце 60-х годов XIX века была создана Терская область, которая делилась на три отдела (Пятигорский, Кизлярский и Сунженский) и четыре округа - Владикавказский, Хасав-Юртовский, Нальчикский и Грозненский. Казачье население проживало почти исключительно на территории трех указанных отделов. Оно группировалось здесь в станицах, поселках и хуторах, расположенных преимущественно по левым берегам рек - Терека, Сушки и Малки.
В 1889 году в Терской области проживало 168768 человек (в Кизлярском отделе - 39571). Собственно казачье население станиц составляло 19745 семей, что представляло собой значительную величину, так как в среднем на одну семью приходилось 7,8 душ обоего пола.
Терское казачье войско состояло из семидесяти казачьих станиц, из которых к Кизлярскому отделу отходили следующие: Александрийская, Александро-Невская, Бороздинская, Дубовская, Каргалинская, Курдюковская, Старогладковская, Гребенская, Шелкозаводская, Щедринская, Червленная, Николаевская, Калиновская, Савельевская (по Тереку); Кахановская, Ильинская, Петропавловская, Грозненская, Заканъ-Юртовская, Ермоловская (по Сунже); Борятинская (при Горячих Ключах) [52].
Все казачьи станицы подчинялись начальнику области и наказному атаману Терского казачьего войска. В военном отношениии атаман имел права начальника дивизии. В его непосредственном подчинении был войсковой штаб, а по гражданскому управлению ему принадлежали все права и обязанности, присвоенные губернатору [53] . Все центральные управленческие структуры размещались во Владикавказе.
Отношение казачества к земельной собственности формировалось на протяжении нескольких веков. В основе казачьей земельной идеологии - понятие «воля и земля», суть же - в объединении казаков на основе двух начал: принадлежности занятых казаками земель казачьему войску и демократических порядков землепользования.
В основе вопроса о земле всегда лежало государственное начало. Свободные земли в. пределах любого войска не были «божьими» или «ничьими», как понимали в те времена права на такие земли крестьяне и скотоводы, а неприкосновенным достоянием казачьей общины. Главный принцип состоял в том, что земля, занятая единой демократической организацией, должна быть коллективной собственностью. Этот порядок землепользования сохранялся вплоть до 1919 года.
В 1845 году было издано первое положение о землепользовании казаков Терского Казачьего Войска, а в 1869 году обнародовано утвержденное императором новое, более общего характера, по земельному устройству во всех казачьих войсках. Согласно последнему занимаемые земли казаками, делились на три части:
-»юртовые» - отводились для казаков, живущих в станицах. Им было предусмотрено по 30 десятин на каждого мужчину, а также 300 десятин предоставлялось тем станицам, где были приходские церкви. «Никакая часть земли и никакое угодье в черте станичного юрта заключающееся, - говорилось в документе, - не могут выходить из владения станичного общества в чью-либо личную ответственность». В Кизлярском отделе общины придерживались передельно-паевой системы, при которой общинные (станичные) земли распределялись по жребию на равные паи, с постоянной пережеребьевкой через шесть лет;
-для наделения слркилого войскового сословия (генералов, офицеров). В 1870 году на их земли была введена полная частная собственность, что противоречило общеказачьему историческому принципу владения и пользования землей;
-»войсковой запас земли» [54].
У гребенских земледелие появилось раньше, чем у других живущих в низовьях Терека этносов. Основной зерновой культурой у них сначала было просо. С переселением на левый берег Терека гребенцы перешли к возделыванию озимых ржи и пшеницы, а из яровых - ячменя, овса, проса, гороха и чечевицы. Тогда же они приступили к разведению подсолнуха и бахчевых культур. Земледелие у казаков носило экстенсивный характер. Почва никогда не удобрялась. Источники 30-50-х годов XIX века отмечают, что гребенские и терские казаки «хлебопашеством занимаются очень нерадиво» и что у них хлеб «производится в весьма малом количестве» [55].
Во второй половине XVIII века значительное развитие на Тереке получило виноградарство. Тогда только вокруг Кизляра виноградными садами было занято около 2000 десятин с ежегодной добычей более 700000 ведер вина, находившего себе широкий сбыт в России.
Доставка хлебного спирта из России стала затруднительна, акциз на него был высок, а из винограда разрешалось тогда приготовлять спирт беспошлинно. Кроме того, сбыт вин в больших количествах обходился дорого и был сопряжен с целым рядом затруднений (частая порча вина в пути и т.п.), тогда как водка и спирт были более удобны для хранения и сбыта. Учитывая все это, кизлярцы стали все большую часть винограда обращать в водку и спирт. Для их производства на Тереке стали строить винокуренные заводы.
Изготовление водки производилось в простых огненных аппаратах, затем ее подвергали продолжительной выдержке в дубовых бочках, благодаря чему она приобретала желтоватый цвет, напоминающий французский коньяк. Кизлярская виноградная водка, «кизлярка», ничем не уступала французской виноградной водке. Высокие качества «кизлярки», дешевизна быстро прославили ее не только на всю Россию. На внутреннем российском рынке «кизлярка» заменила водку, экспортируемую из Франции.
Правительство, будучи заинтересованным в развитии этой важной отрасли хозяйства, со своей стороны всячески поощряло население. С этой целью бесплатно раздавались земли под разведение виноградников. Лицам, занимающимся виноградарством и виноделием, предоставлялись разные льготы и привилегии, а особенно отличившиеся в этом деле награждались большими земельными участками, царскими медалями и подарками. Были установлены различные льготы на кизлярское виноделие. Так, указом Александра I от 1803 года кизлярцам было разрешено отправлять водку и вино в Москву без всякой пошлины. Там им был специально отведен казенный дом с подворьем для склада кизлярских вин.
Изделия кизлярской водочной промышленности сначала вовсе не облагались налогами. Введенный с 1807 года умеренный акциз на виноградную водку, давший значительный доход казне, не отразился на местном виноделии, поскольку широкий сбыт вина и водки, а также высокие цены на эти продукты обеспечивали верный доход садовладельцам (ведро вина сбывалось в России по 16 рублей ассигнациями, а ведро водки - 12-14 рублей серебром) [56].
Б целях поднятия культуры вино-водочной отрасли в Кавказской губернии и подготовки специалистов в 1807 году в Кизляре было открыто (по царскому указу, изданному в 1803 году) первое в России училище виноградарства и виноделия (второе было основано тогда же в Крыму). Просуществовало оно до 1866 года.
Большой спрос на кизлярские (терские) виноградную водку и вино, высокая доходность от -их продажи в условиях покровительственной политики правительства вызвали настоящую виноградную лихорадку на Тереке. Население Кизляра оставило все другие занятия (кроме торговли и шелководства) и занялось виноградарством. В 1815 году общая площадь виноградников Кизляра (без уезда) составила 4500 десятин; в числе собственников было много лиц, владевших 20-40 и даже 100 десятинами. В том же году в Кизляре выработано вина около 1600000 ведер и выкурено 160 000 ведер спирта [57].
Следствием этого явилось то, что виноградарство окончательно утратило характер самостоятельного промысла и целиком перешло на службу к виноградно-водочному производству. Согласно статистическим данным, в 1828 году в Кизляре (с окрестностями) действовало 86. виноградно-водочных и спиртокурительных заводов, произведших только одной водки 235424 ведра на сумму 1823076 рублей, а вместе с Округом (станицами) 120 заводов вырабатывали 237686 ведер водки на общую сумму 2066316 рублей [58].
Наибольшее развитие виноградарство и виноделие в этот период получило у гребенских казаков. Так, в 1825-1828 годах только в пяти станицах Гребенского войска виноградниками было занято около 500 десятин, вина добывалось ежегодно до 216000 ведер, из которых более половины шло в перекур водки. Только одна станица Червленная производила в год до 148 тысяч ведер вина. От виноградарства и виноделия каждый хозяин получал от 400 до 800 рублей годового дохода. В станицах гребенских и терско-семейных казаков работало 37 заводов «для делания кизлярской водки» [59].
Главным рынком сбыта терских вин был Нижний Новгород, а с появлением Владикавказской железной дороги - Харьков. Кизлярские (терские) виноградные вина и спирт в больших количествах вывозились и в другие места России.
В начале 80-х годов (не позднее 1885г.) в Кизляре впервые в России было налажено производство отечественных коньяков. Этому способствовало наличие необходимой сырьевой базы. Причем в городе этим делом почти одновременно начали заниматься многие виноградопромышленники. Кизлярский коньяк вывозился в Москву, Варшаву, Петербург и другие города [60].
Относительный спад виноградарства и виноделия в конце XIX - начале XX вв. был обусловлен рядом причин и прежде всего рутинной организацией виноградарства и виноделия. Несмотря на чрезвычайно благоприятные природо-климатические условия, техника и культура производства находились на крайне низком уровне. Известно, что главная роль в улучшении виноградарства принадлежит подбору (выведению) высококачественных сортов винограда, приспособленных к местным условиям. Терские же виноделы в погоне за прибылью заботились главным образом не о качестве производимых вин, а о количестве. С этой целью они старались разводить не лучшие сорта винограда, а низшие, но более плодовитые и дававшие большую массу виноградного сока, шедшего на выкурку виноградного спирта и выделку дешевых виноградных вин. Ухудшению качества терских вин способствовали также грубые способы обработки вина, недостаток техники и знаний у большинства производителей [61].
Упадку виноградарства способствовала и налоговая политика правительства. С 1884 года наблюдалось постепенное увеличение акциза на виноградный спирт, а к началу XX века вообще все льготы были уничтожены. Виноградарство становилось все менее выгодным делом. Но даже в момент наибольшего спада местного виноградарства и виноделия в 1913 году в Кизляре (без отдела) было 45 виноградо-водочных заводов, из них более 10 спиртно-коньячных [62].
Территория Кизлярского отдела охватывала Средний и Нижний Терек - от раздела реки на рукава вплоть до устья. Это зона - наиболее благоприятная для рыболовства (чем ближе к морю, тем богаче рыбная ловля). Если казаки, жившие выше по реке, находили в данном промысле более или менее случайный, подсобный заработок, то для низовых кизлярских станиц с давних пор важнейшим источником существования было рыболовство. Отдельные станицы (Копай, Черный Рынок) были заняты исключительно рыбной ловлей, и весь их быт был подчинен этому занятию. Здесь даже женщины участвовали в промысле.
Земли Кизлярского отдела в большинстве своем были неудобны для хлебопашества, а потому по положению от 14 февраля 1845 года казачеству здесь предоставлялись широкие права на развитие рыболовства.
Если у уральских казаков не было отдельных станичных или частных хозяйств, общим хозяином рыбной ловли там являлась вся войсковая община, то на Тереке отношения складывались гораздо сложнее. Здесь казачество вело как речной, так и морской промысел. Последний составлял собственность всего войска, речными же водами владело не только войско, но - главным образом - отдельные станицы, и даже частные лица.
Терский казак-рыболов вел промысел преимущественно индивидуально, используя простейшие орудия, такие как удочка, подпуск, багор и т.д. Свои сравнительно небольшие уловы он обрабатывал (солил, сушил и проч.) на собственном дворе; особых промысловых заведений по Среднему Тереку не существовало; они имелись лишь в низовьях и принадлежали не казакам, а арендаторам вод или скупщикам рыбы.
Индивидуальный характер рыбного промысла не исключал влияния войска на деятельность отдельного рыбака. Каждый казак станицы имел свой пай - право участия в лове. Паями, правда меньшей величины, наделялись также несовершеннолетние, вдовы и круглые сироты.
Владелец пая мог его продать или передать другому лицу, даже не казаку; обыкновенно паи на целый год продавали за 10 рублей, на весну - за 3 и на осень - за 5 рублей (высшая стоимость осеннего рыболовства объясняется осенним ходом таких ценных рыб, как лосось и шамая). Для участия в том или другом виде лова требовалось известное количество паев: так ловить неводом могли лишь, имея четыре пая; лов сеткой дозволялся при соединении трех паев, причем с трех же паев можно было выставлять и нитяную ванду и т.д. Таким образом, войско создавало условия, при которых неимущие и малотрудоспособные группы населения могли кормиться и существовать за счет продажи своего пая или соединения их в форме небольших трудовых артелей.
Индивидуальные виды рыбного промысла не исключали древней традиции коллективного лова - «громки», «гая» или «вольницы». Громка устраивалась обыкновенно поздней осенью - в ноябре, декабре, когда ловили преимущественно сома; в начале апреля шли на сазана. Весь порядок громки (место, ее начало и конец плава, время, количество сетей, их качество и прочее) определялся соответственными станичными приговорами, устанавливающими вместе с тем и надлежащие взыскания за нарушения того или другого правила; взыскания эти выражались в уплате определенной денежной суммы в общественный капитал или даже в конфискации орудий лова и лодки. Во время осенней громки вылавливались десятки тысяч пудов сома, залегающего на зиму в глубоких ямах. Весь улов от гая непременно делился между всеми поровну, что являлось также элементом социальной политики войска, направленной на сглаживание возникающих резких имущественных различий, на поддержание беднейших слоев.
При «продаже» вод или сдаче их в аренду условия бывали весьма разнообразны: либо казаки оставляли за собою право бесплатного лова мелкими орудиями, либо обязывали арендатора допускать их к лову за особую в его пользу плату с каждого отдельного орудия лова, или принимать от ловцов рыбу по определенной цене (при этом иногда арендатор обязывался также снабжать ловцов снастями по установленной заранее цене). В таких случаях казаки делались как бы подрядными ловцами арендатора их вод. Кроме этого в договоре оговаривалось, что казакам, вдовам и круглым сиротам дозволялось производить лов беспрепятственно, но не для продажи, а лишь «для собственного своего продовольствия».
Следует отметить, что в конце XIX века рыбный промысел на Тереке приобрел крупномасштабный, товарный характер: количество выловленной рыбы с 1891 по 1899гг. увеличилось с 6950 до 169 636 пудов; добываемой икры с 145 до 1368 пудов. Это вызывало тревогу у экспертов за судьбу Терека. « Каждая новая рыболовная путина, -писал И. Д. Кузнецов в 1901 году, - приносит, в настоящих условиях, новую каплю зла, - а капля за каплей, мы знаем, точит и камень» [63].
Чтобы представить более объемно экономический потенциал нижнетерского, гребенского казачества, значимость различных местных социальных групп, приведем следующие данные по Кизлярскому округу, опубликованные в «Отчете об изысканиях 1901-1903 годов в низовьях Терека»:
-казаки были освобождены от казенных налогов, а уплачивали только земский и мирской, которые на одно хозяйство в год составляли 0,93 руб;
-средняя стоимость казачьего имущества колебалась от 438 рублей до 3383 рублей;
- расходы в год составили: личные - 526 pyб., хозяйственные – 252 руб.
Из приведенного материала можно с полным основанием заключить, что осуществляемое терцами сельскохозяйственное производство носило ярко выраженный товарный характер: в основе находился индивидуальный производитель-собственник, осуществлявший свою деятельность с ориентацией как на региональный, так и российский рынок. При этом следует отметить, что товарный характер производства не находился в противоречии с тем, что общинная форма землепользования являлась господствующей в крае. Будучи верховным собственником земли, Терское Казачье Войско осуществляло лишь контроль за использованием имеющихся ресурсов и не подавляло развитие собственно капиталистических отношений.
Наиболее стабильные отношения казачества с другими национальными общинами складывались там, где без вмешательства верховных властей достигалась интеграция в региональном разделении труда. Примером могут служить ногайско-казачьи взаимоотношения. Главными поставщиками скота в регионе были ногайцы. Экономические структуры двух этносов - казачья, садово-огородная и виноградарская, и ногайская, животноводческая, - дополняли друг друга, поскольку их развитие происходило на строго определенных территориях, что абсолютно исключало возможность потрав садов и огородов.
О характере отношений свидетельствует документ, направленный представителями Кизлярского общества осенью 1859 года генерал-губернатору Ставрополья. В нем содержался протест против практически спровоцированной российским правительством миграции ногайцев за пределы России (под видом организации хаджа в Мекку): «Известие о намерении кочующих ногайцев в Ставропольской губернии исходатайствовать позволение переселиться в Турцию, до того встревожило Кизлярских жителей, что они хотели обратиться с просьбой об оказании им задержания... Ногайцы в Ставропольской губернии необходимое звено в цепи народного благосостояния от самого Пятигорского уезда до Кизляра включительно... Вся сухопутная казенная и частная перевозка тяжестей на всем пространстве осуществляется ими... Не имея оседлости, они расселены повсюду и способны переносить все труды для взаимных выгод своих, хозяев и для общей пользы... Все скотоводчество, начиная от Моздока до Кизляра находится в руках ногайцев. Не только сами они имеют многочисленные табуны и стада, но служат пастухами всем Кизлярским и Моздокским хозяевам, имеющим значительные конные табуны, стада овец и рогатый скот... Из всего этого следует, что если ногайцы переселятся из настоящего места, то решительно некем заменять их... Неминуемым последствием этого будет гибельный поворот в хозяйстве и в благосостоянии жителей края... Сады, марена и отрасли хозяйства, оставаясь без обработки, заглохнут и уничтожатся, а средства сухопутного сообщения, этого главного двигателя промышленности, совершенно прекратятся» [64].
Казачество мирно сосуществовало со всеми национальными общинами, однако, до тех пор, пока не предпринимались попытки «разбавить» само казачество посредством искусственной миграции:
- русской. В 1782 году правительство Екатерины II опубликовало Указ, который разрешал заселение Ставрополья и земель между Кумой и Тереком как путем переселения сюда государственных крестьян, так и путем раздачи наделам помещикам. Но еще до его издания многие государственные и помещичьи крестьяне из зон распространения крепостничества самовольно бежали в предкавказские степи. Некоторые из этих вольных поселенцев оседали на северных рукавах Терека, к северо-востоку от Кизляра, где до этого не было оседлого населения. Именно беглые люди не позднее 1775г. на небольшой речке Бекетей основали волонов поселение Тягалоку, впоследствие Раздолье. Именно Раздолье является первым, самым старым поселением русских крестьян на Кизляршине.
В те времена северные рукава Терека (Борозда, Таловка, Бекетей, Средняя и др.) и прилагающая к их устьям часть Каспийского моря были чрезвычайно богаты рыбой, в том числе и красной. Поэтому сюда часто заходили на своих судах предприимчивые люди, в числе которых был и астраханский купец Григорий Чурек. Он организовал здесь постоянный рыболовецкий промысел. Здесь же на Березяке (тогда острове) Григорий создал первый рыболовный стан (около 1776г.), положивший начало селению Березяк (ныне старый Бирюзяк).
В 1783 году более ста тысяч десятин пустующих мест были пожалованы за службу генерал-губернатору князю А.А.Вяземскому. Так возникли села Старый Бирюзяк, Черный рынок, Коктюбей, Брянское, получившие свое наименование от здешних мест.
По соседству с Вяземским, ближе к Кизляру, получил под поселение крестьян 1466/ десятин коллежский советник, астраханский прокурор Андрей Тарумов, служивший до этого директором кизлярской таможни. Из документов видно, первую партию крестьян он поселил здесь в; 1786 году. Это и является датой основания села Тарумовка [65];
-украинской. Правительство в 1808, 1820, 1848 годах тремя «волнами» переселило на Кавказ из Малороссии более 100 тыс. человек [66]. | Появление в 1847-1848гг. среди терского казачества так называемых «Шаповалов», т.е. переселенных на линию из малоросских губерний) казаков и крестьян, вызвало отрицательную реакцию местных жителей. Большинство переселенцев власти планировали направить в Гребенской полк. Вследствие отказа казаков принять в свою среду «Шаповалов» из них в Червленном юрте было образовано отдельное поселение - станица Николаевская [67], а в Кизлярском округе - станица Мамаджановская (позже и Черняевка);
-армянской. В 1799г. на протоке реки Средней образовалось селение Карабаглы. Основателями и жителями его были армяне, переселившиеся из Нагорного Карабаха после опустошительного набега на Закавказье персидского шаха Ага-Магомеда-Хана. В память о родине люди и назвали свое селение [68].
Имела место, правда, не столь многочисленная миграция грузин, осетин, казанских татар.
После реформы 1861 года на Терек хлынула также мощная переселенческая «волна» со всех концов России. Особенно сильный приток наблюдался с 1870-х годов, когда помещикам разрешено было распоряжаться своими имениями, а лицам не войскового сословия - приобретать в собственность усадебные места в казачьих станица Модно стало сдавать земли в аренду. По Кизлярскому отделу Терско:
Казачьего Войска сдавалось до 188 058 десятин земли, казаками ст. Александрийской - 35636 десятин, Дубовскои - 7750, Курдюковскои -11200 Переселенец получал часть усадьбы на срок от 1/ до 60 лет, о чем составлялся документ, который скреплялся станичным правлением.
К 1914 году в Терской области оказалось 5/1240 переселенцев, а казаков вместе с горцами - 975600 [69]. Эту новую часть населения казачество не принимало в свою среду. Именно переселенцы стали активно заниматься хлеборобством, что привело на рубеже XIX-XX вв. к новому внутрирегиональному разделению труда. Правительство России во многом потворствовало переселенческой политике и «размыванию» казачьей собственности и казачьего населения, что естественно вызывало сопротивление последнего.
К концу XIX века угроза войсковой земельной собственности возникла, так сказать, изнутри: в большинстве случаев земли высшего командного состава, офицерские и генеральские, оказались скупленными предпринимателями, спекулянтами, нефтепромышленниками. Терское Казачье Войско, чтобы предотвратить сокращение казачьих наделов, стало выделять до одного миллиона рублей ежегодно на скупку этих «частно-владельческих земель».
В 1910 году на заседаниях Государственной Думы было высказано предложение распространить столыпинскую аграрную реформу на казачьи земли. Иными словами был поставлен вопрос о распространении частной собственности на все казачье землевладение. Казаки знали на опыте, что их система землепользования спасала их от разорения. За частную собственность высказалось не более 10 человек в каждом из отделов (богатые или одинокие). Такое решение Думы казаки восприняли как стремление властей к их устранению из экономической жизни. Станичные сходы отметили, что частная собственность на землю даст: во-первых, рост числа безземельных казаков, во-вторых, ухудшение подготовки к военной службе, в-третьих, переход казачьих земель в руки спекулянтов и богачей. Именно станичные сходы отстояли привычное для казачества уравнительное землепользование.
Отголоски этой борьбы были слышны еще в 1917 году, на учредительном общеказачьем съезде 7-19 июля, когда Г.А.Ткачев четко высказался за то, что рядовой казак и генерал должны иметь одинаковое право на пай, на рабочую норму и что казачьи земли не могут являться предметом купли-продажи.
В начале века в Главном управлении казачьих войск был выработан проект нового законоположения о лицах невойскового сословия, оседло проживающих в казачьих войсках, который имел целью закрыть пути к дальнейшему переселению на казачьи земли. Однако, проект утвержден правительством не был [70]. Казачьи же власти продолжали отстаивать войсковое землевладение в самых различных формах. Об этом свидетельствует, в частности, документ, подписанный атаманом Коцаровым в 1910 году, осуждавший факт сдачи в аренду участка земли горцу. «Находя поведение казака Савина позорным, - писал атаман, - я ... объявляю ему строгий выговор и предупреждаю, что в будущем подобные случаи отдачи земли в аренду туземцам не могут быть допустимы ни в одной станице Кизлярского отдела, и ходатайство даже целых обществ будет оставаться без уважения» [71].
Разделенность между казачеством и вновь прибывшими переселенцами ощущалась долго по месту жительства, роду занятий и т.д. В одном из документов середины 20-х годов говорится: «Общая площадь земель Кизлярского района составляет 1793500 га. Население его по национальному составу распадается: русских с украинцами 50109 - 72,8%, ногайцев - 14204 - 19,5, прочих - 4426 - 6,4%. «Население Кизлярского района представляет, главным образом, казачьи станицы от ст.Николаевской до Александра Невской (Сосаплы-Капаи), расположенные по левому берегу р.Терека... Означенные станицы состоят из русского населения бывшего казачьего сословия, за исключением Шелковской и Александроневской, состоящих из грузин и Ново-Гладковской, населенной казанскими татарами. Расположенные за Кизляром деревни: Большая, Малая Арешевки, Коктюбей и т.д. вплоть до Черного Рынка и Очинской пристани представляют из себя русское крестьянство - переселенцы, из центральных губерний России, поселившиеся в 1860-1900 годах на землях, приобретавшихся через посредство бывшего Крестьянского Земельного банка. Благодаря особым привилегиям, установленным царской властью для казачьего населения, все станичные общества от Николаевской до Александроневской были наделены неимоверно большими земельными участками, протяжением от юртовых границ вглубь к Ставропольской губернии от 50 до 100 верст. По этим земельным наделам на душу любого станичного общества приходиться от 10 до 25 десятин земли, правда, не всей удобной и доброкачественной для посевного хозяйства... Только ближайшие к населению земельные площади имеют некоторую черноземную примесь, необходимую для посевного хозяйства. Население казачьих станиц и г.Кизляра в основном занимается виноделием и виноградным садоводством и частично скотоводством. Хлебопашество, преимущественно производство пшеницы, составляет основу хозяйства переселенческого русского крестьянства, расположенного за Кизляром и вокруг него (русский Ачикулакский район)» [72].
К началу XX века казачество на Нижнем Тереке представляло собой сложившуюся специфическую этническую группу, субэтнос, живущий на своей достаточно четко обозначенной территории, обладающий собственным социально-экономическим укладом, обычаями и традициями, говором (диалектом) и, главное, самосознанием. Как подчеркивалось в одном из выступлений на общеказачьем съезде в Пятигорске летом 1917 года, «казачество не есть сословие, которое можно уничтожить, а народ, хотя и говорящий на одном языке с народом русским, уже поэтому оно не может быть уничтожено... Казачество - самый прочный кооператив, создаваемый исторически. Оно давно исторически определилось как народность... Казачество должно быть сохранено не как важное сословие, а как спаянный общей судьбою народ, и особым укладом жизни сросшийся в одну могучую земельно-экономическую общину, неразрывный, неделимый, где все принадлежит всем и отдельно никому, где каждому дана свобода самоопределиться, сливаться в разнообразные товарищества, заводить общее хозяйство, общую жизнь» [73].
Не впадая в какую-либо идеализацию казачества, понимая, что как и любое другое явление Российского государства, оно содержало немало противоречий, мы должны вместе с тем констатировать, что казачество как субэтнос в предреволюционный период находилось в процессе поступательного развития, который был насильственно прерван большевистским переворотом.
