КИБИРОВ Георгий (Астемир, Асчемур) Алексеевич (Минбулатович)
Родился в 1881 (?) году в станице Черноярской Терской области (ныне Моздокский район Северной Осетии), из дворян (или казачьих детей) Терского Казачьего войска. Православный. Женат, двое (?) детей.
Начальное образование получил в станичной церковно-приходской школе, закончил (?) Владикавказское реальное училище. Учился (с 1902) в Николаевском кавалерийском училище (со второго курса, не закончив обучение, ушел охотником на русско-японскую войну). В 1907 году поступил в Оренбургское казачье юнкерское училище, но год спустя по собственному желанию был отчислен в полк.
В службу вступил в 1895 году рядовым казаком в 1-й Горско-Моздокский полк Терского Казачьего войска. В этом полку (1895 – 1898). В лейб-гвардии 4-й (затем 3-й) Терской казачьей сотне СЕИВ Конвоя (1898 – 6 июня 1902). По Терскому Казачьему войску (6 июня – 6 августа 1902). На учебе в Николаевском кавалерийском училище (6 августа 1902 – март 1904). Во 2-й (затем 6-й) сотне 2-го Дагестанского конного полка Кавказской конной бригады (март 1904 – октябрь 1905). Прикомандирован к Дагестанскому конному полку ТКВ (октябрь 1905 – 26 июня 1907). На учебе в Оренбургском казачьем юнкерском училище, числится по ТКВ (26 июня 1907 – 12 сентября 1908). В Дагестанском конном полку, в том числе командиром сотни (12 сентября 1908 – осень 1914), одновременно – с 26 ноября 1913 по август 1914... – на лечении в Петербурге, где – с апреля 1914 – был формально прикомандирован на год (для получения денежного содержания) к Главному управлению государственного конезаводства. Во 2-м Дагестанском полку Кавказской конной дивизии (осень 1914 – осень 1916). Командир 5-й внештатной сотни Ингушского конного полка, числится в прежнем полку (осень 1916 – 16 марта 1917). Прикомандирован к 1-му батальону Осетинской пешей бригады Кавказской конной дивизии, числится во 2-й Дагестанском полку (16 марта – декабрь 1917).
Советскую власть не принял, в начале 1918 года организовал на родине отряд терских казаков, штаб которого располагался в станице Змейской. Летом 1918 года, когда началось восстание терских казаков под руководством Георгия Бичерахова, присоединился к нему со своим отрядом. В августе, когда восставшие взяли Владикавказ, назначен военным комендантом города (?). После поражения восстания ушел со своим отрядом через горы на Кубань, где соединился с войсками Деникина. С октября 1918 г. командир 1-го Терского пластунского батальона Добровольческой армии.
Немного сомнительна дата рождения, встречающаяся в некоторых источниках (на первый взгляд, вполне заслуживающих доверия) – 1881 год. Получается, что в военную службу он вступил в возрасте всего 14 лет. Если бы речь шла о начале XIX века, то допустить такое вполне возможно, но в 1895 году... Не знаю. Возможно – ошибка.
Имел репутацию прекрасного наездника и стрелка. Что до личных качеств, то начальник Терской области генерал-лейтенант С.Н. Флейшер характеризовал Кибирова так: «...офицер заведомо мужественный, распорядительный, умеющий входить в общение с туземцами и умеющий крепко хранить тайну, тем он уже имел себя зарекомендовать».
17 июня 1913 года поручик Кибиров был вызван в Грозный где получил от командира своего полка секретное предписание за № 83, в котором, между прочим, было сказано: «С разрешения начальника Терской области и наказнаго атамана Терского казачьего войска, на поручика вверенного мне Дагестанского конного полка Кибирова мною возложено секретное служебное поручение, для чего беспрекословно и немедленно давать поручику Кибирову войсковую часть или команду по его требованию, не спрашивая, для какой цели». Такие полномочия он получил для выполнения особого задания – поимки или ликвидации знаменитого чеченского абрека Зелимхана Гушмазукаева, за голову которого к этому времени была назначена награда в 18 тысяч рублей (по некоторым источникам – даже больше).
Более десяти лет (с момента побега из Грозненской тюрьмы с убийством часового) Зелимхан считался неуловимым. Жертвами его шайки (с переменным составом) стали почти три сотни солдат и офицеров и не менее ста гражданских лиц (и это – не считая раненых). Чтобы лишить абрека поддержки местного населения, на многие чеченские аулы за оказание помощи Зелимхану были наложены весьма значительные штрафы (в общей сложности счет шел на сотни тысяч рублей), а два селения – Нельх и Кек – были взорваны отрядом саперов 7 февраля 1911 года (жители предварительно выселены). О многочисленных преступлениях знаменитого абрека и деталях операции по его ликвидации можно довольно подробно прочесть, например в брошюре «Подвиг терского казака, ныне Дагестанского конного полка поручика Кибирова, уничтожившаго абрека Зелимхана», написанной князем Дмитрием Багратионом и изданной в Петрограде в 1914 году (она есть в Сети, поэтому здесь приводить подробности не буду – займет слишком много места, а «послужной список» и так получился немаленький). Временами она напоминает настоящий приключенческий роман – с переодеваниями, секретными агентами, тайным визитом в логово врага, когда жизнь героя висела на волоске (а на квартире им уже было оставлено завещание) и т.д., и т.п.
Кроме полученного приказа, у Кибирова был и личный счет к Зелимхану. Во многих источниках говорится, что убитый Зелимханом начальник Веденского округа полковник Василий Савельевич Галаев (см. в Списке) приходился Кибирову близким родственником – родным дядей, что давало поручику право на кровную месть. При этом князь Багратион в своей книге пишет, что дед Кибирова по материнской линии носил фамилию Гагенаев, так что Галаев никак не мог быть его родным дядей (разве что речь идет о муже одной из тетушек; сам Кибиров употреблял просто слово «дядя»). Но причиной для мести (оправдывавшей Кибирова в глазах кавказцев, симпатизировавших Зелимхану), могло быть и убийство абреком двух десятков его сослуживцев по Дагестанскому конному полку.
Дело осложнялось тем, что мало кто знал Зелимхана в лицо. Этим, в частности, можно объяснить то, что неуловимого абрека несколько раз объявляли убитым. К тому же, во время налетов он прибегал к доступным ему способам гримировки. Как вспоминал сам Кибиров, все, описывавшие внешность Зелимхана, рассказывали о длинной бороде, а на самом деле он носил ее довольно коротко подстриженной (и с закрашенной сединой).
Для выполнения этого задания он отобрал два с половиной десятка самых молодых казаков – в возрасте от 17 до 19 лет – подготовкой которых усиленно занимался со дня их поступления в сотню, делая особый упор на беспрекословное выполнение его личных приказов и понимании роли каждого в общих действиях. Как говорил сам Кибиров: «Постепенно за эти дни люди слились со мною как бы в одно целое, понимали мои знаки издали почти без команды... Казалось, мы «одним миром мазаны», несмотря на то, что все они магометане, а я православный». Тем не менее, в отдельные моменты операции, для соблюдения режима секретности, он требовал от них принесения клятвы на Коране о хранении тайны. О плане, разработанном для поимки абрека, знали всего четыре человека. Поручику приходилось таиться даже от своего сотенного командира (который не был посвящен в дело) и от собственного денщика-мусульманина, хотя тот был не кавказцем, а казанским татарином. Мало того, перед началом решающей фазы он пообещал собственноручно пристрелить любого из группы, кто попытается отстать (и, возможно, предупредить Зелимхана).
Завершилось всё утром 25 сентября уничтожением Зелимхана, причем никто из отряда Кибирова не погиб (хотя восемь человек были ранены, в том числе и сам поручик). А через несколько дней во Владикавказ (где первое время Кибиров лечился в госпитале) пришла телеграмма от Высочайшего имени, в которой сообщалось о награждении его орденом св. Владимира 4-й степени. Кроме того, от благодарных чеченцев ему вручили драгоценную шашку, некогда (якобы) принадлежавшую имаму Шамилю и хранившуюся у одного из его бывших наибов – Талхикова, которую Кибиров до этого хотел приобрести. Впоследствии на клинке была сделана надпись: «Нa добрую память поручику Астемиру Минбулатовичу Кибирову от Шалинскаго общества, по приговору от 27-го сентября 1913 года за № 79, за избавление Чеченского народа от злейшего врага разбойника Зелимхана Гушмазокаева 26-го сентября 1913 года, в 5 1/2 часов утра».
В этой надписи вызывает некоторое удивление несоответствие имени и отчества. Насколько известно из биографии, Кибиров был православным уже не в первом поколении и крещен еще в детстве (при этом уважал горские обычаи и умел совершать намаз). Наличие у него второго имени сам он объяснял так: «По местному обычаю, горцы дают православным свои имена; почти с детства меня называли Астимир». Тем не менее, это не объясняет отчества «Минбулатович», ведь его отца звали Алексеем (по местному – Аше).
12 июля 1914 года «Его Императорское Величество Государь Император, при посещении госпиталя, осчастливил Кибирова Своим Царским вниманием, осведомившись о здоровье и милостиво одобрив действия штабс-ротмистра и обнадежив его в будущем».
Черта внешности Кибирова, которую отмечает, в частности, один из его сослуживцев – «громадного роста и свирепого вида». По известным фотографиям Кибирова трудно судить, что современники вкладывали в понятие «громадный рост», но на снимке, где герой восседает на коне, они смотрятся вполне пропорционально (а верховым лошадям гигантизм не свойственен). Если же судить по словам самого Кибиров (в изложении Д. Багратиона) описывавшим внешность Зелимхана: «коренастая, широкоплечая фигура моего роста» и «рост его был 2 аршина 7 вершков» (то есть – около 175 сантиметров), очень высоким его назвать трудно.
При этом нельзя не признать, что Кибиров действительно обладал завидным здоровьем. Тяжело раненный «разрезной» винтовочной пулей, раздробившей верхнюю треть костей предплечья, он ночью около восьми часов пролежал без перевязки в грязи под проливным осенним дождем в одном бешмете (хоть и подбитом ватой), но, несмотря на то, что периодически терял сознание (так, что его даже считали умершим), продолжал руководить своим отрядом.
Интересен вопрос об отношении к Кибирову «кровников» – родственников Зелимхана, а также о собственном отношении отважного офицера к угрозе его жизни с этой стороны. В вышеупомянутой брошюре Д. Багратиона приведены слова Кибирова, относящиеся ко времени его пребывания в Петербурге: «Более всего я был удивлен, когда комендантский адъютант, явясь со старшим врачом клинического госпиталя, предложил мне от имени коменданта перейти в Николаевский военный госпиталь, так как там есть караул, который будет меня охранять.
Удивлению моему не было конца, когда оказалось, что какой-то досужий репортер поместил в газетах небылицы, будто с Кавказа приехали 4 чеченца для выполнения обычая кровавой мести за смерть Зелимхана. Поблагодарив адъютанта, я отказался от караула и остался в Клиническом госпитале. Тем не менее, газеты перепечатали эту утку с комментариями. Пришлось написать опровержение. К сожалению, по дошедшим до меня сведениям, некоторые господа извратили эту утку и пустили обидный для меня слух, будто я сам просил поставить караул для охраны моей особы, и прочее. Полагаю, что таким господам столь же нетрудно изобретать всякие небылицы, как и легко подхватывать их для сплетни...»
Эта история получила продолжение осенью 1916 года, когда Кибиров, уже в чине есаула, получил под команду 5-ю внештатную сотню Ингушского полка, сформированную из прощенных за старые грехи абреков (некоторых даже вернули с каторги). Среди них были и родственники Зелимхана, его кровные враги. Случаев неподчинения или угроз (насколько известно) в его адрес не было, но один из офицеров Ингушского полка в своих воспоминаниях писал о Кибирове: «Командовал он своей необыкновенной сотней отечески, поучая провинившихся толстой палкой, с которой постоянно ходил, будучи раненым в ногу. В полку у нас, при котором он числится со своей сотней, говорили, что, несмотря на свой пост предводителя бывших разбойников, Кибиров избегает показываться в Чеченский полк, где служили бывшие сподвижники Зелимхана, мести которых он должен был опасаться...».
При этом другой современник писал (и это было опубликовано в нескольких газетах): «Любопытно отношение находящихся в дивизии родственников ... знаменитого разбойника Зелимхана к сотнику Кибирову... теперь являющемуся командиром «кровников»... Не говоря уже о том, что «кровники» сами заявили Кибирову о питаемых к нему чувствах и о том, что на время войны они считают нужным забыть личные счеты, – они в одном из недавних боев блестяще доказали правдивость своих слов. Когда сотник Кибиров, в пылу горячей схватки с немецкими кавалеристами, вдруг очутился один против нескольких немцев, то первыми бросились к нему на выручку «кровники» Зелимхана...».
Оба родных брата Георгия Кибирова – Сафрон (Дзамболат) (1862–1920) и Павел (Дзанда) (1876–1918) также дослужились до полковничьего чина, причем средний стал кавалером (1916) ордена св. Георгия 4-й степени (в свое время он, командуя 6-й сотней Кизляро-Гребенского полка, тоже участвовал в операциях по поимке Зелимхана). Все трое приняли участие в Терском восстании.
В службе с 1895 г., урядником – с 1896 г., офицером (прапорщиком за боевые отличия) – с 12 июля 1905 г., хорунжим (за боевые отличия) – с 26 октября 1905 г., поручиком – с 3 октября 1910 г., штаб-ротмистром – с 22 (или 24) июня 1914 г., ротмистром – с ноября 1915 г., подполковником – с 19 июля 1917 г., полковником – с 1917 г.
Участвовал в кампаниях 1904-1905 (за успешную разведку позиции японских войск в 1904 году награжден Знаком Отличия Военного ордена 4-й степени; за глубокий рейд 12 и 13 января 1905 года в тыл врага и захват пленных награжден вторым Знаком Отличия Военного ордена 4-й степени, впоследствии замененным на крест 3-й степени), 1914-1918 (выдержка из наградного представления, составленного в январе 1915 года командиром 2-го Дагестанского полка подполковником Амилахвари: «26 декабря 1914 г. в деле при деревне Береги Горне под сильным ружейным и пулеметным огнем противника, неоднократно посылаемый мною с приказаниями в штаб, исполнял все бесстрашно, выказывая удивительную стойкость и спокойствие. В то же время делал наблюдение за расположением неприятеля и дал весьма важные указания о его силах. Считаю, названный офицер вполне достоин награждения «мечами и бантом» к имеющемуся у него ордену св. Владимира 4-й ст., о чём особенно ходатайствую»; за то, что 22 февраля 1915 года, возглавляя конную разведку по тылам врага, разгромил роту австрийцев, захватил 15 пленных и разведал систему обороны противника, награжден орденом св. Анны 3 степени с мечами и бантом; с осени 1916 года – на Румынском фронте, в Карпатах), 1918-1920 (в 1918 году, в бою за город Прохладный, командуя батальоном казаков численностью около 400 человек, нанес внезапный ночной фланговый удар по позициям красных, захватил ж/д станцию, центр города и мост через реку Малка, трофеями стали большие запасы оружия и боеприпасов).
ЗОВО 4-й степени № 98625 (11.10.1904), ЗОВО 3-й степени № 16834 (18.08.1905), А4 «За храбрость» (1.09.1905), В4 (10.1913), С3 с мечами и бантом (1914), мечи и бант к В4 (1915), А3 с мечами и бантом (1915), С2 с мечами (1916), В3 с мечами (1917).
Погиб в феврале 1919 года в бою с красными под Владикавказом.
Из базы офицеров и генералов Русской Императорской армии, награжденных Знаками Отличия Военного ордена, составляемой М.А. Ишениным.
